— Беспризорники знают места, — подсказал я. У мужичка аж глаза разгорелись. — Найди их, пусть работают на тебя. Буду платить за пакет пыльцы сто пятьдесят рублей. И пацанов не обижай. Если узнаю чего, то Петра сперва отрежет тебе нос и уши. А потом и что-нибудь ещё.

— А ваше благородие смыслит в бизнесе, — пробормотал мужик, бросив на Петру опасливый взгляд.

— Может, отрезать ему что-нибудь прямо сейчас? — предложила она. — В качестве демонстрации серьёзности намерений.

Мужичок опасливо отступил. И вообще попытался незаметно притереться обратно к своим собутыльникам.

— Обиделась на его желание разложить тебя на столе? — поинтересовался я.

— Ничуть, — качнула головой девушка. — Я знаю, что красива и желанна. И секс люблю.

Вот теперь я поперхнулся пивом. С таким отстранённым и холодным выражением лица она это сказала… Дикий диссонанс. Ладно ещё откровенный наряд, может это как отвлекающий манёвр для противника, пока он пялится, его и зарубят. Да и доступ к татуировкам мечей на бёдрах. Но вот такое признание с каменным лицом…

— Проверим, — прохрипел я, откашлявшись. — Но попозже.

Тем временем бармен притащил мне два пакета, в каждом по три двухлитровых баклажки пива. Ну, Петра донесёт, она вон рослая и плечистая.

— Неплохое у вас тут пиво, буду заходить ещё.

От моих слов бармен вздрогнул и попятился. Ну, судьба у тебя такая, мужик. Потому что заходить я вправду буду. Как минимум за пыльцой. Надеюсь, слишком часто бегать не придётся, вряд ли феи её производят в промышленных масштабах. Вот тоже надо бы узнать, вдруг пакет — это годовой запас?

И ещё надо где-то раздобыть денег. Хм, может, тут какие-нибудь подпольные гладиаторские бои практикуются? Отправлю туда Петру, поднимусь на ставках.

Меченый не стал задерживаться, вернулся быстро. Положил пакет пыльцы на стол и поклонился в пояс. А рожу кривит от боли, видать, пылающее клеймо всё ещё продолжает жечь. М-да, вот это я устроил ему адскую жизнь. Этак спятит мужик от боли. Сам виноват, конечно. Но всё же…

— Быть уродами моды нам не с руки, — пропел я.

Клеймо перестало сиять, а рожа Меченого расправилась в облегчении. Хотя метка всё равно останется, как от настоящего клейма. Но это уж он точно заслужил. Нечего было грозиться вооружённым грабежом, да и на Петру зариться. Вот он тупой, конечно, она же вправду могла бы всех тут на лоскуты порезать максимум минуты за полторы.

— Спасибо, ваше благородие, — принялся кланяться Ванька Меченый. — Виноватый я. Искуплю. С Митькой сам всё порешаю. Ничего вы нам не должны.

— Ну ещё бы, — фыркнул я. — И думай впредь, на кого варежку разеваешь, пёс смердячий.

Я отвернулся, вернувшись к своему недопитому пиву. А в следующий миг на стол шлёпнулась волосатая ручища, сжимающая нож.

— Вот же дебил, — вздохнул я, пинком отправив голову Меченого к столу с его дружками. — Убей и этих.

— А мы чего? Мы же ничего! — заверещал один из мужиков, вскочив на ноги.

Ага, Ванька этот вон тоже ничего. Кланялся, чуть ли не руки целовать лез. А потом за нож схватился. Если б не Петра, быть мне главным блюдом на этом празднике жизни — Соловей в собственных кишках. Но она вовремя среагировала и сперва срубила головорезу оружную руку, а следом и тупую башку.

— Убей, убей, — повторил я, поскольку девушка остановилась на полушаге.

Не такой я дурак, чтоб оставлять в живых дружков придурка, который пытался меня убить, да сам весь вышел. Они явно затаят злость и попытаются когда-нибудь ударить в спину.

— Мы же… — попытался вякнуть тот же мужик.

Но Петра была быстра. И на этот раз работала чисто, не на показ. Никаких отрубленных конечностей и фонтанов крови. Один укол — один труп.

— Приберётесь тут потом сами, — бросил я взгляд на забившегося в угол бармена. — И мне нужна чистая рубаха, быстро.

Штаны тоже выбросить придётся, но до Академии и так дойду. На зелёном кровь не очень уж заметна. А вот бледно-синяя рубашка выглядит так, будто я в ней свинью разделывал, а потом жрал сырой.

— Да где ж я возьму, ваша милость, — проскулил бармен, повысив меня в статусе.

М-да, его-то собственная одежонка мне не подойдёт, мелковат мужичишка.

— Тут за углом кузен мой живёт, вашбродь, — подал голос мой будущий поставщик пыльцы. — Портной он. И лавка его там же. Не соблаговолите?

— Веди, — кивнул я. — И пакеты прихватить не забудь. Как там тебя?..

— Федя я, если вам угодно, вашбродь.

— Для тебя — господин Соловьёв, — поправил я. — Пошли.

Зашли мы в лавку с чёрного хода. Выходить на улицы в таком виде, будто с бойни, я не рискнул, так что прошли проулками. Зато хозяин лавки такому явлению не удивился. Пока меня не представил Федя:

— Это его благородие господин Соловьёв! Подыщи ему подходящую по статусу одёжку, Мишка.

— А где енто благородие так в кровяке перемазалось? — недоверчиво фыркнул Мишка. — Али девок гулящих резать изволили, да с собой одну приволокли?

— Резал слишком длинные болтливые языки, — огрызнулся я. — Есть у тебя рубаха моего размера или нет?

А Федя без долгих раздумий просто двинул кузену в ухо.

— Молчи, дурак! — прикрикнул он. — И перед леди повинись!

«Леди» тем временем поигрывала призванными алыми клинками, что стало наиболее убедительным аргументом.

Портной что-то неразборчиво пробормотал и метнулся в подсобку. Откуда вскоре вернулся с большой пыльной коробкой в руках. Так, что за нафталиновую древность он мне приволок? Он отбросил в сторону пыльную крышку, а добравшись до содержимого, я присвистнул.

Серебристая рубашка, очень мягкая и приятная на ощупь, с имитацией пуговиц, но надевается через голову. Штаны из того же материала. Но больше всего поразил лежащий на дне коробки плащ. Вроде кожаный, но очень лёгкий.

— Пошит из крыльев мантикоры, — заметив мой интерес, вякнул портной.

— Да не бреши, Мишка! — гаркнул на него Федя. — Откудова у тебя этакая роскошь?

— Так, того, — замялся портной. — Заказ был. Один старик приходил. Для внука, говорил. Он и материал принёс. А потом, как забирать пришёл, то того. Сердечный удар, прям на пороге. Вот вам крест!

— А рубашка и штаны из чего? — поинтересовался я.

— Так паучий шёлк, — удивился портной. — Лёгкий, но даже ножом этак сразу не пробить. С вас тысяча…

Алый клинок застыл у его горла.

— … Благодарностей, как носить будете, так добрым словом меня помянете непременно, — зачастил портной. — И ежели внук старика того придёт, так я на вас сошлюсь.

— Благодарю, — кивнул я. — Раз. Осталось девятьсот девяносто девять. Года три тебя поминать стану, если не врёшь.

Паучий шёлк и крылья мантикоры… Пауки тоже вряд ли обычные имеются в виду. Какие-нибудь гигантские пауки-людоеды, а паутиной своей в коконы людей заматывают, чтобы потом сожрать. По любому. Но мне плевать, шмотки-то вправду хороши.

Я быстро переоделся, не забыв переложить всё из карманов.

— Что ж, Михаил. Закупайся хорошими тканями, зелёного цвета. Всем сокурсникам в Академии порекомендую у тебя форму шить. От заказов устанешь. У нас там, знаешь ли, что ни Прорыв, так кителю или штанам кранты.

— Ваша милость, — раззявив рот от удивления, еле выдохнул портной, напрочь забыв, что я благородие, а не милость. — Да я… По гроб жизни…

— По гроб жизни меня даром обшивать будешь, — кивнул я, похлопав его по плечу. — Да, Михаил, договорились.

Когда мы вышли на улицу, Федя принялся неудержимо ржать.

— Ну вы даёте, вашбродь. И впрямь в бизнесе сильны. Мишку, рвача этакого, и на халяву обшивать поставить. Да и плащ того, не хухры…

— Да, Федя, — кивнул я. — Держись меня, через несколько лет тоже станешь в паучьем шёлке ходить. Но пыльцу чтоб на сторону не вздумал продавать. Иначе вот эта милая леди нашинкует тебя на фрикасе.

Не знаю, чего он испугался больше, самой угрозы или незнакомого слова. Но быстренько с нами распрощался, передал пакеты с пивом Петре и сбежал. А мы направились в Академию.