– Muchacha fantastica, сумасшедший, я сразу это понял по глаза – глаза El Greco, мать вашу!

 Он оставил Сашу рядом с пританцовывающей Лейлой и, подпрыгнув, коснулся рукой потолка.

– Мы сделаем костер на крыша!

– А если будет пожар? – кисло улыбнулся Хорхе.

– Значит, так хочет Бог, – отозвался беспечный Гонзо, живчиком вертясь-пританцовывая на месте.

 Тут все одновременно повскакивали, заговорили и задвигались.

– Я видела кучу старых подрамников на кухне пятого этажа, – возбужденно жестикулируя, сообщила длинная Вера.

 («И вот угас жемчужный свет луны, и не было извилистых тропинок, ни дерна, ни деревьев, ни цветов, и умер самый запах роз душистых в объятиях любовных ветерка…»).

 Збыш отошел от окна, присел на корточки перед замолкшим плеером у колонки, на которой снова возник черный Сабах. Збыш вздохнул и почесал у кота за ухом, приговаривая: «Сабах, Сабах!»

 («Я падаю, падаю, – мучительно выговорил Никос, беспомощно и невесомо опускаясь в ослепительную бездонность. – Кто-нибудь выпустит меня отсюда? На помощь!»)

 Ада, заняв центр комнаты, формировала отряды добровольцев.

– Там есть такой бетонный плита! – тряся руками перед ее лицом, орал Гонзо.

– Все равно, – твердо заявила Ада, – лучше разводить костер в большом железном ведре, так безопасней. Я знаю, ведро есть в восемьсот пятнадцатой, у Глума, он мне ключ от блока оставил.

– Но Арсен, – тревожно вздернул бровь Микки, – мы же видели, он никуда не уехал.

– Знаем мы Арсена, – насмешливо встряла Лейла. – Зайка как пить дать, будет до утра лазить по всему общежитию в поисках любви и водки.

– Правильно, – согласилась Ада, – мы будем долго звонить в дверь, и если никто не откроет, украдем ведро. Значит, так: я, Микки и Саша идем на восьмой.

– Можно, я тоже? – негромко-взволнованно воскликнул Збыш и, не получив ответа, просто встал рядом с Сашей.

– Кто пойдет на пятый за подрамниками?

– Ну, наверное, мы с Шамилем, – просовывая руку под руку Еврея, протянула Вера.

– И я с вами, там много, вы не дотащите, – подал голос взъерошенный Кальян.

 Вера закатила глаза.

– Остальные пусть разбредутся по этажам для сбора бумаги и хвороста, – строго скомандовала Ада. – Для костра нужно много горючего материала.

– У меня есть немного бензин! – с воодушевлением припомнил Гонзо.

– Но это совсем идти с ума! – вскрикнул Хорхе, окончательно обмякнув от затеи.

– Хорхе, а ты займись выпивкой и едой, – ткнула в него пальцем Ада. – Собери все в сумку и тащи на крышу. Вперед!

 Поданная команда словно в спину толкнула всех – галдящих, двигающихся, толпящихся – но Збыш вдруг огляделся и тревожно спросил:

– А где Никос?

 Вслед за ним взволнованное общество кинулось в соседнюю темную комнату, где по-прежнему в кучу под окном были свалены сумки и рюкзаки Збыша и Никоса, а самого Никоса не было.

– Нет его! – запыхавшись, испуганно прошептал Збыш.

 Загудев различными догадками и предположениями, все рассыпались по блоку, бессмысленно заглядывая в шкафы и антресоли прихожки, передвигая кастрюли и чашки.

– И в ванной нет!

 Вера принялась что есть сил дергать вверх-вниз ручку туалета, пока, наконец, дверь не распахнулась, явив спящего Никоса, свернувшегося калачиком на кафельном полу рядом с унитазом.

– Ага! Я знала, что он здесь! – торжествующе закричала Вера. – Эти ручки-запоры совершенно невозможны: иногда просто не получается открыться. Один раз я просидела тут целый час, прежде чем Еврей обо мне вспомнил.

 Никос, как младенец, зачмокал во сне губами и зябко подтянул колени к груди.

– Бедный парень, он улетел, – сочувственно произнес Гонзо.

 Збыш, деликатно прикрыв рот рукой, захихикал-захрюкал.

– Он же простынет на этом полу, – возмутился всеобщим ротозейством и хихиканьем Еврей, решительно выступая вперед и подхватывая спящего под мышки. – Збыш, помоги дотащить его до дивана.

 Тут же окружающим стало неудобно, и все принялись помогать, мешая Еврею и Збышу тащить тяжелое и костистое тело.

– Но почему на твой диван? – возмутилась Вера, когда, нарушая все ее ночные планы, Никоса подтащили, заботливо уложили на малахитовый диван. – У них есть своя комната.

– У них один диван, а у меня два. Разве ты не видишь, что ему плохо? – решительно отрезал Еврей.

«Ах, так?!..»

– Ну что, сваливаем? – крикнула Ада.

 Хорхе поймал на лету брошенную Евреем хозяйственную сумку и, присев на корточки перед столиком, неторопливо закурил, поглядывая на заставленный грязной посудой стол с объедками и на всех – галдящих, убывающих из комнаты.

 Череп спустился пешком по ярко освещенной лестнице за лифтами с шестнадцатого на четвертый с единственной целью повстречать так поразившую его воображение Гвиневеру, но, как и следовало ожидать, столкнулся лишь с киногероем из буфета в обнимку с икающей девицей, шмыгнувшими на восьмой этаж. Киногерой, заметив Черепа, хитро сощурился, еще сильнее выдвинул челюсть и тенористо запел «Ходют кони».

 «И чего я раньше ее не видел? – думал Череп, через ступеньку слетая вниз мимо безмолвных ночных стен из стекла. – Может, она москвичка и не бывает в общежитии, учится на старших курсах, экзамены давно сдала… Нет, не может быть. Она же маленькая совсем, синеглазая».

 (Нина в это самое время заваривала в крошечном электрокофейнике свежемолотый кофе, бессонно поглядывая в открытое, веющее теплом окно, куда улетал струйкой кофейный аромат. – «Кто-то варит кофе, – потягиваясь, кружась по крыше в лунном свете, заметила Лейла, оборачиваясь к Кико. – Что-то я не хочу никакого костра, так тянет спать…»).

 В четыреста третьей (четвертый этаж) жили операторы и Кальян, на самом деле числившийся студентом Баумоновки, связанный с общежитием Школы лишь алма-атинским братством и родством душ с людьми искусства.

 Череп позвонил и стал ждать. Сначала за обшарпанной дверью лишь негромко пел Моррисон (Череп одобрительно кивнул), потом послышались шаркающие шаги, и дверь открыл, собственно, сам Моррисон. Череп опешил.

 –Эй, парень, я тебя напугал? – миролюбиво поинтересовался ласковым негромким голосом Моррисон (волнистые каштановые волосы до плеч, округлое лицо, а взгляд – блудливый).

 Череп взглянул пристальней, отметил просебя, что щеки у Моррисона были не такие сытые, и успокоено хмыкнул, дернувшись шеей.

– Прикол, как ты на Моррисона похож, улететь! А мне Кальян нужен, он что – спит?

 –Свалил куда-то, тусуется гад, – все так же ласково улыбаясь, негромко пояснила копия Моррисона. – Да ты заходи, мы тут чай пьем, посидишь.

 В комнате, доверху заполненной всевозможными ящиками, футлярами, операторскими штативами, окна были наглухо задернуты черными фотопортьерами, у стен друг против друга стояли два сложенных дивана, а между ними – длинный полированный стол, уставленный чашками, банками с сахаром и заваркой и прочей чайной утварью. На одном из диванов, вальяжно закинув ногу на ногу, сидел крупный шатен с чашкой чая в руках, встретивший Черепа благосклонной улыбкой и тут же представленный Моррисоном как Чешир.

 Череп, подергиваясь, захихикал.

«Что это у зайки с шеей?»

– А ведь я так и подумал сегодня в буфете – настоящий Чеширский кот!

 Чешир поощрительно кивнул и произнес глубоким уютным баритоном:

– Молодежь читает классику?

– А то!

 Череп даже обиделся, встал – подумав, вспрыгнул на стоящий у окна стул – и, вытянув руки по швам, с чувством продекламировал:

– Варкалось. Хливкие шорьки

 Пырялись по наве,

 И хрюкатали зелюки,

 Как мюмзики в мове.

– Это уже из «Алисы в Зазеркалье», а Чеширский кот был в «Алисе в стране чудес», – заметил Чешир, впрочем, пару раз хлопнув в ладоши.

– Труба! – восторженно воскликнула копия Моррисона гыкая-хихикая, наливая порозовевшему чтецу, неловко спрыгивающему со стула, крепкий ароматный чай. – А меня, между прочим, так и зовут – Моррисон. Настоящее имя говорить тебе не буду – гнусное оно, нудное.