Словно и не уезжала из Идариса.

– Стало быть, ты и есть тот медведь, который не дает охотиться в местных лесах, – предположила вслух Гвин.

– Угу. – Лес стал еще гуще, и мужчина пошел медленнее. – Я защищаю людей от мертвецов своими методами. И никого еще не убил, если тебя это беспокоит. Я только запугиваю. Чтобы уходили и держались подальше от старого Архейма и тех мест в Нордвуде, где гнездятся мертвецы.

– Ты прав, Иврос Норлан, – усмехнулась адептка, – у меня к тебе очень много вопросов.

– Береги силы, – ответил оборотень, – еще успеешь задать их все.

Ночь опустилась незаметно. Дождь все еще лил, хоть уже и не так сильно. Темнота вокруг сделалась настолько непроглядной, что казалась осязаемой. Гвин темноты не боялась, но предпочитала видеть, где находятся ближайшие деревья, дабы не врезаться в них, если вдруг придется бежать. Впрочем, от такого преследователя, как оборотень, убежать вряд ли удастся. Это вам не бестолковая нежить.

– Будет весело, если ты несешь меня в свою берлогу, чтобы сожрать заживо. – Адептка зевнула.

Иврос вновь рассмеялся.

– Просто уморительно выйдет. – Он с улыбкой покосился на мокрую рыжую голову у своей груди.

Где-то над их головами закаркала ворона. Но в темноте отыскать черную птицу было просто невозможно.

– Так это твои друзья? – вдруг догадалась Гвин.

– Конечно, – ответил оборотень, – а ты думала, они служат нежити?

– Ох, мне кажется, я вообще не думала, когда шла сюда, – проворчала адептка. – Отец бы меня убил, если б узнал, как глупо все вышло.

– Родители, – мужчина хмыкнул. – Мой тоже не подарок.

– Тоже оборотень? – на всякий случай уточнила Гвин.

– Лесник, – ответил Иврос, – но характер у моего старика такой несносный, что никому не пожелаешь. Сама убедишься. Мы почти пришли.

В подтверждение его слов впереди меж древними деревьями показался огонек. При дальнейшем приближении огонек оказался окошком в маленьком бревенчатом домишке с высокой двускатной крышей, устланной густым мхом. Из покосившегося каменного дымохода шел дым. Никакого забора вокруг. Только полянка с колодцем, колодой, навесом с дровами да парой хозяйственных построек, которые сейчас тонули во мраке. И тишина вокруг. Такая невероятная тишина, что слышно, как кто-то гремит посудой в домике.

– Милая берлога, – заметила Гвин.

Они вышли из леса на поляну перед домом. Иврос поставил адептку на ноги. Дождь все накрапывал, поэтому мужчина поспешил проводить промокшую гостью внутрь.

Переступая порог, адептка ожидала увидеть одно из двух: ловушку, полную обглоданных человеческих костей, либо холостяцкую хибару, заваленную всяким хламом и дурно пахнущую прокисшим пивом. То, что пред ней предстало, ни в одно из ожиданий не вписывалось.

Это был абсолютно нормальный деревенский домик, по-своему уютный и даже чистый. Костей нигде не наблюдалось. Зато были добротная печка, тяжелая дубовая мебель и даже простенькие половички на полу. И пахло не медведем или немытым мужским телом, а свежим хлебом. О том, что это дом лесника, говорило, пожалуй, лишь наличие самого лесника.

Сухощавый сутулый мужчина с коротко остриженными седыми волосами и такой же короткой бородой оторвался от приготовления ужина. Он окинул сердитым взглядом вошедших. Потом неторопливо вытер руки о домотканые штаны, в которые была заправлена изрядно полинявшая рубаха, и сурово спросил сына:

– Кого это ты приволок, паршивец? – Брови лесника сердито насупились, обрисовав глубокие морщины.

– Это Гвинейн, старик. – Иврос осторожно подтолкнул Гвин, чтобы она прошла внутрь. – Сегодня она наша гостья. А ты закроешь свой беззубый рот и будешь вести себя прилично.

Оборотень обратился к Гвин:

– Этот старый чудак – мой отец. Сархис Норлан. Не обращай на него внимания. Он уже давно выжил из ума. Заходи. Чувствуй себя как дома.

Иврос забрал у женщины ее мокрый плащ и повесил поближе к печи, чтобы побыстрее высушить.

– Паршивец, – процедил лесник.

Он зло зыркнул в сторону гостьи. А затем снова отвернулся к маленькому столику возле печки, на котором разделывал большую спелую тыкву. Старик тотчас позабыл о пришедших.

В помещении невыносимо вкусно пахло этой тыквой и горячим хлебом. Хлеб уже красовался на блюде в центре стола у окошка. В компании крынки с молоком. Такого дивного запаха не было даже на королевской кухне Высокого Очага. Оттого Гвин украдкой сглотнула, усаживаясь на стул возле стола.

– Покажи рану. – Иврос кивнул в сторону ее повязки.

Адептка посмотрела на него снизу вверх.

– Это праздное любопытство, или ты правда можешь помочь? – недоверчиво спросила она.

– Показывай уже, – настойчиво повторил оборотень.

Гвин не спеша размотала повязку. Поморщилась, когда дошла до слоя, где ткань прилипла к коже. Толстая корка спекшейся крови пополам с засохшей мазью вскрылась. Под ней красовались глубокие темные борозды в обрамлении покрасневшей припухшей кожи. Конечно, запястье отекло, но не так сильно, как она полагала.

– Могло быть и хуже, – заметила адептка.

– Могло быть и хуже, – согласился оборотень.

Она принялась осторожно снимать чешуйки крови, которые прилипли к чистой коже вокруг ранок. Краем глаза Гвин заметила, как лесник с недоверием косится в ее сторону.

Иврос тем временем отошел в другой конец комнатки. Туда, где в углу один на другом стояли тяжелые окованные сундуки. Играючи, будто они были не тяжелее плетеных корзин, он принялся переставлять их, пока не добрался до нижнего.

– Признаюсь честно, ты меня удивила, – заметил он. – От трупного яда Пастыря умирают за считаные минуты. А ты отделалась лишь нарывающими порезами. Говоришь, у тебя были снадобья при себе?

– Да. – Гвин кивнула. – Хорошие. Я из Идариса захватила. Училась там в Академии.

– Еще одна ведьма, – фыркнул старик и смахнул тыквенные очистки в ведро, что стояло подле стола, а затем принялся любовно перекладывать оставшиеся на столешнице семечки в большое блюдо. Тыкву он нарезал на большие кубики. Видимо, собрался варить кашу.

Мужчина проигнорировал отца. Гвин предпочла сделать то же самое.

Оборотень извлек из нижнего сундука ларчик поменьше. Берестяной короб с узорчатой крышкой. Он принес его к столу и поставил перед Гвин.

– Вот, глянь. Может, что сгодится. – Иврос снял крышку.

Пахнуло лавочкой аптекаря.

Ларчик оказался доверху набит пузырьками, свертками, засохшими корешками и пучками трав. Большая часть явно перележала и пришла в негодность. Но попытаться стоило.

– Спасибо. – Гвин принялась осторожно перебирать пузырьки и разглядывать их содержимое на свет.

– Не за что. – Иврос плюхнулся на стул напротив.

Он налил в кружки молока и придвинул одну гостье.

– Могу я узнать, к чему такая забота? – Адептка откупорила пробку на одном из пузырьков и тотчас поспешила закрыть ее назад. Вырвавшийся наружу запах напоминал об уксусе и раздавленных клопах. – Этот выдохся. Можно выбрасывать.

– Скажем так. – Иврос задумчиво взъерошил мокрые волосы. Точно подбирал подходящие слова: – Я увидел в тебе нужный потенциал.

– Потенциал он в ней увидел, – усмехнулся лесник, который все так же возился с тыквой.

Гвин откупорила еще один пузырек. Настойка внутри пахла спиртом и ромашкой. Его адептка отставила в сторону.

– Дай угадаю. – Она принялась шарить на дне ларца, где лежали мелкие разноцветные камушки или что-то очень на них похожее. – Хочешь, чтобы я убила ведьму?

– Хочу, чтобы ты ее упокоила, – поправил Иврос.

– Вставай в очередь.

Женщина выбрала обломок рыхлого желтоватого минерала. Понюхала его. Лизнула. Поморщилась. И принялась крошить прямо в пузырек с ромашковой настойкой. Она не успокоилась, пока весь кусочек не оказался внутри.

– Ты не понимаешь. – Оборотень с интересом наблюдал за ее действиями. – В отличие от Мейхартов, я пойду с тобой. Тебе не придется рисковать в одиночку. Я помогу.

– Поможет он, – проворчал старик, перекладывая тыкву в большой глиняный горшок, – помощник. Никому еще не помог. И себе самому.