В августе 1605 года посланник Сигизмунда37 Александр Гонсевский81 приехал в Москву
“поздравить Лжедимитрия с восшествием на престол сообщил ему, что будто Борис Годунов жив и скрывается в Англии” [22] и что король готов поспешить на помощь Лжедимитрию при необходимости. Кроме того Гонсевский передал требование Сигизмунда, чтобы царь посадил бы в заключение Густава82 шведского, поскольку тот может стать соперником Сигизмунда и притязать на шведский престол, а также отослать “к нему шведских послов, которые приедут в Москву от Карла IX, требовал отпуска и уплаты жалованья польским ратным людям, служившим Димитрию; для польских купцов требовал свободной торговли в Московском государстве; просил позволения Хрипуновым, отъехавшим в Польшу при Годунове, возвратиться в отечество, наконец, просил разыскать о сношениях виленского посадника Голшаницы с Годуновым. В королевской грамоте Димитрий не был назван царем”. [22] Лжедмитрий ответил: "… Карлу шведскому пошлем суровую грамоту, но подождем еще, в каких отношениях будем сами находиться с королем, потому что сокращение наших титулов, сделанное его величеством, возбуждает в душе нашей подозрение насчет его искренней приязни. Густава хотим держать у себя не как князя или королевича шведского, но как человека ученого. Если Карл шведский пришлет гонцов в Москву, то я дам знать королю, с какими предложениями они приехали, а потом уже будем сноситься с королем… Ратных людей, которые нам служили, как прежде не задерживали, так и теперь всех отпускаем свободно. Свободную торговлю купцам польским повсюду в государстве нашем позволим и от обид их будем оборонять. Хрипуновым, по желанию королевскому, позволяем возвратиться на родину и обещаем нашу благосклонность. О Голшанице прикажем разведать и дадим знать королю с гонцом нашим". [22] Он не хотел отказываться в угоду королю от царского титула, но ещё хотел именоваться цесарем или императором, со словом непобедимый.
Самозванец пировал с боярами на их свадьбах, которые могли сами выбирать невест и жениться. Будучи довольно старым, знатнейший вельможа Князь Мстиславский, женился на двоюродной сестре царицы-Инокини Марфы, которые поспешили составить заговор против царя. Он решил, наконец, исполнить свой обет и предложить руку и царский венец Марине. Он не прерывал связи с Сендомирским Воеводой и писал ему отовсюду, уведомляя обо всех своих делах.
Лжедмитрий не считал нужным извещать о своём решении бояр (он советовался лишь с ляхами) и в сентябре 1605 года отправил Афанасия Власьева в Краков с грамотами к Сигизмунду и от Царицы-Инокини Марфы к отцу невесты. Власьев должен был уговорить “Сигизмунда к войне с турками и испросить согласие его на отъезд Марины в Москву” [22], а секретарь – шляхтич Ян Бучинский83 поехал для переговоров с Мнишеком. Царь опасался, что поведение жены иноверки произведёт неприятное впечатление на народ, и дабы сгладить это впечатление, “домогался у Мнишка, чтоб тот выпросил у легата позволение Марине причаститься у обедни из рук Патриарха, потому что без этого она не будет коронована, чтоб ей позволено было ходить в греческую церковь, хотя втайне может оставаться католичкою, чтоб в субботу ела мясо, а в середу постилась по обычаю русскому, чтоб голову убирала также по-русски.” [22]
10 (21) ноября 1605 года по приезде с многочисленной дружиной в Краков Великий Посол Царский, Афанасий Власьев был представлен Сигизмунду, который сообщил “о счастливом воцарении Иоаннова сына, о славе низвергнуть Державу Оттоманскую, завоевать Грецию, Иерусалим, Вифлеем и Вифанию, а после о намерении Димитрия разделить престол с Мариною, из благодарности за важные услуги, оказанные ему, во дни его несгоды и печали, знаменитым ее родителем.” [1]
Соловьёв написал, что сначала Сигизмунд сказал Власьеву, что государь его может вступить в брак, более сообразный с его величием, ибо он хотел женить Лжедмитрия на своей сестре или на княжне трансильванской, но получив от царицы Марфы, через какого-то шведа известие, что царь московский не её сын – передумал. “Сигизмунд немедленно объявил об этом известии Мнишку, который хотя, по-видимому, не обратил на него внимания, однако из медленности, с какою он сбирался в путь и ехал в Москву, можно заключить, что он чего-то опасался, ждал подтверждения своих опасений.” [22]
12 (22) ноября 1605 года (по Соловьёву – 10 (20 ноября)) совершилось торжественное обручение с Мариной, на котором Власьев был в качестве жениха. Присутствовали: Сигизмунд c сыном Владиславом84, сестра – Шведская королевна Анна. Марина в белой одежде, унизанной драгоценностями, блистала красотой, с короной на голове. Сигизмунд сказал, что её отец благословил дочь на брак и царство, а литовский канцлер Сапега85 произнёс длинную речь, "достоинства, воспитание и знатный род Марины, вольной Дворянки Государства вольного, – честность Димитрия в исполнении данного им обета, счастие России иметь законного, отечественного Венценосца, вместо иноземного или похитителя, и видеть искреннюю дружбу между Сигизмундом и Царем, который без сомнения не будет примером неблагодарности, зная, чем обязан Королю и Королевству Польскому". [1] Кардинал и знатнейшие духовные сановники пропели молитву, все преклонили колена. Власьев из благоговения к царской избраннице, не хотел голой рукой взять перстень невесты. Он вынул царский перстень с одним большим алмазом из ящика через платок и вручил Кардиналу. За великолепным столом Сандомирского воеводы Марина сидела рядом с Королём, “принимая от Российских чиновников дары своего жениха: богатый образ Св. Троицы, благословение Царицы-Инокини Марфы; перо из рубинов; чашу гиацинтовую; золотой корабль, осыпанный многими драгоценными каменьями; золотого быка, пеликана и павлина; какие-то удивительные часы с флейтами и трубами; с лишком три пуда жемчугу, 640 редких соболей, кипы бархатов, парчей, штофов, атласов, и проч. и проч.” [1] Власьев не хотел садиться за стол с Мариной, ни пить, ни есть, а после обеда уклонился от чести танцевать с ней вместе с царственными особами со словами: "дерзну ли коснуться Ее Величества!" [1] Естественно негодование Власьева, считавшего оскорбительными плач будущей супруги московского венценосца при прощании с Сигизмундом. Кроме того, Марина упала в ноги Королю, но ему ответили, что в Кракове Сигизмунд ещё её Государь. Власьев немедленно отправил Самозванцу перстень невесты и её портрет, а сам задержался в Кракове на празднование Сигизмундова бракосочетания с Австрийской Эрцгерцогиней, и только 8 (18 декабря) 1605 года выехал в Слоним, где долго ждал Мнишека с Мариной с тем, чтобы ехать с ними в Россию.
Сандомирский воевода не спешил с отъездом, поскольку не был доволен одними дарами, ибо в своё время он содержал самозванца, требовал деньги, хотя из Москвы он уже получил значительные суммы (в январе 1606 года секретарь Лжедмитрия “Ян Бучинский привез из Москвы 200 тысяч злотых Мнишку, сверх ста тысяч, отданных Лжедимитрием Сигизмунду в уплату суммы, которую занял у него Воевода Сендомирский на ополчение 1604 года.” [1]) Карамзин указал, что самозванец прислал 5000 червонцев в дар невесте, и сверх того 5000 рублей и 13000 талеров на её путешествие до пределов России, чтобы расплатиться с долгами до отъезда из Кракова.
Сигизмунд надеялся, отметил Соловьёв, что Лжедмитрий отдаст всё Московское войско в его распоряжение и тогда он легко справится с турками, крымцами и шведами и начнёт торговать с Персией и Индией. Желая союза с Польшей, Лжедмитрий хотел выгоды не столько для Польши, сколько для себя, ибо не хотел, чтобы московский народ смотрел на него как на слугу Сигизмунда. Хотелось ему и отнять у Польши Западную Россию и присоединить к Восточной. Тем не менее, он позволил литовским купцам приезжать в Смоленск и даже в Москву со своими товарами и торговать с государевыми людьми. Сигизмунд был недоволен. Чтобы не раздражать Сигизмунда, пока Марина оставалась в Польше, Лжедмитрий просил папского посланника, графа Рангони86, уверить короля, “ … что он не забыл его благодеяний, почитает его не столько братом, сколько отцом, и согласен исполнить все его желания, но что касается до титулов, то никогда не откажется от своего требования … царь держит его (Густава) и ждет, что велит сделать с ним Сигизмунд.” [22] По мнению Соловьёва, царь льстил королю лишь для того, чтобы как можно скорее выманить из Польши Марину: "Мы хотели, – велел сказать Лжедимитрий Сигизмунду, – отправить наших великих послов на большой сейм, но теперь отсрочили это посольство, потому что прежде хотим поговорить о вечном мире с вельможным паном Юрием Мнишком". [1]
