…

Риган прошёл дворцовыми переходами в своё крыло, где ему был выделен десяток разномастных комнат. Вообще-то он имел в столице большой дом, а немного поодаль – старинный особняк, укреплённый, как настоящий замок. Но сейчас слишком устал, хотелось поскорей добраться до постели. Любой постели, и неважно, где она стоит. Тело буквально ломило от желания лечь и растянуться на чистой простыне. Герцог добрался до своих покоев и, сбросив одежду, повалился на кровать. Слуга, который спешил за господином, помог ему стянуть сапоги, укрыл его одеялом и, прихватив одежду, на цыпочках вышел из комнаты.

Риган проснулся только на следующий день к полудню и долго лежал, отходя от беспросветного омута почти суточного сна. Он умел месяцами обходиться толком без отдыха, но зато потом непременно должен был обеспечить своему телу возмещение, и лучше всего столь же длительное, как и напряжение. Теперь же, после такого долгого и глубокого сна, предстояло срочно браться за работу, а ведь так хотелось порасслабляться хоть несколько деньков и ночей.

На звон диска с бубенчиком прибежал слуга, выслушал распоряжение и отправил одного из своих помощников на кухню. Через полчаса оттуда доставили горячий плотный завтрак и большой кофейник (прекрасный кофе уже почти сто лет доставляли из Вельхии, только варили немного иначе). Герцог улёгся на бок, пристроил поднос поудобнее и, заедая горячий ароматный напиток копчёным мясом и булочками с вареньем, начал заново, на свежую голову обдумывать ситуацию.

Дело по первому взгляду кажется не таким уж сложным. Троекратного превосходства сил нет, но его и не нужно, поскольку вряд ли его бойцов ожидают серьёзные укрепления, которые придётся всерьёз штурмовать. Пожалуй, стоит пообщаться с графом, чью дочь увезли, посоветоваться с Альдаром, но так-то и его собственного опыта должно хватить, чтоб должным образом противостоять этому Скиольду. Человек он, без сомнений, опасный, но не в этом главная проблема. Главная проблема состоит в том, что цель его – не наказать мерзавца, хотя и это тоже, а освободить девицу живой и по возможности невредимой. Если она, конечно, к моменту вызволения будет жива. Хотелось надеяться, что это удастся, иначе зачем вся нынешняя спешка?

Герцог потянулся разок, другой, потом всё же встал и начал надевать свежую одежду, которую для него разложили на кресле. Он предпочитал обходиться своими силами в этом деле, поэтому слуга даже не пытался предложить помощь.

До сапог дело не дошло – распахнулась дверь, и в спальню влетел крепенький мальчишка лет четырёх-пяти на вид, одетый в комбинезончик и рубашку без ворота, словом, в такую одежду, которая удобнее всего для игр. Он подскочил к Ригану, подпрыгнул и повис у него на шее.

– Папка! – крикнул, цепляясь за отца изо всех сил. – Папка, наконец-то! Я так ждал, а мне сказали, что ты приплыл, и я тут же попросил Го, чтоб он меня привёз, и он привёз. Мне все говорили, что ты спишь, спишь, и я тогда стал играть с Конрадом и Эдом, а потом мы немножко подрались. Ну, как бы в шутку.

– Ну, и кто победил? – улыбаясь, спросил Риган.

Мальчик немного погрустнел.

– Конрад. Он сильнее. Но он и старше, ему уже шесть.

– А тебе вот-вот стукнет пять. Ты не должен сдаваться.

– Я и не сдамся! – уверенно вскрикнул мальчик. – Я ему ещё покажу, где раки летают!

Риган расхохотался. Сын смотрел на него сосредоточенно, но и непонимающе.

– Чего, пап? Ну чего?

– Раки не летают. Они ползают.

– А что такое раки? – Отец, как мог, объяснил. Сын выслушал внимательно, но тут же возразил: – Но я же слышал, ты говорил – покажу ему, где раки летают! Ты так говорил о Го.

– Во-первых, я говорил «покажу, где раки зимуют», а во-вторых, я так говорил в шутку. Надеюсь, ты не сказал Го, что я ему что-то там буду показывать, И́вар?

– Сказал, – смутился мальчик. – Но он ответил, что никогда не видел, чтоб раки летали, и с удовольствием посмотрит…

Риган снова расхохотался и спустил Ивара на пол. Тот немедленно залез на отцовскую постель со сбитыми простынями и одеялом и принялся жевать последнюю оставшуюся булочку.

– Пап, а где раки зимуют? – спросил мальчик, отрываясь от булочки.

– Не знаю, – рассеянно ответил герцог. Он как раз наклонился над картой, расстеленной на столе.

– Не знаешь? – изумился сын. – А зачем тогда говоришь? Как же ты покажешь?

– Это идиома такая.

– А что такое идиома?

– Устоявшееся выражение.

– Пап. – Ивар оставил булочку, подбежал к отцу и прижался к его бедру. – Пап, когда мы поедем домой? Я скучаю по Виге и по пони…

Риган опустил руку и погладил сына по голове, по взъерошенным золотисто-русым волосам. Мальчик доверчиво смотрел на него снизу вверх.

– У меня есть ещё одно дело. Закончу его – и поедем.

– А что за дело?

– Один нехороший человек похитил девушку. Её надо выручить.

– Ты будешь спасать девушку? – Ивар смотрел на отца с восхищением. – Ты будешь биться?

– Придётся.

– Здорово! – Он подпрыгнул и снова обнял отца. – Ты самый лучший папа на свете! Самый смелый и самый сильный! – И побежал хвастаться приятелям, что его отец снова будет совершать нечто героическое.

Риган посмотрел вслед сыну с нежностью и тоской.

Над его столом в кабинете, куда он прошёл из спальни, висел большой портрет, выполненный с редким искусством, но несколько неуверенно, поскольку делался мастером не с натуры, а с крохотной чёрно-белой фотографии, сохранившейся у герцога после всех перипетий. Не с первого раза художнику удалось подобрать удовлетворивший Ригана оттенок волос, а уж над глазами он бился несколько недель, пока герцог не сказал наконец: «Ладно, оставь, лучше всё равно не будет». С портрета смотрела молодая женщина лет восемнадцати-двадцати, немного грустная, немного лукавая и очень усталая. Волосы вились тонкими кудряшками надо лбом, остальные же, большая часть, были стянуты в косу. Под глазами лежали лёгкие тени, щёки впали, а губы едва заметно улыбались. На красивых ровных ключицах лежало чёрное ожерелье, а рядом, дразня взгляд, выглядывала родинка, особенно заметная на белоснежной коже. И всё. Её можно было назвать красивой, но самое главное, что заметный шарм, дарованный далеко не каждой женщине Терры и редко какой – здесь, проглядывал сквозь наносную усталость.

Риган смотрел на портрет, пока пришедший издалека шум не отвлёк его. Он провёл рукой по лицу, сел за стол, но первые несколько минут думал не о деле, а о жене, пропавшей три года назад… Больше уже, почти четыре. Хоть портрет сохранился. Хоть что-то можно показать сыну.

23

Риган встретился с императором Гвеснером в самый сложный момент государевой жизни. Младший брат его отца, устав ждать своей очереди на трон, поднял бунт против племянника, мотивируя это тем, что имеет больше прав на престол и может дать империи наследника, а племянник – нет. Гвеснер бежал из столицы с маленьким отрядом телохранителей, но и этого оказалось мало – и имеющийся отряд таял с каждой милей, отсчитанной копытами их коней.

Под конец император остался один. Он скакал на север, надеясь сам не зная на что, а его настигали три десятка воинов – то, что осталось от большого отряда, отправленного дядюшкой про его голову. Гвеснер погонял усталую лошадь, уже слыша за спиной стук копыт, когда вылетел из-за леса на небольшую группу молодых крепких ребят, устроивших привал у костра. Опасаясь попасть на тех, кто уже предан его сопернику, Гвеснер промчался мимо них, и тут-то пала его лошадь.

Риган помнил, как он грохнулся о землю и остался лежать, наполовину оглушённый. Кто это, он тогда, понятно, не знал, не знали и его друзья, с которыми Риган встретился сразу после того, как через врата перебрался в этот мир из Терры. Парней было немного, всего человек пятнадцать, зато им удалось вооружиться. Кое-что они принесли в империю из родного мира, а часть нашли на корабле бандитов, которые явились пограбить Терру, но внезапно столкнулись с сопротивлением. Находники привыкли к тому, что им не сопротивляются, и растерялись.