– Прекрасная кожа, – пробормотал Скиольд. – Нежная. Этим-то мне и нравятся знатные девицы – они следят за собой. Уймись уже. Ты себе же хуже сделаешь.

– Убери руки!

– То есть не уймёшься. Ну и в чём смысл?.. Тебя мой отец вообще воспитывал? – Он поднялся, отпустил добычу, и Ингрид мгновенно откатилась к стене, попыталась завернуться в небрежно брошенное одеяло. Он и на это не обратил внимания, начал расстёгивать ремень. – Значит, я воспитаю. Как старший брат. В любую бабу ум вбивается через задницу. – Нагнулся, схватил её за локоть, грубо дёрнул на себя и опрокинул лицом вниз. – Вот же дура.

21

Ещё не побелело небо, затянутое тонкой плёнкой облаков, ещё горели костры по периметру замковых стен, когда проснувшегося рано Сорглана (он вообще предпочитал не залёживаться) обеспокоили жалобные крики, звучащие где-то рядом. Он скинул ноги с постели, жестом успокоила вскинувшуюся Алклету, которая до этой минуты спокойно спала, и, едва выглянув в коридор, увидел, как в гостиную двое слуг выносят Эльгинн. Она, судя по мутному взгляду и беспорядочным движениям, пребывала в каком-то странном состоянии и, кажется, делала усилия, чтоб вновь не потерять сознание.

Девушка очухалась только теперь, и состояние было такое тяжкое, что больше всего ей хотелось снова закрыть глаза и пару дней полежать, не шевелясь. Но с натугой вспомнила о том, что произошло, и преданность победила – Эльгинн с трудом закричала. Крик получился лишь чуть сильнее стона, но на её счастье в гостиной уже работали две служанки и любезничающий с ними оруженосец графа, они встревожились, заглянули в комнату дочери Сорглана и вынесли тяжело дышащую Эльгинн. А потом, заметив, что в комнате нет леди Ингрид, заметались, не зная, что делать и кого звать.

– Что случилось? – жёстко спросил Сорглан, глядя на слуг, но больше всего – на пострадавшую.

За Эльгинн ответила горничная госпожи Алклеты.

– Исчезла госпожа Ингрид, мой господин.

– Что значит исчезла?

– Посмотрите.

Сорглан ещё раз взглянул на Эльгинн.

– Вызовите ей врача. – И вошёл в комнату дочери.

По первому взгляду здесь ничего не изменилось. На столе лежала раскрытая на середине книга, у кровати валялось небрежно сброшенное бальное платье и туфельки, а на краю стола – украшения. Но что более всего насторожило лорда – постель не была смята, на неё явно сегодня не ложились. И ещё – было снято и куда-то делось гобеленовое покрывало, а судя по виду Эльгинн, она не могла его снять и куда-нибудь спрятать. Сорглан методично обыскал комнату. Не нашлось ни записки, ни покрывала. Все платья, находившиеся в комнате, он вывалил на пол и приказал позвать Нину, лучше всех знакомую с гардеробом его дочери.

– Что из платьев пропало? – спросил он, показав пальцем на кучу. Нина нагнулась, долго рылась и наконец выпрямилась, пожимая плечами.

– Ничего. Нет только ночной рубашки из светло-синего льна и пеньюара. Что же касается нижнего белья, то…

– Это меня не интересует, – оборвал граф. – Ты уверена, что ни одно платье не пропало? Ответишь головой!

Нина посмотрела опасливо.

– Кажется, нет. Кажется, всё на месте. Я могу ещё раз посмотреть.

– Посмотри. – Граф заглянул в шкатулку, где хранились драгоценности. Призвал на помощь свою память и сделал вывод, что отсюда тоже ничего не пропало.

Он вышел в гостиную, где Эльгинн осматривал Валентин. Он осторожно обминал ей виски, вслушиваясь в стоны, попросил помочь поставить на ноги и, поскольку простоять несколько минут она не смогла, поймал и уложил обратно на диван. После этого взял у прибежавшей горничной графини маленький ювелирный молоточек и толстую спицу. Недоумевая, зачем нужны эти предметы, девушка немного отошла в сторонку. Валентин не успел удовлетворить её любопытство – он увидел графа и выпрямился.

– Ну? – спросил лорд.

– Могу на самом деле и не проверять, – ответил, крутя в пальцах спицу, хирург. – И так вижу. Ушиб головного мозга. Удар нанесён каким-то тупым орудием вроде палки или дубинки, довольно сильно. Сомневаюсь, что есть ли повреждения черепа, если и есть, но небольшие. Жить будет. То есть, конечно, если смогу найти необходимые лекарства и если обойдётся без водянки.

– Короче, на неё напали. Говорить может?

– Могу, господин, – простонала Эльгинн, прикрывая глаза от света. Валентин заметил это и попросил убрать светильник.

– Лучше не надо, – сказал он. – Девушке нужен покой.

– Нет, нет… Я должна… Господин…

Сорглан подошёл, нагнулся к служанке, прикоснулся к её лбу.

– Говори, девочка, – ласково попросил он. – Что произошло? Где Ингрид?

– Её украли, – прошептала изнемогающая от головной боли Эльгинн.

– Кто?

– Господин Скиольд.

– Кто?!

Сорглан резко выпрямился, но тут же взял себя в руки и снова нагнулся к пострадавшей. Та в изнеможении прикрыла глаза – смотреть было больно.

– Рассказывай.

– Они вошли… То ли четверо, то ли трое… Господин Скиольд подошёл к госпоже Ингрид и схватил её. Я…

– Но почему же мы ничего не слышали? Почему она не кричала? Почему не кричала ты?

– Я проснулась, когда госпожа уже была в комнате, она успела сама раздеться и читала книгу. Она сидела у стола… Я побоялась помешать и попыталась снова заснуть… Они вошли, сперва я не подумала плохого, потому что госпожа… Она была спокойна. Но потом она вскрикнула… И я поняла, что что-то не так… Я… Простите меня, господин, я должна была закричать, но я стала вставать вместо этого… Меня ударили по голове. Простите меня, господин. – И она заплакала.

Сорглан растерянно провёл ладонью по лицу. Он обернулся и увидел, как в гостиную вошла Алклета, запахивающая тяжёлый парчовый пеньюар, вполне приличный, чтоб в нём появляться за пределами спальни, и Канут, встревоженный общим переполохом. Сорглан только посмотрел на них и ничего не сказал. За него всё рассказала горничная графини.

Алклета вскрикнула.

– Расскажи подробней, кого ты видела? – продолжил расспрашивать граф. Все замолчали, чтоб слышать ответы как можно яснее.

– Я видела господина Скиольда.

– Ты уверена, что это был Скиольд?

– Да, господин.

– Как он был одет?

– В тёплой куртке, – принялась вспоминать девушка. – Может быть, на нём была кольчуга, а может, нет. Я не разглядела. Кажется, были такие кожаные… На плечах…

– Оплечья, – подсказал Сорглан. Он впервые за много лет чувствовал настоящую растерянность.

– Да, господин. У него был с собой короткий меч. И нож. С ним были двое… Или трое. Не помню. Я их не знаю…

– Ясно.

– И ещё была леди Гивалди.

Присутствующие – все без изъятия – переглянулись.

– Ты уверена? – настойчиво принялся выспрашивать граф Бергденский.

– Нет, господин, – жалобно ответила Эльгинн. – Но, кажется, это была она. Леди Сиана Гивалди. Или какая-то другая благородная женщина, на неё похожая. По бальному одетая. – Девушка коснулась лба. – Я не понимаю… Что со мной… Мысли мешаются, но почему-то я уверена, что это была леди Сиана.

– Ей нужно отдохнуть, – настойчиво прервал допрос Валентин. – Девушка очень слаба.

– Да, конечно. – Сорглан выпрямился, и лицо у него стало очень холодным. – Унесите её в свободную комнату и устройте там. Обеспечьте ей должный уход. А вы, – он обращался к врачу исключительно на «вы» демонстрируя особое уважение к мастеру-целителю, – найдите нужные лекарства, сколько бы они нм стоили. Я заплачу́.

Он обернулся, пряча растерянность – постыдную слабость, которая внезапно охватила его – и посмотрел на жену и сына. Он видел, что Алклета, сотрясаемая крупной дрожью, отказывается верить услышанному, Канут же наоборот, поверил с первого звука. Сорглан знал, что его двадцативосьмилетний сын ненавидит Скиольда, и знал, в чём была причина этой враждебности, а потому никогда не вмешивался в их отношения, раз уж пока вражда не доходит до оружия.

– Мерзавец, – прошипел Канут, как только слуги немного отошли, так, чтоб не слышать его слов. – Ублюдок…