Канут стиснул зубы.
– Я хочу, чтоб она была счастлива.
На этом разговор и закончился. Ни Ингрид, ни Канут не узнали, о чём говорили супруги между собой, но больше вопросов к бедовым детям у них не возникало.
...
Во владения графа Бергденского стали съезжаться гости – не только подвластные богатые фермеры и вассалы, но и господа столь же знатные, может, лишь менее богатые. Прибыл граф Ардаута, граф Эунмора, граф Атлейский и его ближайший друг – повелитель Ронхилла, тоже граф. Прибыло несколько баронов из Галада, а это уже не ближний свет. Сорглан всех принимал радушно, а Алклета, сама Алклета, по такому случаю заставила себя чувствовать себя получше и размещала знатных гостей, заботясь, чтоб каждому было уютно. Кроме того, надо было устроить и слуг всех приезжих, служанок их жён и их багаж. Этим уже занималась Хита. А служанки рангом пониже сбивались с ног, стремясь не только накормить и обслужить гостей, но и приготовить достаточно яств для праздничного стола.
Каждое утро граф и его кормчий – оба они прекрасно умели предсказывать погоду – выходили на берег залива и смотрели в небо. Они ждали признаков хорошей погоды на грядущий день, а тем временем женщины поставили вариться пиво, мололи муку на пироги и готовились разом испечь, сварить, поджарить и подать столько всякой еды, чтоб даже прожорливые мужчины не смогли съесть всего – такова была традиция. Ингрид и сама заразилась этим стремлением; как многие женщины, она очень любила собирать праздничный стол и теперь торопилась всё подготовить, чтоб угощение включало не только традиционные блюда, но и те, что она сама успела ввести в обиход.
Наконец граф с уверенностью заявил, что следующий день будет солнечным и последующий тоже, и на кухне закипела работа. Туда спустились даже супруги и дочери лордов, поскольку всё та же традиция требовала, чтоб в готовке принимали участия абсолютно все представительницы женского пола, исключая тех, что лежат в колыбелях или от старости уже не спускаются с постели. Конечно, графини и баронессы не потрошили птицу или рыбу, не чистили картошку, но вот готовить различнейшие лакомства, от засахаренных фруктов и орехов, сваренных в меду с загустевшими сливками, до напитков, впролне могли.
Молодые и не очень молодые женщины увлечённо сплетничали и с любопытством поглядывали на нового члена семьи Свёернундингов, на новоявленную дочь графа, которая, пачкая пальцы в креме, намазывала коржи для торта. Тортов она планировала сделать не меньше трёх десятков, но ожидала, что и этого будет мало. Так что ей предстояло много забот. Кроме того, надо было всё приготовить для полусотни пицц, поскольку в поместье Сорглана мужчины единодушно решили, что это наилучшая закуска к пиву. Ещё следовало учесть, что подавать все эти пиццы предстояло разом, в самом начале пиршества, горячими, только что из печи.
Да ещё жареный картофель – граф велел дочери, чтоб его приготовили к жареному на вертеле кабану, да на всех, и не трудился прикидывать, сколько же картофелин для этого придётся почистить, нарезать и зажарить. Поэтому, презрев неизбежный испуг и дальнейшие назойливые расспросы, Ингрид распорядилась включить кухонный комбайн, оба (второй Хельг специально к празднику собрал из обломков).
К счастью, леди Алклета блестяще справилась с объяснениями, и намного лучше, чем могла бы сама Ингрид, потому что пользовалась словами, которые были отлично понятны местным. Под конеу графиня сослалась на «чужеземное ведовство», и всё встало на свои места. С помощью кухонного комбайна дело пошло куда быстрей. Девушки восхищённо щебетали, видя, как быстро машина превращает овощи в ровненько порезанное месиво, и интересовались, где можно достать такое же приспособление. Ингрид пришлось объяснять про электричество.
Рано утром, когда чистое небо омыло своей синевой весь окружающий мир, и море заискрилось и засияло почти как летом, на просторный двор перед домом вынесли столы, скамьи, а потом и огромный котёл с пивом. Чтоб сдвинуть его с места, понадобились усилия десяти крепких мужчин. Котёл подволокли к специально вырытой для этой нужды яме и установили в неё. Теперь оттуда легко было черпать. Женщины вытащили и расставили на столах пятьдесят огромных горячих пицц с грибами, луком и маринованным мясом, и гости принялись рассаживаться у стола, пока ещё чинно и без лишнего шума.
Традиций, связанных с землей, погодой и урожаем, была уйма, новый урожай чествовали и в начале лета, когда он только завязывался, и ранней осенью, когда его убирали, и на пике зимы, когда уже начинали потихоньку готовиться к следующему году. Но осеннее чествование Матери-Земли было, пожалуй, самым важным. На этот праздник приглашали певцов и музыкантов с тем, чтоб своими лучшими песнями они обеспечили крестьянам следующий благополучный год. На этот раз Сорглан и не пытался залучить к себе исполнителей получше. Он вполне уверился в искусстве своей дочери, о чём и предупредил её накануне. Ингрид сперва опешила, а затем пообещала всё-таки развлечь гостей и домочадцев какими-нибудь новенькими песнями, которые имеют отношение к урожаю.
Постепенно, сперва неуверенно, потом всё ярче и ярче разгоралось веселье. Гости пробовали необычные яства, напитки (граф купил у приезжих купцов и южное вино этого мира, и несколько ящиков с бутылками террианского, которое ему посоветовала дочь), коктейли – уж этого-то никто из них ещё не пил – и громко болтали друг с другом. На празднике не принято было беседовать о том, что ешь, хотя на стол подавалось всё самое лучшее и порой незнакомое. А потому гости просто наслаждались необычным, но приятным вкусом приготовленных под надзором Ингрид кушаний и с любопытством ждали, чем ещё им предложат полакомиться.
А служанки вынесли огромные миски, где, мелко нарезанные, были перемешаны листья салата, овечий сыр и сочные овощи с уксусной приправой – самое то под прекрасное ячменное пиво, которое умели варить в поместье Сорглана. Принесли запечённое с луком и сыром мясо, рыбу во всех видах, мясные пироги и соленья. Теперь всё чаще поднимались огромные кружки, куда, по прикидкам Ингрид, влезать должно было не меньше полутора литров, гости начали громогласно подшучивать друг над другом, уже мало внимания обращали на титулы или их отсутствие. Алклета кивнула, и из кухни понесли новые блюда с новыми лакомствами, на этот раз более традиционными – дичь, птица и рыба, приготовленные различными способами.
Ингрид принесли инфал, и она, отвлекшись от кусочка маринованной индейки, взяла инструмент в руки.
– О чём спеть? – спросила она отца. Большинство гостей и домочадцев притихли, так как душа, оживившаяся в насытившемся теле, и в самом деле жаждала развлечений.
– Весёленькое! – велел граф. – Спой то, что пела в позапрошлый раз, после обряда закрепления родства.
– Пожалуйста. – Ингрид пожала плечами и начала играть.
Гости отреагировали так же, как тогда Сорглан и его люди. Сперва они начали переглядываться в недоумении, но через время хохот пробрал их до нутра, как пробирает дрожь. Смеялись и те, кто уже слышал эту песню не раз. Какая разница, если хочется повеселиться, а стихи такие смешные? Кто-то сполз под стол и там всхлипывал от смеха, кто-то распластался по столу, словом, графы и бароны наравне с простыми дружинниками Сорглана, да и сам Сорглан веселились от души.
Прослушав ещё несколько песен, от самых весёлых до самых лиричных, Ингрид позволили передохнуть, что она использовала вовсю и начала лакомиться жареными голубями, которых специально для праздничных трапез выращивали в усадьбе, и гусём с привозным черносливом и грецкими орехами. Слуга её отца всё подливал ей пива (женщинам было неприлично пить из огромных кружек, и им ставили небольшие стеклянные бокалы, которые приходилось постоянно наполнять), и вскоре Ингрид почувствовала себя почти так же бодро, как и остальные. А сложно ли развлекать других, если сам хочешь веселиться?
Некоторое время спустя пир прервался, потому что, конечно, можно пить и есть непрерывно несколько суток, но это вряд ли по-настоящему приятно. Потому столы были оставлены, и несколько человек, хорошо умеющих играть на местных музыкальных инструментах, принялись наигрывать танцевальные мелодии, а гости вперемежку с людьми Сорглана и даже слугами пошли танцевать. Такова была традиция, что в эти два дня все свободные становились более или менее равны, и порой можно было видеть, как простой дружинник танцует с дочерью графа, а сам граф – с какой-нибудь кухонной работницей.
