– Сучка! – выкрикнул обозлённый парень, немного отскочил назад и выхватил из ножен меч.

Инга затаила дыхание.

Против меча не спасет танцевальное прошлое. Не спасут и забавы четырёхлетней давности, когда она и её приятели брали деревяшки с поперечинами и изображали средневековые поединки. Именно изображали. Немного можно было вынести из тех забав.

Однако и сдаваться поздно. Она сосредоточилась. Пусть меч, но его обладатель выпил, и, может, это сыграет хоть какую-то роль.

Молодой воин, обнаживши клинок, стал осторожней, в его движениях чувствовался навык, и Инга завертелась по кругу, выгадывая возможность ударить. Дура она была раньше, что не стала бить так, чтоб не встал, раньше, пока, может быть, была возможность утихомирить задиру надолго. Но что уж теперь. Она без страха парировала его выпады шестом – палка была крепкой. Раз, потом ещё попыталась ударить по пальцам – не вышло, да она и не слишком рассчитывала. Боль в боку уже начала отдаваться по всему телу (девушка не заметила, когда стала двигаться в полной мере свободно, не обращая внимания на последствия ожога), но адреналина выделилось уже предостаточно, чтоб почти не обращать на неё внимания. Сосредоточённая, она всё же краем глаза замечала, как вокруг них собирается небольшая толпа. «Хлеба и зрелищ!» – вот что снова пришло в голову. Стоящие вокруг в большинстве были воинами, у них в крови сидела привычка молчать во время поединка, и потому ни советов, ни подначек слышно не было.

Теперь Инге пришлось совсем плохо – из-за толпы она потеряла возможность свободно передвигаться по двору и принуждена была вертеться на строго отчерченном пространстве. Её противник заметил это и попытался притиснуть её спиной к кому-нибудь. С трудом, но девушка сумела ускользнуть, чудом избежала выпада…

– Прекратить!

Голос, прозвучавший совсем рядом, заставил молодого воина буквально застыть на месте. Потом обернуться. Да и не мог он не повиноваться приказу господина Сорглана, произнесённому таким тоном. Этот тон прошёлся неприятной дрожью и по спине Инги, но в отличие от противника она своё «оружие» не опустила. Мало ли что.

Граф подошел и, сдвинув брови, поглядел на парня. Тот едва различимо побледнел.

– Я запретил обнажать оружие в стенах моего горда, – сказал он с ледяным спокойствием. Его взгляд тоже морозил, и недавний противник Инги совсем потерял уверенность в себе. – Если подобное повторится ещё раз, ты лишишься правой руки, Хальд.

– Господин, я…

– Обнажать же оружие против женщины вдвойне позорно! – лорд не повышал голоса, но молодой воин побагровел. – Иди. Я решу, что с тобой делать.

Сорглан перевел тяжёлый взгляд на Ингу, и только тут она вспомнила о своём положении. Кажется, в любой стране вооружённое сопротивление невольника свободному карается смертной казнью… Она поджала губы. Ей уже надоело бояться.

– Следуй за мной, Ингрид, – приказал лорд. – Да палку свою положи-ка на место…

Она проследовала за графом сквозь толпу, пялящуюся на неё, как на диковинку. Их можно понять, не так уж часто девица, да ещё рабыня дерётся с воином и при этом остаётся жива. Разговоров должно было хватить до следующего праздника.

– Ты на удивление последовательно будоражишь мой горд уже не первый раз, – сказал, усмехаясь, Сорглан, устраиваясь в кресле в своей комнате. Инга осталась стоять. – У тебя настоящий талант создавать себе проблемы.

– Да. Так и есть.

– Кто учил тебя сражаться?

Комната была небольшая, но уютная. Небольшая печка пряталась в углу, она не топилась с ранней весны – Инга слышала, что господин не затрудняется спать в прохладе, которую большинство людей назвало бы холодрыгой. Кровать – узкая жёсткая скамья, застеленная пушистой волчьей шкурой – стояла у окна, рядом – сундук и ещё один у другой стены. Больше всего места занимало всевозможное оружие: часть висела на стенах на роскошных коврах приятной гаммы, часть лежала на подставках.

– Так кто учил тебя сражаться? – повторил граф, внимательно её разглядывая.

– Даже не знаю, что вам ответить, – осторожно начала девушка. – Меня никто не учил.

– Никто? Ах да, ты же прекрасно танцуешь. Но и оружие держала в руках, верно?

– Держать? Случалось. Но только держать.

Сорглан пошевелился в глубоком кресле.

– Что не поделили?

– Я шла мимо. Он мною заинтересовался. Я отказала и стала вырываться.

– Понятно. Ты хорошо двигаешься. Видно воспитание. Из какой ты семьи?

Из какой семьи? Ах да, в этом мире происхождение считается самым главным критерием оценки человека. Их, наверное, можно понять. Семья создаёт и формирует личность, и однажды сформированного человека неимоверно сложно изменить. Но что можно ответить на подобный вопрос? Правда будет элементарно непонятна, потому что Сорглану ничего не скажет такая профессия её отца, как программист, и такая профессия матери, как инженер. Да и не сто́ит, наверное, говорить правду. Надо ответить так, чтоб это принесло ей максимальную выгоду. Инга почувствовала, что граф наверняка задаёт этот вопрос для того, чтоб решить, что теперь с ней делать, потому что случившееся нельзя было оставлять без последствий как для Хальда, так и для неё. И проверить её слова он всё равно не сможет. Она покосилась на оружие и решилась:

– Из знатной.

– Я так и понял, – граф улыбнулся. – Происхождение всегда чувствуется. Подойди сюда.

Не понимая, она к нему шагнула, тогда Сорглан достал из пояса маленький ключик и вскрыл замок ошейника. Потом снял с неё и браслеты. Инга, поражённая, схватилась за горло, не веря тому, что случилось.

– Я даю тебе свободу, Ингрид. Здесь, конечно, свидетелей нет, но сейчас мы с тобой поднимемся в покои моей супруги, и там я повторю свои слова…

– Спасибо… – прошептала она.

– Видят Боги, ты совсем не соответствуешь положению невольницы. Но я не хотел бы, чтоб ты ушла отсюда, да к тому же у тебя нет денег, и даже летом добираться до ближайшего города, искать там работу и жильё слишком сложно и опасно. Ты можешь снова попасть в рабство. Я предлагаю тебе остаться на моей земле, но теперь уже в качестве служанки моей жены. Ремесленницы. Думаю, Алклета будет рада. А ты?

– Спасибо. – Инга взяла себя в руки, только густой румянец и блеск глаз выдавали, какое смятение царит у неё в душе. – Конечно, не против. Благодарю, да.

– Тогда пойдём.

Новость, казалось, совсем не удивила господу, она только улыбнулась и заметила, что сама хотела просить мужа о том же. По такому случаю Алклета поднялась с постели и сама отвела Ингу в швейную, чтоб повторить там решение супруга.

Инге казалось, что она сейчас взлетит – так легко и радостно было на душе. И даже, наверное, не просто радостно, потому что неоднократное выделение адреналина накалило её чувства до предела, почти добела, хотелось броситься бежать, крича на бегу какую-нибудь глупость, прыгать, смеяться, словом, растрачивать энергию самыми неожиданными способами. Она уселась в своём углу, принялась за шитье, но работа не шла. Инга поглядывала вокруг себя искрящимися глазами, потому что мир словно бы прояснился, солнце засияло ярче, а воздух стал ещё кристальней.

Окна по случаю тёплого времени были открыты, и потому в комнате пахло не шерстью, льном и мылом, как всегда, а тёплой влагой, перепаханной землёй и юной зеленью. С моря доносился едва слышный шум прибоя, успокаивающий и приятный. Ещё было видно небо, его чистая голубизна слепила глаза.

– Тебе следовало бы подумать о том, чтоб сшить себе более подходящую одежду, – бледновато улыбнулась Алклета, усаживаясь в своё кресло.

– Думаю, мне пока и так хорошо. – Инга отложила недошитое платье. – Со временем… Скажите, вот тот музыкальный инструмент, который висит на стене – что это?

– Инфа́л. Ты умеешь на нём играть?

– Он шестиструнный, как гитара. Можно посмотреть?

– Посмотри, – Алклета ласково следила за тем, как девушка сняла со стены инструмент и принялась его изучать. – Может, сыграешь? Я, кстати, ни разу не слышала, как звучит инфал. Здесь на нём никто не умеет играть.