Пусть они научат бережно относиться к ранам, скрытым в глубине вашего сердца и таящимся в душе каждого из нас.

Пусть они помогут примириться с болезненными воспоминаниями, простить тех, кто не смог поступить лучшим образом, и научат сохранять безмятежность духа независимо от того, как ведут себя окружающие.

Пусть они сделают ваши отношения с людьми глубже, помогут почувствовать вкус жизни, открыться миру и проявить себя.

Пусть они наполнят вас энергией и научат, как поддерживать других, не жертвуя при этом всем своим временем и силами.

Пусть они освободят вас от тисков перфекционизма, созависимости и потребности угождать и вернут свободу, на которую вы имеете полное право.

Пусть они помогут вам стать невосприимчивыми к бессознательным действиям тех, кто проецирует свои страхи на окружающих, пытаясь избежать боли.

И, прежде всего, пусть они помогут осознать границы вашего и чужого опыта, чтобы делать осознанный выбор, расширяющий возможности, а не подхватывать чужие ошибочные модели поведения.

От всего сердца благодарю вас за то, что вы решили вступить на этот неизведанный путь собственной эволюции и внести вклад в общее развитие: свое, своих близких, тех, кто научился слышать, и тех, кому еще предстоит это сделать.

Спасибо за ваш интерес к трансформирующей силе безусловного принятия в это значимое время, когда так важно просто позволить этому совершенному процессу человеческого перерождения произойти.

Во имя света, жизни, любви,

Мэтт Кан

Прежде чем стать духовно развитым человеком, я был чувствительным и эмпатичным ребенком и по ошибке считал, что, если люди слишком эмоционально выражают свои переживания, значит, они плохо относятся ко мне. Еще больше мою жизнь осложняло то, что я был одновременно открытым, любознательным и рассеянным. Когда живой интерес ко всему на свете соединяется у тебя с неспособностью полностью на чем-то сосредоточиться, ты можешь легко оказаться в замкнутом круге. Кроме того, это сочетание может привести к постоянным духовным поискам, которые не дают никакого результата. Помню, как в те времена я мечтал подружиться с другими детьми, но в то же самое время просто не мог находиться рядом с ними. Мне хотелось разузнать все про тех незнакомых ребят, которые бегали по школьному двору, и я с интересом подходил знакомиться. Но когда они начинали открыто о чем-то рассказывать, мне было дискомфортно.

Теперь, уже будучи взрослым человеком, я отлично понимаю, что тогда со мной происходило. Мое детство прошло в семье созависимых функциональных алкоголиков (люди, имеющие алкогольную зависимость, но сохраняющие социальные функции. – Ред.). Родители были разумными, любящими и поддерживающими, но в то же время и эмоционально нестабильными людьми. Я вздрагивал, сжимался или замыкался в себе от одного только тона или громкости их голоса. Особенно если слышал «Мэттью!» вместо привычного «Мэтт» – ведь это значило, что сейчас меня начнут отчитывать. По этой же причине я стал слишком осторожным. Находясь в этой атмосфере созависимости, я начал бояться самовыражения – поскольку оно, как мне тогда казалось, провоцировало эмоциональные реакции родителей. Так зародилась мысль, что само мое существование может причинить кому-то боль.

Теперь я осознаю, что мама с папой были моими первыми моделями «внешнего мира». Их эмоциональные вспышки научили меня бояться других людей – того, что мое присутствие причинит им вред, или что они в любой момент на меня накинутся. Чтобы защититься, я научился замыкаться в себе и пропускать гневные тирады родителей мимо ушей. Таким же образом моя привычка отключать внимание позволяла мне не реагировать на людей, которые слишком много говорят. Из-за того, что мои родители быстро переключались между диаметрально противоположными эмоциями любви и гнева, я подсознательно стал отключаться, если кто-то делился чем-то сокровенным. Опыт подсказывал, что за этим непременно последуют осуждение, отвержение, чувство вины и брошенности, сопровождавшие мое детство. Оглядываясь на прошлое сейчас, я понимаю, что привычка отключаться вовсе не была проявлением безразличия. Эмоциональная непредсказуемость моих родителей привела к тому, что я просто не мог чувствовать себя в безопасности, слушая другого человека.

С возрастом ко мне пришло желание показать людям свое искреннее отношение, которое пряталось под этой скорлупой безразличия. Постепенно я начал замечать, как открыто и радушно люди реагировали на мой искренний к ним интерес. Для этого потребовались смелость, желание слушать и готовность к возможному недопониманию, которое пугало меня всю предыдущую жизнь.

После каждой попытки выслушать другого человека я в какой-то миг чувствовал облегчение. Тогда ко мне впервые пришло осознание, что сам процесс слушания может дарить расслабление, а не напряжение. Я также почувствовал, что невозможно внимательно слушать собеседника и в то же время бояться осуждения: чем больше нас увлекает сам процесс узнавания другого в его уникальности, тем комфортнее становится и тем меньше пугает открытость. Это дало возможность людям понять и принять меня. Мне предстояло прожить еще много лет, чтобы осознать все это до конца, но конкретно в тот момент это открытие меня захватило – чем внимательней я слушал людей, тем дальше отступали мои страхи.

После этого мое поведение изменилось. Мама стала часто спрашивать: «Мэттью, что с тобой случилось? Ты стал таким спокойным!» и трогать мой лоб, чтобы проверить, нет ли температуры. Она не понимала, что со мной происходит, а мне тогда не удавалось это сформулировать. Я чувствовал такой комфорт, безопасность и наполненность, когда просто слушал других. То, что раньше казалось непереносимой мукой или сковывало страхом наказания, теперь стало увлекательным способом узнать людей поближе. Я даже обнаружил, что, если внимательно слушал родителей, пока они ругались, мое любопытство словно бы создавало вокруг меня пузырь безопасности и спокойствия, защищавший меня от их эмоциональных взрывов.

Вместе с тем я заметил, что есть различные уровни слушания. Первый из них связан с согласием. Согласен ли я с тем, что говорит человек? Согласен ли я тем, как он меня видит? Согласен ли я с его мнением, убеждениями и точкой зрения? Эти вопросы помогли мне осознать, что прежде, если у меня был другой взгляд на вещи, я прекращал слушать собеседника в знак протеста. За этим следовало уже знакомое чувство небезопасности. И тогда мне оставалось только угождать и выпрашивать прощение за мною же самим придуманные грехи, лишь бы снять с себя этот эмоциональный груз.

Позже я открыл для себя второй, более глубокий уровень слушания – не зависящий от моего одобрения или неодобрения чьей-то точки зрения. Перестав осуждать чужие мнения, я начал замечать, что опыт человека во многом формируется его неизлеченной душевной болью. Для полного осознания потребовались бы годы, но мне удалось быстро понять самое главное: мнение людей обо мне складывается не столько из их восприятия меня лично, сколько из эмоциональных конфликтов, которые кипят внутри них самих.

Благодаря этому сокровенному осознанию я увидел две стороны моих родителей. Когда они были открыты, то излучали мудрость, поддержку и готовность помочь. Будучи же не в духе, мама с папой бросали злобные, несправедливые, не имеющие отношения к реальности фразы. Теперь я понял: если родители вели себя подобным образом, это означало, что их снова захватили слабости и заблуждения, накопившиеся за годы жизни.

Когда я научился слушать без необходимости принимать или осуждать точку зрения другого человека, противоречивые эмоции окружающих почти перестали на меня влиять. Мне все чаще удавалось показать другим людям, что их видят и слышат, и это естественным образом переросло в третий, более глубокий уровень слушания, который я называю поддержкой.