– Кукленыш, ты чего зависла? Не расстраивайся. Папа скоро возьмет себя в руки.
– Мне кажется, что не возьмет, – честно сказала Света, глядя, как сестра разливает чай. Пар поднимался вверх, а затем испарялся, как будто его и не было. – Но что мы можем сделать? Он никого не слушает, кроме себя. А значит, он сам должен осознать все, что делает с собой. Уж тебе ли этого не знать.
Лена посмотрела на Свету, как будто впервые увидела со стороны. Ее восемнадцатилетняя сестра рассуждала очень мудро для своего возраста. За этот страшный для их семьи год, Света повзрослела не по годам. Но были и другие изменения. Она больше не носила черное. На ней было модное голубое платье, открывающее тонкие ключицы, волосы были распущены, а не собраны в обычный хвост. Глаза блестели, но не от пролитых слез, а от чего-то другого, радостного и светлого.
– Ты же не из-за экзамена вся сияешь?
– Нет, – веселым голосом ответила Света, но ничего не добавила в продолжении.
– Тогда из-за чего?
– Из-за кого! Есть один парень…
Лена удивленно приподняла брови, слушая про Касьяна. Что-то новенькое! Ее младшая сестра никогда не говорила такими словами о парнях. Может быть, когда-то давно, еще до смерти мамы. Но с тех пор для Лены прошла целая вечность, поэтому, что было до этого, она уже не помнила. Она отгородилась ото всех, кто страдал так же, как и она. Лена не хотела видеть отражение своего горя в глазах сестры и отца. И помнила она только, как Миша собирал ее саму по частям, чтобы потом вновь разрушить.
Мужчины счастья не приносят, таково ее мнение. Кто знает, что это за Светин парень. Все они поначалу добрые и заботливые, а потом их красивое лицо превращается в лицо уродливого монстра, готового тебя уничтожить. Лена слишком хорошо теперь знала, как по одному щелчку пальцев из мужчины, готового защитить тебя от горя утраты в своих крепких объятиях, очень быстро можно сделаться мужчиной, принижающим каждый твой шаг, каждое твое слово.
Лена слишком долго смотрела на Свету, а та слишком долго не отводила взгляд. Они умели общаться молча. Света знала. Все знала. Что муж поработил Лену. Не разрешал ходить в церковь, работать, не разрешал общаться с подругами, скрипя сердцем, позволял общаться с семьей. Ему нужно было всегда знать, где его жена. Любое словесное общение с мужчинами приравнивалось к измене. И за это Лена, скорее всего, получала от него не только словесные удары. Пару раз Света видела синяки на руках сестры. И от этого было еще больнее смотреть на нее, красивую, молодую девушку, которая теперь стала похожа на затравленного зверька. Но подсказать Света ничего не могла. Это был осознанный выбор такой получившейся семейной жизни. Дорогу судьбы, по которой теперь шла Лена, поменять ей было трудно, страшно, может, уже и не хотелось.
– Ты его любишь? – спросила Лена, взяв нож, чтобы разрезать торт.
Кажется, сегодня она съест много сладкого. О чем, конечно, пожалеет. Но сегодня так было нужно.
– Я не знаю. Он мне нравится.
– Только не торопись. Бога ради, не торопись! – Лена бросила осторожный взгляд на сестру.
– Ты сама жалеешь, что поторопилась?
– Да.
Опять обмен взглядами. Можно было не говорить. Можно было сидеть на кухне, пить чай и молчать. В молчании свой язык, знакомый лишь по-настоящему близким людям. Они все знали. Света не любила чувство бессилия, когда ничего нельзя поделать. Когда она смотрела на Лену, оно возникало постоянно. Света пыталась говорить с Мишей, но это не помогало. Человек меняется только тогда, когда этого хочет сам. Миша не хотел. Он поймал в сети ее сестру и не отпускал. Она стала его пленницей, а он ее мучителем. Света могла только молиться. Это она и делала каждый день.
Позднее, когда чай был выпит, а чуть ли не половина торта съедена большой любительницей сладкого, Лена крепко спала на диване в гостиной. Света читала в своей спальне тетрадку со стихами Касьяна.
Было около двенадцати вечера, когда она перевернула последний лист, исписанный черными чернилами. Подходящее время для чтения мрачных, наполненных глубоким трагизмом последних стихов. Если первые стихи были подобны морской волне, поднимающей тебя наверх, ближе к небу, то стихи в конце тетради опускали тебя на дно без возможности спастись.
Света снова углубилась в чтение стихов, разбирая для себя их на части, касающиеся восприятия мира Касьяна. Его мир был мрачен. Пожалуй, даже слишком. Касьян показал ей всего себя, а самое важное, свою тонкую ранимую душу, которую больше никто не видел. Света даже сомневалась, что он сам ее видел. Помнил ли он о настоящем себе за всеми масками, которые он надевал на себя вне дома? Для всех Касьян был душой компании, свободным во всех смыслах парнем, которому все дается легко. Для всех он беззаботно, не прилагая никаких усилий, плыл по течению жизни. Но Касьян не плыл. Он тонул.
Глава 8. 22 мая
На часах было за полночь, но Касьян не мог заснуть. Он терзался сомнениями. Одна часть его говорила, что он сделал все правильно, что Свете можно доверять. Но другая часть его отчаянно кричала, что зря он все это затеял. Женщинам нельзя доверять. В их душах всегда найдется место предательству. Перед его глазами проносились мучительные картины. Вот Касьян идет в институт, а друзья Светы смеются над ним, а потом уже все кругом смеются показывают пальцем на него. Они прочитали его тетрадь, они знают, что он не такой, как они. Все они уже давно бы плюнули на предательство родного человека. А Касьян уже несколько лет не может этого сделать. Ни забыть, ни простить. Он слаб. Вдруг все узнают об этом?
Касьян посмотрел на свой телефон. От Светы ни одного сообщения. Она тоже считает его слабым. Вот она, потерявшая маму на самом деле, очень сильная. В ней есть стержень. А у него нет ничего. Касьян не достоин ее. Он это знает. Она это знает.
Касьян набрал Макса. Он знал, что тот все еще на вечеринке. Вот только не знал, где именно. Теперь знает. Полчаса – и он в знакомом месте, а рядом есть все, чтобы забыться. Друзья радостно приветствуют его. Подумать только, несколько недель Касьян страдал по девушке, которая не соизволила позвонить или просто написать хоть одно слово после того, как он отдал ей всего себя настоящего. Плевать. Нужно просто забыть.
Касьян сел на диван, захватив сигаретку, и затянулся. Удивительным образом все вокруг обрело легкость. Рядом с ним, как будто, чувствуя его порыв, оказалась крашеная блондинка с двумя розовыми прядями волос, в коротком, почти прозрачном платье. Если не приглядываться, то отдаленно она даже похожа на Свету. Вот только ее голос, не мелодичный и звонкий, а с хрипотцой, которая обычно бывает от курения. Да и губы ее слишком пухлые, но зато мягкие, пружинистые. И пахнет она дымом и дешевым шампанским. Но ничего страшного. Еще несколько затяжек, и эти минусы уйдут в плюсы. Какая ему разница. Он просто хочет забыть. Да и обычное мужское желание никуда не девалось.
– Кальян, что ты делаешь?
Где-то там, за гранью туманного и укуренного сознания, Касьян услышал голос Саши. Но девичьи руки обнимали слишком крепко, чтобы ответить хоть что-нибудь другу. И он просто махнул рукой. Да что Сашка в самом деле, не видит, что он делает? То же, что и всегда. То, что он умел лучше всего на свете. Свете… Касьян зацепился мыслями за последнее слово. Почему в мире существовало столько слов, которые напоминали ему о ней? Она могла быть для него целым миром, целой вселенной. Она дарила ему свет. Не то, что эта, знающая, что нужно мужчинам. Ее блондинистые волосы его не обманут. Она не та.
Касьян резко отстранился от девушки. Та удивленно, пожалуй, даже слишком удивленно, посмотрела на него.
– Ты че? – вырвалось из ее пухлых губ.
– Ниче. Уйди.
– Придурок.
Девушка встала и ушла, как будто ее и не было. Касьян устало откинул голову на диван. Вечеринка не помогла. Дурь не помогла. Девушка не помогла. Что ему было делать? В кармане джинс завибрировал телефон. Касьян прочитал сообщение и засмеялся. В три часа ночи, сидя в душной комнате, полной народу, утопая в звуках электронной музыки, он смеялся, как в детстве, весело и задорно.
