Похоже, что современная Россия в этом вопросе на самых передовых позициях. Философ и психолог Эрих Фромм в своей книге «Бегство от свободы» написал, что в двадцатом веке появился новый тип людей: гомо-маркетинг. У гомо-маркетинг всё на продажу, вплоть до пиджака и белозубой улыбки. Его девиз – не внутреннее содержание, а имидж. Во всём мире процесс появления новой породы людей был постепенным. В России конца двадцатого века это произошло мгновенно. В 1985 году началась Перестройка. Простодушные и не равнодушные к своему ремеслу продолжали заниматься своими привычными делами, полагая, что смогут прокормиться честным трудом. Эту «породу» людей уместно именовать homo-industrious (человек работящий, прилежный, усердный). Те же, кто плохо сидел на своём стуле или не любил его, взяли на вооружение известный в России со второй половины XIX века принцип: «Схватил, урвал и побежал», впервые сформулированный, кажется, в «Господах ташкентцах». С начала Перестройки прошло более двадцати лет. Изумлённый происшедшим российский homo-industrious смотрит по телевизору на сладкую жизнь homo-marketing (новых русских), слушает рассказы о скором всеобщем благоденствии, но не наблюдает такового в реальной жизни. Пропасть между двумя популяциями только ширится. Двадцать первый век – время полной победы homo-marketing над homo-industrious (человеком работящим, прилежным, усердным).

В России идея справедливого распределения всегда преобладала над идеей производительного труда. Поменялось понимание справедливости, но как комиссары в прошлом занимались, в первую очередь, справедливым распределением благ, так нынешние российские менеджеры заняты «правильным» регулированием денежных потоков. По глубокому убеждению автора менеджер – не профессия, а склад характера, склонность к комбинаторному мышлению. Выдвигать же в менеджеры надо профессионалов, имеющих соответствующий склад характера. Такими менеджерами были Томас Эдисон и Генри Форд. Билл Гейтс, между прочим, – тоже. А пока электроэнергетикой руководят люди, которые при слове «рубильник» вспоминают «нос лица кавказской национальности», – проку не будет.

Мысль о том, что в энергетике инженер – профессия, а менеджер – не профессия, далеко не новая. Крупный теплофизик, лауреат энергетического Нобеля – премии «Глобальная энергия», эксперт Нобелевского комитета по специальности «Физика» академик Владимир Елиферьевич Накоряков написал об этом так: «Распад энергетической отрасли в России начался с прихода в руководство абсолютных непрофессионалов. Точкой отсчёта можно назвать приход в энергетику в середине 90-х Б.Немцова, В.Бревнова и их команды».

В задачнике спрашивается: зачем же повторять то, что не раз говорили и бывший заместитель министра энергетики Виктор Васильевич Кудрявый, и академик с таким сложным отчеством Елиферьевич? Ответ простой: голоса Кудрявого, Накорякова и других «инакомыслящих» пока не услышаны ни верхами, ни низами. Поэтому автор этих строк присоединяет свой слабый голос к тем голосам, которые пытаются противостоять эпидемии дилетантизма, в которую погрузилась страна.

Свой опус Горин посвящает, тем, кто в этом мире строил, а не подводил черту в бухгалтерской ведомости, тем, с кем довелось повстречаться на больших стройках «эпохи ушедшего деспотизма». Тем, кто не искал виноватых, но зачастую сам оказывался виноватым. Так сложилось, что эти люди из героев своего времени превратились в антигероев нашего времени. Особенно после аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Горин с такой оценкой их труда не согласен. Это главное, что он хочет сказать в своем опусе. Поэтому окончательное заглавие опуса – «Рукотворное чудо Саян.

В жизни приходится сталкиваться с тысячами людей. В книге же героев может быть пять или десять. Приходится выбирать. К примеру, есть в книге главный инженер проекта А.Ефименко. До Ефименко главными инженерами проекта Саяно-Шушенской ГЭС были Г.Претро, Я.Марголин, Л.Доманский. После А.Ефименко – М.Александров, Б.Ботвинов, Д.Быков. Приходится выбирать. Возможно, автор был пристрастен в своём выборе и выбрал тех, кого лучше знал, кто оставил след в его личной жизни.

Было время, когда в России торжествовал принцип: «Кто не с нами, тот против нас». Сейчас моден плюрализм политический, научный, религиозный и даже сексуальный. На это намекали Горину его знакомые, кому он дал почитать свой опус. «Всякое мышление подтасовка – и твое, и твоих оппонентов. Но надо знать и потакать чужим предвзятостям – только так можно переубедить, принимая чужие аксиомы», – так, совершенно справедливо отозвался один знакомый. А вот письмо из далекого города Майнц от другого знакомого: «Здравствуй Захар! Прочитал я твой “опус”. Прочитал и почему-то подумал – вот Пётр сидит на облаке и сортирует новоприбывших, этого – в рай, он праведник, этого в ад, он грешник. Пётр – апостол, классик жанра. Тебе сложнее, каждому по ярлыку, т. е. кому по жопе, кого ласками согреть. А ведь у всех твоих героев начальственные чины и пышные звания, до академиков. Совсем зашаталось мироздание». И все же, «рассудку вопреки», Горин решил быть предвзятым, ангажированным, принадлежащим своей гильдии.

Свободные общественные союзы, полеты идей, свитки планов. Сколько слов, сколько прекрасных слов и какая пропасть делового бессилия! Очаровательное время распада государственной машины, безвластия, самопорядка, срывающегося в сумбур. Совершенно ясно, что это конец революции, что кто-то придет и скрутит пуще прежнего, но не в том дело, это все-таки следовало пережить, эти лучшие дни огромной страны…Скачут цены на исчезающие товары, и деньги становятся бумагой… Историки объяснят, как это происходило, чьим радением, чьей мудростью; но не верьте слишком этим документам, потому что они приведут в стройность то, что не было и не могло быть стройным, они откроют в хаосе событий гармонию причин и следствий. Нас влекла стихия, а люди на стороне делили должности, кричали слова команды, стреляли в упор, тормозили раскатившийся вагон. Михаил Осоргин «Сивцев Вражек».

«Биохимия сдается натощак». Объявление висело в вестибюле. Нет, это был не вестибюль биофака. И речь шла не о сдаче экзамена по биохимии. Речь шла о сдаче крови на анализ. В отраслевом НИИ, где Горин проработал почти полвека, шел медицинский профилактический осмотр сотрудников. «Жить стало легче, жить стало веселее», – вспомнил Горин фразу вождя. Наконец-то весной 2009 года забота правительства дошла и до них. Как же: первый профилактический осмотр за 18 лет новой эры (если вести отсчет новой эры со дня распада СССР).

На свой четвертый этаж Захар Ильич поднимался в два приема. А что делать, если тебе за семьдесят. Сначала на второй этаж главного здания. Пока шел по длинному коридору второго этажа отдыхал перед подъемом на четвертый. Путь проходил вдоль вереницы портретов классиков гидротехники, вывешенной на стене коридора. Те, кто был изображен на портретах, уже давно покинули этот мир. Всё собирался пересчитать, сколько же из этих людей были когда-то коллегами. Не собрался. Но навскидку, примерно – две трети. Притормозил возле портрета Николая Семеновича. «Уж больно прост он на этом фото, – подумал, – ни дать, ни взять красный профессор. Как будто от сохи в науку по направлению партии». А Николай Семенович был очень даже не прост. И вовсе не от сохи. Те времена, когда эти люди были живы, не были идиллическими, да и люди той поры были не ангелы. Но они (люди, не времена) нравились Горину много больше, чем нынешние.

Отдышавшись в коридоре главного здания, по переходу второго этажа Горин попал в свой корпус и поднялся на свой четвертый этаж. Кабинет находился недалеко от медпункта. На этаже царило необычное оживление. Сначала надо было в медпункте сдать на анализы кровь и мочу, а потом отправляться в музей, в кабинет гражданской обороны и в другие давно забытые и не посещаемые помещения, где сидели врачи-специалисты и бегло осматривали ученых, сдавших анализы.