Присев на высокий балконный порожек, Эма прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. От цветочных ароматов защипало в носу, и она громко чихнула. Рядом послышался легкий шорох, и на перила соседнего балкона ловко запрыгнула рыжая кошка. Устроившись, она принялась вылизывать пушистые лапы, изредка бросая на Эму высокомерные взгляды.

– Как дела, рыжая?

«Сама такая», – промелькнуло в кошачьих глазах.

Зевнув, Эма сладко потянулась и отправилась делать кофе. Зарядив машину на двойной американо, она слушала звук перемалывающихся зерен и размышляла: «Проснуться бы сейчас в собственном доме, вдали от городского шума, выйти в сад, пройти босыми ногами по влажной траве…».

Кофемашина запищала, сообщив о выполненной работе.

«… посидеть с чашкой кофе на качелях в углу тенистого сада, послушать задорное пение пташек. Протянув руку к кусту, сорвать спелую ягодку и долго смаковать ее вкус. Кошка будете тереться о ногу, мурлыча себе под нос…».

Эма тряхнула головой. Карандаш выскочил из волос и упал на плитку, сломав графитовый кончик.

«Стоп. Какая еще кошка. У меня нет животных. Еще немного и начну думать о детях, которые с визгом выбегают в сад и муже, которому готовлю на завтрак омлет и крепкий кофе без молока и сахара».

Эма подняла карандаш и коснулась пальцем острого краешка.

«Какая глупость, – подумала Эма. – Может, он вообще не пьет кофе».

Она нахмурила брови. Подобные размышления Эма себе запрещала, как новоиспеченный вегетарианец при виде ранее любимой копченой колбасы мысленно произносит «чур меня».

Но эти мысли, как бесполезные вещи, наспех завернутые в газетку и брошенные на верхнюю полку, в неподходящий момент нагло прорывали бумагу, высовывали острые носы и начинали складываться в блестящие картинки счастливой жизни – другой, не одинокой Эмы.

«Осознанное одиночество – не редкий выбор современных людей, – успокаивал психолог Кирилл Львович Серебряков и следом давал надежду: – Но если вы не исключаете для себя традиционный вариант с мужем, детьми и пресловутыми пирогами по выходным, то над этим надо потрудиться. Любовь и брак это такая же работа, отнимающая много сил и времени, а значит, к этому надо быть сознательно готовым».

Эме казалось, что она всегда была готова к браку и детям. Но с началом большой литературной карьеры, она поняла, что в ее жизни неизбежны периоды временного перехода в мир, где места нет никому, кроме персонажей. Иногда наступали дни, когда работа над книгой внезапно останавливалась, а мысли и слова, словно подсыхали, рассыпаясь мертвым прахом. Тогда Эма вынужденно выползала из привычного мирка и ее незаметно, но верно накрывала депрессия. И Кирилл Львович узнавал об этом первым.

Он промывал ее душевные раны со всей жестокостью и цинизмом, на которые способны доктора. Сеансы с психологом напоминали профессиональную чистку зубов. Душа, как задетая десна ныла, но очищалась. Проходило время, и она вновь обрастала налетом из обид и болей прошлого. Камни, один крупнее другого врастали незаметно, и убрать их мог только Кирилл Львович.

Эма познакомилась с ним через телефон доверия еще в Петербурге, пытаясь помочь маме после тяжелого развода. Ирина Эдуардовна отказалась, а Эма попробовала и зацепилась. Тогда его сеансы стоили недорого, и Эма обращалась за помощью всякий раз, когда подступало душевное удушье. Уже в Москве, когда рана, нанесенная Германом, невыносимо ныла, когда одиночество хватало за горло, а слезы текли, казалось без видимой причины, она отправляла доктору сообщение с запросом и спустя время начинала дышать спокойно.

На первом сеансе она представилась Еленой и попросила без видео, что сильно пригодилось позже, когда нахлынула слава. Лишь однажды Эме показалось, что доктор догадывается, кто находится по ту сторону экрана. На одном из сеансов, он произнес фразу: «В жизни приходится за все платить. Одним – отсутствием карьеры за личное счастье, другим – одиночеством за уникальный талант».

Эма привыкла к одиночеству, как привыкают к небольшому физическому дефекту, которого сначала стесняешься, а потом перестаешь замечать. Доктор учил любить себя по умолчанию, без обязательств и помог избавиться от бесконечных мыслей о Германе. Не зная подробностей, Кирилл Львович, понял, что некий человек забрал что-то очень важное, что мучит Эму.

«Никто не способен украсть у вас то, что вы сможете повторить. А если не сможете – значит, это не то, о чем стоит жалеть», – говорил он и однажды, как по щелчку, память словно очистилась, перезагрузилась и появились силы для нового романа, открывшего дверь в новую жизнь.

С тех пор количество сеансов с доктором заметно сократилось, и на них Эма обсуждала в основном отношения с мамой. И снова Кирилл Львович весьма доходчиво объяснял, откуда растут ноги у тревожности и чувства вины перед манипулятором. Значения произносимых доктором слов «депривация, сепарация» Эма выучила наизусть, но несмотря на знания и грамотные подводки к разрыву токсичных отношений, она сознательно терпела мамин характер, считая, что близкими людьми нельзя разбрасываться.

После спешного отъезда из Питера, Эма по предложению Глеба возглавила отдел рекламы в его издательстве. Прежний руководитель ушла в декрет, и осталась менеджер Яна Леонова. Если бы в тот момент Эма была в состоянии думать о чем-то, кроме своей боли, она бы заметила, как изменилось лицо девушки, когда Глеб объявил о новом назначении. Проработала Эма в этой должности несколько месяцев, а с Яной подружилась надолго. Эме нравилась ее образованность и ненавязчивость. Они вместе ходили в кино и на выставки, любили один сорт мороженого и обе посвящали максимум времени миру литературы.

Глеб в итоге назначил Яну руководителем, сократив остальные должности отдела и по факту, возложив работу на нее одну. Яна занималась всем – от разработки маркетинговых планов до их воплощения, включая личное продвижение книг ведущего автора – Эмы Майн. Яна сама вела ее соцсети, поддерживая эффект присутствия на время создания нового романа, когда по требованию Эмы включалось правило тишины: никаких интервью, встреч с журналистами, презентаций. И только Ирина Эдуардовна активно пренебрегала этим правилом, считая, что имеет право общаться с дочерью в любое время.

Мобильный заиграл «Полет шмеля» и на дисплее высветилось «Мама».

– Эма, ты в курсе, что у Саши родился второй мальчик! – надавив на слово «второй» воскликнула Ирина Эдуардовна.

– Привет, мам. Да, Глеб говорил. Как быстро пролетело время.

– Время вообще летит очень быстро, Эмилия. И мне вот очень интересно, когда же я стану бабушкой? Часики тикают.

– Мама, остановись.

– Что я говорю, какие часики! Куранты бьют, а ты не слышишь!

– Мам, ты в себе?

– Может, обойдемся без хамства? – повысила голос мать.

– Ты сама подумай, от кого я тебе рожу?

– Например, от Глеба! – не унималась Ирина Эдуардовна. – Вы так хорошо дружили в детстве. Ты вспомни, как вы всегда играли вместе, даже в куклы. Почему бы вам и сейчас не быть…

– С возрастом, мама, – перебила Эма, – мы стали играть в разные игры, и каждый – в свои куклы. Я не в его вкусе, пора бы уже понять.

– А ты похудей и станешь в его, – бодро парировала мать.

– Сейчас тебе точно лучше остановиться, – предостерегла Эма.

– Глеб – великолепная партия, – упрямо продолжала Ирина Эдуардовна.

– Партия. Мама, в каком веке ты живешь?

– Устои и правила во все времена одинаковы. Глеб на самом деле великолепная партия, и я не понимаю, чего ты упрямишься.

– Мама, я тебя умоляю! Почему ты слышишь только себя?!

– Не кричи, у меня абсолютный слух.

– Так услышь меня своим абсолютным слухом! – снова повысила тон Эма.

Она отложила телефон, сделала несколько вдохов-выдохов и с трудом заставила себя продолжить.

– Ты в прошлый раз говорила, что у тебя слабость. Как сейчас себя чувствуешь? – сменила тему Эма.

– Ха! Вспомнила разговор недельной давности. Нормально у меня все, проколола курс витаминов, пропила бады и бегаю, как новенькая. Тебе бы тоже не мешало.