«Подчеркивает мои достоинства? – подумала Иден, едва подавляя улыбку. – Чертовски двусмысленный комплимент при моей скромной внешности».

– Привет, Лора. Хорошо выглядишь. Как ты?

– Сказочно. Просто сказочно. Сегодня утром мой подрядчик собрал кучу своего шумного оборудования и покинул нашу квартиру. Ремонт сводил нас с Джонатаном с ума. Два месяца на переделку ванной комнаты! И все же марокканская плитка просто божественна, а ремонт стоил затраченных усилий; сегодня у меня праздник – больше никаких чужаков в моем доме! – Она триумфально подняла бокал в свою честь, ведь в ее ванной… поменяли плитку. – Теперь ты рассказывай, как провела лето. Это наверняка было невероятно! – проворковала Лора.

«Боже, здесь все ставят слова в превосходную степень, – с улыбкой подумала Иден. – Хоть у кого-то здесь дела могут быть просто «нормально»?»

Иден все лето изучала средневековые средства от серьезных детских болезней. Но это вряд ли была хорошая тема для светского разговора.

И в порыве какого-то абсолютно подросткового бунта она выдала:

– Вообще-то, летом мне пришлось сделать небольшую паузу – мне делали операцию по удалению геморроя.

Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в истерике, но одновременно и осуждала себя за то, что была так мелочна и строга к собравшемуся отдохнуть и выпить народу. Они были предельно милы с ней, и с ее стороны было нелепо все время раздражаться. «И все же, – подумала она, – неплохая у меня вышла шутка».

– Ого… Да что ты. – Лора широко распахнула глаза, отчаянно перебирая в уме свои ментальные заметки с заготовленными ответами в поисках подходящей для такой ситуации. – Что ж, бывает. Надеюсь, тебе уже лучше. – Она с улыбкой махнула рукой в сторону толпы, словно увидела кого-то очень важного, и, извинившись, удалилась.

И вот наконец Иден увидела Роберта. Он стоял в окружении внимательных слушателей и рассказывал какую-то очень интересную историю.

– И вот, – он сделал долгую паузу для пущего эффекта, – мужчина подобрал свои брюки и ботинки и, извинившись, ушел! – Он поставил кульминационную точку, и слушатели расхохотались.

И вдруг одна очень молодая и очень привлекательная женщина наклонилась к нему и что-то ему прошептала.

В Иден заголосила тревожная сирена и холодок пробежал по коже. Ей показалось, что за невинным шепотком на ухо скрывается нечто более серьезное. Иден разглядела в жесте женщины нечто более опасное.

Она подошла поближе, и Роберт ей улыбнулся. Молодая женщина сделала едва заметный шажок назад, а Роберт положил руку на талию Иден.

– Все, это Иден. Иден, это… все.

К девяти вечера у Иден раскалывалась голова. Все, чего она хотела, так это стянуть с себя дизайнерское платье и влезть в штаны для йоги. Роберт куда-то ушел, бросив ее на произвол судьбы, и она снова пошла его искать.

– Я хочу взять такси и поехать домой. Головная боль меня прикончит, – пожаловалась она.

– Мне очень жаль, дорогая. – Он сделал едва заметную паузу, прежде чем спросить: – Хочешь, я поеду с тобой?

Она была уверена, что он надеется на отрицательный ответ. Его-то она и дала:

– Нет, не стоит. Я просто поеду домой, приму ванну и лягу спать. Позвоню тебе утром.

– Ладно. Позволь принести твое пальто. – И Роберт исчез в толпе.

Через минуту он вывел ее на холодную морось и жестом подозвал такси. Они спешно поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи, и вот Иден снова возвращалась на окраину города.

На полпути у нее зазвонил телефон.

– Иден, это мама. – Было трудно разобрать, что мама говорит – она все время всхлипывала, а голова у Иден раскалывалась так, что она вздрагивала от громкого звука и старалась держать телефон подальше от уха.

Но в итоге смысл сказанного начал до нее доходить.

– Иден, у бабушки случился сердечный приступ. Она умерла, Иден. Она умерла!

Иден резко выпрямилась.

– Мам, погоди! Что случилось? Господи, что случилось? – сыпала она вопросами, сердце неистово колотилось в груди, а разум кричал и не мог поверить в случившееся: «Нет! Нет! Я не верю, все это неправда!»

Для Иден бабушка была одним из самых важных людей на свете. Каждое лето Иден проводила в маленькой английской деревеньке Бартон-Хит, в бабушкином четырехсотлетнем коттедже с соломенной крышей. Бабушка была дерзкой, прямолинейной и уморительно забавной, и Иден всегда на нее равнялась, всегда обращалась к ней за советом и всегда рассчитывала на нее, когда ей нужно было поднять боевой дух и прийти в себя в трудную минуту. И вот теперь бабушки нет.

– Иден, ты прилетишь ко мне? – спрашивала мать, всхлипывая. – Я сама не справлюсь.

– Ну конечно, мам. Конечно прилечу. – Слово за слово, и вот они уже говорили о практической стороне похорон и извещении родственников и знакомых. – Я улажу кое-какие дела в университете и сразу прилечу к тебе. Мама, мне так жаль, – всхлипнула она, осознавая, что как бы ни было больно ей самой, для ее матери бабушка была родной мамой. Иден содрогнулась, представив, как страшно потерять мать. – Я люблю тебя, мам. Перезвони, если хочешь. В любое время, даже ночью, даже если поздно. Я позвоню тебе завтра и скажу точно, когда приеду. Мне так жаль, мам. Я люблю тебя.

И после того, как она нажала отбой, слезы тихо заструились по щекам, и перед ней предстала новая реальность. Толпа незнакомцев равнодушно шла мимо по улицам Нью-Йорка, и, глядя на нее, Иден чувствовала себя такой маленькой и такой одинокой.

Остановившись у дома, она поняла, что не сможет встретить ночь в одиночестве.

Она наклонилась к водителю такси.

– Вы не могли бы повернуть назад, пожалуйста? Я передумала. 214 улица Франклина, если можно. Спасибо.

И такси направилось обратно в центр города, в квартал Трайбека, где жил Роберт. Если он еще не вернулся, Иден его подождет. Ей необходимо ощутить тепло родного тела, нужно, чтобы ночью, в темноте, кто-то был рядом, ей важно было знать, что она не одинока.

Мелкий дождь все накрапывал, а такси, прорвавшись через пробки, остановилось у жилого здания. Иден быстро забежала в лобби, но все равно успела промокнуть насквозь.

«Ты только посмотри на себя», – подумала она, глядя на свое отражение в зеркале холла: заплаканные глаза, размазанная по щекам тушь, промокшие волосы. Иден порылась в сумке в поисках ключей от лофта Роберта.

Она скинула туфли в прихожей и вдруг услышала звук.

«Странно. Наверное, он забыл выключить телевизор, – подумала Иден. Она зашла в гостиную и снова прислушалась. – Нет, это голоса… приглушенные, но точно голоса».

Она испугалась. Обычно люди, услышавшие чужие голоса в своей квартире, в итоге становились героями криминальных выпусков местных новостей. Но ведь входная дверь была заперта. «Наверное, это все-таки телевизор, – успокоила она себя. – Или Роберт уехал с вечеринки сразу после меня и теперь говорит по телефону».

Ни о чем не подозревая, она вошла в спальню – привычным жестом распахнула дверь, и… застыла, потрясенная. Вот и Роберт. В постели. С той молодой женщиной с вечеринки. Они занимаются сексом на простынях.

Странно, но первым делом она подумала: «Это же простыни из египетского хлопка, восемьсот нитей на дюйм! Я подарила их тебе на Рождество! Они стоили целое состояние!» Те простыни, на которых они с Робертом занимались любовью, смотрели телевизор и спали вместе почти год.

Иден широко открыла глаза, у нее отвисла челюсть; наконец Роберт ее заметил.

– Господи, Иден! – Вот и все, что она услышала, потому что сбежала – бросилась к двери, метнулась вниз по лестнице, спотыкаясь и чуть не скатываясь со ступеней; она бежала так быстро, чтобы Роберт ее не догнал.

Она выскочила через главный выход и пробежала два квартала босая, пока не увидела такси с зеленым огоньком.

Иден отперла дверь своей квартиры, зашла внутрь, прислонилась к стене и сползала, пока не осела на пол. Она была шокирована, а разум ее метался между бабушкиной смертью и Робертом верхом на той женщине.