◈ Переводчики: Алекс (1-18 главы), Utopia (с 19 главы)

◈ Редакторы: Надюша С. (1-18 главы), Александрия (с 19 главы)

◈ Вычитка: Иришка К.

◈ Обложка: Wolf A.

Дорогой Дневник. .

Прошло уже много времени, а я все еще скучаю по своим родителям. Мне бы хотелось, чтобы они изменили свое решение и не бросали меня. Каждый день я хожу в свою новую школу, и каждый день он заставляет меня плакать. Я должна его ненавидеть, но все что я хочу, это помочь ему.

Глава 1

Киран

Спустя три недели

Первые сорок восемь часов я провел в комнате для допросов, пытаясь убедить дебильных детективов, что я не пытался убить собственного брата.

Они были убеждены, что если я сам не всадил в него пули, то я каким-то образом виноват в том, что с ним случилось.

Я сказал им всем, чтобы валили нахер.

Последние сорок восемь часов были потрачены на поиски Митча. Моего долбаного отца.

Я соскользнул с черного кожаного сиденья машины и, прежде чем я успел даже закрыть дверь, меня завалили.

Бесконечными соболезнованиями и вопросами.

Похлопыванием по спине.

Сочувствием.

Жалостью.

Все это было неискренне.

Уязвимость раздражала еще больше.

Мое отчаянное желание отвлечься затмило мои здравые суждения, и, прежде чем я смог переосмыслить это, мое внимание привлекло ближайшая многообещающая девушка.

Она в сотый раз хлопнула ресницами, сильно переборщив. Она идеально подходила для того, что я имел в виду.

Одна улыбка, и она мгновенно обернулась ко мне. Когда я обнял девушку, ее грудь прижалась к моей груди. Мои руки мгновенно нашли ее задницу, и когда я почувствовал под рукой мягкость, вспыхнуло разочарование.

Ничего не произошло.

Ни малейшего возбуждения.

Эта цыпочка заставила мой член опуститься.

Я думал о том, как объясниться, не смущая ее, потому что я не был полным придурком… по крайней мере, для людей, которые не произвели на меня впечатления. Это было дерьмово, и меня поняли бы только те, кто оказался на моем месте.

Хорошо, что я при этом поднял руки, иначе бы мне оторвали их, когда блондинку схватили и бросили на землю.

Мои глаза отказывались поверить в то, что происходило передо мной, но, когда ее кулак откинулся назад, я начал действовать, спасая лицо девушки с широко открытыми глазами, которая не ожидала, что ее ударят по лицу, из-за того, что я решил ее полапать.

— Что ты творишь, Лэйк? — мне удалось сохранить свой тон, изо всех сил держа ее запястье. Ярость в ее глазах не была притворной. Если бы я не был так удивлен, я бы был возбужден.

— Это я, что творю? Что ты делаешь? — она одернула руку и бросила на меня взгляд, который мог бы покалечить. Мой член тут же ожил в джинсах.

Ох, вот это оно.

— Ты пропадаешь на несколько дней, и когда я вижу тебя, то обнаруживаю, что ты обнимаешь ближайшую шалаву?

— Это не так уж важно.

Это была ложь. Я знал, что делаю, когда схватил девушку, которая уже убежала, схватившись за голову от боли. Кто знал, что малышка Лэйк та еще задира?

— Да ты что, придурок.

Теперь это меня разозлило. Мои ноздри раздулись, и начались приступы головной боли. Мне просто нужно было сделать то, для чего я пришел, и уйти. Таков был план. Не лапать случайных цыпочек на школьной парковке и сражаться с Лэйк на улице, чтобы все могли видеть.

— Пошли.

Я шел, не оглядываясь, зная, что она следует за мной, и не останавливался, пока не добрался до одной из пустых классных комнат, которая служила больше, как негабаритный чулан. Я помню, как много лет я хотел затащить Лэйк в одну из тех самых комнат и совершать запрещенные и не прошедшие цензуру действия против ее тела.

— Где ты был? — спросила она, как только мы вошли. Я заставил свой стояк исчезнуть и набрался терпения, прежде чем ответить.

— Слушай, прости. Я сожалею. Как ты?

— Обиделась, и я не знаю… возможно, мне больно? Где ты пропадал?

— Я должен был во всем разобраться, — мне не хотелось рассказывать ей о двухдневном допросе, а затем о моих бесконечных поисках Митча, потому что беспокойство было последним, что я хотел видеть в ее глазах. Она сумела позаботиться обо мне, несмотря на мою лучшую защиту.

В ее взгляде было разочарование.

— Но как ты смог оставить вот так Кинана в таком состоянии?

— Он в опасности, пока мой отец ошивается где-то в округе и у него есть Джон.

— Но ты тоже ему нужен, ты ведь его бра…

— Прекрати. Не произноси это. Я с самого начала знал, что Кинан был моим братом, но это не означало, что и другие должны были узнать именно таким образом. Особенно сейчас. Возможно, я был холоден и жесток, но я никогда не хотел, чтобы Кинан узнал об этом вот так. Теперь мне приходиться ждать, пока мой брат не умрет в какой-то долбаной больнице, чтобы посмотреть, какой ущерб я причинил и простит ли он меня.

— Ты все это время знал?

— Да, — могу сказать, это ее шокировало.

— Откуда?

— Я увидел ее фотографию на тумбочке Кинана в тот день, когда Джон привел меня домой. Он сказал, что она его мать.

Мое сердце забилось так же, как в тот день, когда я узнал, что у моей матери есть еще один ребенок. Тот, которого она любила достаточно, чтобы сохранить. По крайней мере, так я тогда ощущал это. Я не знаю, что теперь чувствовать, кроме замешательства. Мне чертовски не нравиться эта уязвимость.

- Что они заставили тебя сделать? — Резкое изменение темы не осталось незамеченным. Родители были для нее больным местом, хотя она очень сильно старалась, чтобы скрыть свою боль.

Точно так же, как ее родители были для нее запретной темой, разговоры о моих днях порабощения были или должны были быть запрещены. Проведя время в компании отца, я чувствовал, что должен ей хотя бы краткое объяснение. Я никогда не смогу обнажиться настолько, чтобы раскрыть все. Кроме того, после сегодняшнего дня я ее решил отпустить.

— В любом случае, я думаю, это уже не имеет значения. — Я проигнорировал усиливающуюся боль в груди. Никакая психологическая подготовка не могла облегчить то, что мне нужно было делать. — Я совершил свое первое убийство для них, когда мне было шесть.

- Как? Ты был так юн.

Она недоверчиво посмотрела на меня. Ее реакция меня не удивила. Никто не желал верить ни во что, кроме идеального образа невинности, создаваемого детьми, но с правильной подготовкой… все было возможно. В конце концов, невежество — величайший враг человека. Это делает тебя слабым и уязвимым, но это лучше воспринимается, чем знание, потому что никто не хочет позволить тьме этого мира войти в их жизнь. Поэтому вместо этого они предпочитают игнорировать то, что происходит прямо перед ними.

— Удивительно, на что ты готов, когда голодаешь и не видишь другого выхода. Они использовали все, что могли, чтобы контролировать нас. Вскоре я перестал замечать голодные боли или жажду, а шрамы зажили еще до того, как я узнал, что они есть.

То, как я рос в те первые восемь лет, придало новый смысл идее привилегированного образа жизни. По сравнению с тем, что мне пришлось пережить, дети на улицах возле наших домов считались крутыми.

Я мог видеть вопросы в ее глазах вместе с жалостью, но, к счастью, она не перебивала.

- Они начали меня учить с малого. Во-первых, они хотели, чтобы я наказывал других детей, пока я не добрался до взрослых. После двух лет обучения на убийцу я стал одним из их лучших учеников. Я был гребаным восьмилетним ребенком. Я перестал думать и перестал чувствовать. Это сохранило мне жизнь.

— Это не жизнь, — заявила она.

— Откуда тебе знать?

Моя защитная реакция усилилась благодаря выражению ее глаз и тому, как она произносила эти слова. Она решила, что я предпочел жить, а не умереть. Иногда мне было интересно, почему я не сдавался. Была ли надежда на жизнь, о которой я никогда не знал, но о которой слышал только от других, и это поддерживало меня?