Недавно Дмитрий справил семнадцатый день рождения, закончил десятый класс и было с радостью встретил летние каникулы. Но последние две недели были для него очень странными. Ему снились необычные сны, в которых он осознавал, что это сон и даже успевал оглядеться. Но только его изумление успокаивалось, как он тут же пробуждался.

Он где-то читал, что можно как-то научиться осознанными сновидениям. Но ведь этому как-то надо научиться, и он не был уверен, что то, что он испытывал было то, чему те люди учились.

В самих же снах, до осознавания, не было ничего необычного. Самые обычные сны: ерунда или бессмыслица, скачущие сцены, что-то навеянное тем, что произошло в тот день или недавно, или давно, и прочее, прочее. Большая часть, а иногда и всё, что Дмитрий видел во сне, улетучивалась при пробуждении или в первые минуты бодрствования. А то, что оставалось – смазывалось, и вскоре забывалось. Но та минута, в которой Дмитрий себя осознавал, застревала в голове как реальное воспоминание.

Но и было кое-что ещё – Дмитрий не видел, но чувствовал, как за ним кто-то наблюдает, и это вселяло странный страх; но, если он и успевал оглянуться, осмотреться – никогда никого не видел. Из-за этих снов он стал рассеянным, но хорошо, что сейчас июнь и летние каникулы, и это никак не отражалось на его учёбе.

Сейчас же – поздним утром – Дмитрий сидит в своей небольшой комнате, на полу и в свете из окна, в первом подвернувшемся ежедневнике описывает её, и всё что произошло.

Этим днём, до важной ночи, Дмитрий не делал ничего особенного, в основном бездельничал. Но он чувствовал себя странно, неуютно в своём теле – это чувство росло и крепло эти две недели, и сейчас в нём было что-то сродни предчувствию.

Опустилась ночь. Пока в городке Зелемир царила темнота и тишина, Дмитрий лежал в своей комнате на кровати и смотрел в потолок; он ощущал странное волнение, но всё же закрыл веки и попытался расслабиться. За окном дул слабый ветер – шуршал листвой кустарников и рябины, которые росли под окном. Окно было открыто на половину и смесь: ночного света и фонарей с автостоянки – падала на пустой подоконник и пол с ковром, но остальная комната тонула в черноте и едва ли что можно было рассмотреть. Шторы-то были тёмные и плотные.

В какой-то момент все мысли и волнения растворились, и осели на дно. Дмитрий будто моргнул и, открыв обратно веки, он понял, что сидит на краю кровати, но другой.

Было светло и тепло. Дмитрий хорошо знал это место – это домик в деревне у бабушки по папиной линии; и это был как кусочек из детства, но размытый, рассеянный. Однако Дмитрий пока этого не понимал – он был как во сне. Он сидел на кровати, на которой спал, когда гостил здесь. Он вроде бы видел привычные предметы, но и в то же время они были размытыми, отдалёнными. Он вертел головой – и предметы передвигались, путались или менялись местами, а что-то добавлялось или убиралось; но он не находил это странным.

За окном ярко светило солнце, а от слабого ветра покачивались короткие белые занавески с рюшками. Дмитрий обрадовался, что сможет пойти погулять и встал. Справа он увидел себя в зеркале. Оно было таким каким он его помнил: громоздкое, старое, но в хорошем состоянии и покрытое толстым слоем лака.

И в первую секунду Дмитрий подумал, что это его старший брат, но только ниже на полголовы. Но это был не он. Они очень похожи – те же чёрные волосы, похожие короткие стрижки, похожие черты лица, а прямые носы, перескочив отца, достались им от деда. И, пожалуй, единственное, что досталось братьям от папы это серые глаза, так как остальную внешность они взяли от другого дедушки – уже по маминой линии.

Дмитрий понял, что это он и очень удивился, увидев себя подростком, то есть настоящим, а не ребёнком. Он был не в домашней одежде, а в том, в чём ходил эти последние две недели в реальном мире. Тёмные джинсы, чёрные кроссовки, белые носки, белая свободная футболка с принтом – как мазок, а рисунок на подобии граффити, изображал: горы, солнце, оранжево-розовое небо, несколько облаков, а с верху была надпись «Rise». Сейчас это была его любимая футболка; и поверх на нём была надета лёгкая и свободная джинсовка цвета хаки.

Дмитрий почувствовал, как реальность покачнулась, как булькнула, но, прежде чем она заползла в голову, его взгляд остановился на кроссовках – и его пронзил детский страх.

«Я в обуви! В помещении! На ковре! Бабушка меня убьёт!», – взрывались предложения в его голове.

Дмитрий развернулся и было шагнул в сторону открытой двери, которая вела в гостиную, но, сделав два шага, замер. Он что-то почувствовал – оно обволакивало тело и оседало внутри. И в этот момент в него ударила реальность, хотя ощущалось так словно рассекла.

Дмитрий вспомнил, что бабушка умерла четыре года назад; вспомнил: похороны, гроб, могильную плиту и её улыбающуюся на фото. Оно было цветным, а вот у дедушки, рядом с которым её похоронили, чёрно-белым. И Дмитрий вспомнил, что в последний раз они навещали их могилы этой весной, когда растаял снег. Это были печальные глотки реальности.

Дмитрий медленно выдохнул и распрямил плечи. Та же комната, разве что стала чётче в предметах, но с изменениями, которых не было в реальности – в реальности уже и дома-то не было. Дмитрий осознал, что это сон с ясностью ума. И он уже ожидал, что сейчас пробудится. Но… этого не произошло. И он растерялся ещё больше.

За окном чирикали пташки, в дали лаяла собака и кукарекал петух, а в низу – на первом этаже – что-то скрипнуло: не то пол, не то мебель. Для Дмитрия всё ощущалось крайне странно. Он чувствовал тело как в реальности, но немножко онемевшим – будто кожа покрылась тонкой корочкой, которая притупляла ощущения; и даже одежда на теле ощущалась иначе, тяжелее.

Понимая, что пробуждение ему не грозит, Дмитрий намеревался собраться с мыслями, обдумать ситуацию и решить, что делать. Но раздались звуки, которые в миг пустили мурашки по коже, а желудок сжался; и если бы Дмитрий был котом, то его шерсть встала бы дыбом.

Это были звуки скрежета – как несколько туповатых ножей проезжали по деревянному полу; и в повторяющихся звуках распознавались шаги. Они стали тише – кто-то шёл по ковру в гостиной и приближался к Дмитрию.

Он овладел собой, бросился к дери и захлопнул её, но успел заметить нечто высокое и чёрное. Это только усилило страх и панику. Он опрокинул тумбу на высоких ножках с книгами у двери, а сам бросился к окну. Он подумал, что если сон будет соответствовать реальному воспоминанию, то это должен быть второй этаж.

Дмитрий вынырнул в солнечный летний день и, моргая, привыкал к свету. К счастью, как и в реальности (но в прошлом) под окном был узкий выступ, а затем – скат крыши над верандой. Сзади раздался грохот и Дмитрий, не оборачиваясь, перепрыгнул через подоконник – он оказался на скате, проехался боком и едва не упал, спрыгнул с края и в кусты. А на верху послышался треск выломанной двери.

Дмитрий бежал через дворик, не то по грядкам, не то просто по земле – он не видел чёткости ни в чём, кроме забора и открытой калитки. Но за забором, вместо привычной деревни, был лес стройных сосен. В моменте Дмитрий не думал об этой странности, а думал, как бы удрать от того, кого ещё и толком не увидел.

Позади с грохотом и треском распахнулась входная дверь, хотя звучало так что её вырвали. Слышался скрежет по дереву крыльца, скрип ступеней. Дмитрий выбежал за пределы участка дома и бросился к соснам – он бежал по пустырю и лес казался недосягаемым. За спиной он услышал дыхание, или скорее его подобие, и обернулся. На него неслось существо, которое выглядело как вервольф из какого-нибудь фильма или игры.

У вервольфа имелась чёрная шерсть, тело было подобно человеку, но вместо рук и стоп – когтистые лапы; голова была волчья и косматая; глаза были чёрные, а клыкастая пасть – раскрыта. Вервольф мог передвигаться на задних лапах подобно человеку, но бежал на четырёх как странная смесь человека и волка.