–…берегини справятся. Наш мир будет жить… я сделаю для этого, что могу… природа поддержит нас. Пусть придётся пропустить этот мир через себя. Но мы же… целую вечность жили бок о бок с людьми. …магический мир сильнее, чем может показаться. Его корни так глубоки… – донеслись до него обрывки последней фразы. Машина скрылась за холмами, и чарующий голос незнакомки затих.

Шмель сорвался с места и побежал, забыв про всё: про поле, про жужелиц, которых должен был спалить, про круги на поле… Он несся со скоростью ветра. Длинные волосы его развивались на ветру, и в них, как светляки, мерцали непослушные искры. От этого волосы в темноте чем-то напоминали парящий в воздухе китайский фонарь привязанный за верёвочку к велосипеду. Босые ноги отбивали дробь мозолистыми костяшками пальцев, пятки горели огнём, но он не сбавлял скорости, надеясь, вновь услышать голос, подаривший ему надежду.

В какой-то момент надежда ослабла. Он бежал, а голос никак не попадал на радары его чутких ушей. Он подумал было, что сбился с пути и уже бежит параллельно дороге, по которой следовал автомобиль незнакомки. Но вдруг в глаза ударил яркий свет фар и сильный удар отключил его…

***

– Боже мой! Синеока! Мы сбили человека, – услышал Шмель далёкий голос. Почувствовал, как его приподняли, и мягкая рука легла на лоб, а потом его коснулись губы: «Как две ароматные чернички… Это она».

– Чудик жив. Или мне кажется, или он полон магии. Нашей, лесной. Не знаю, как и почему он бросился под машину. Наши так себя не ведут. Если вглядеться в его уши и ноги – похож на лешего. Посмотри: ты видел когда-нибудь такие уши у людей? Их форма больше напоминает гриб. Лисичку там или груздь. Выбирай сам. И почти не имеют извилин. Зато здорово напоминают воронку. Он услышит за километр даже писк мыши в норе. Кстати, он ничего так. Для лешего просто красавец! А как сложен! Чудо!

– Ну, хватит. Как сложен… красавец!.. Может, он бежал за нами и подслушивал разговоры? А у леших может быть потеря памяти? Ну… от удара головой…

– Не знаю. А вот от потери магии – случается. Если его магический круг утрачен, то волшебство испаряется, как вино в кувшине, долго стоящее на солнце. На дне остаётся только осадок. Грузи бедолагу в машину. В посёлке разберёмся…

Степан нехотя запихнул Шмеля в машину и небрежно опустил на пол. Красавец леший вызывал в нём чувство досады. С одной стороны, он не должен был ревновать, а с другой… Шмель упал рядом с фаянсовым унитазом в глубине пещеры и замер, потеряв последние искры сознания.

***

– Ого! Вот это да! Даже унитаз! – воскликнула Лиля, заметив в салоне Тойоты пещеру, битком набитую покупками.

– Взяла на пробу. В пещерах эта вещица ни к чему, а в доме, пожалуй, лишней не будет. Нужно понять, что из всего этого действительно необходимо, а что бесполезный хлам. Нам придётся во всем быть похожими на людей! Не забывайте.

Синеока взяла в руки пластиковый контейнер с клубникой и, открыв его, засунула в рот огроменную ягодину.

– Тьфу! Мерзость какая! – тут же выплюнула Владычица.

– Говорят, её выращивают в Турции.

– Где это?

– За морем-окияном. А вернее, за двумя морями, если Азовское считать, – пояснил Степан.

– А-а-а, – из дома Синеоки, зевая, вышел Лавр. – Клубничка! Тоже хочу.

– Не смей есть эту пакость! – сердито вскрикнула Синеока и, бросив контейнер на землю, растоптала его каблуком туфли.

– Пластик разлагается от четырёхсот до семисот лет и отравляет почву, – сложив руки в замок, как бы невзначай сказал Степан.

– Леший его возьми! – выругалась Синеока и отправила контейнер прямиком в оцинкованное ведро, только что вынутое из машины.

Лиля уже собиралась спросить: зачем оно? Но вопрос отпал сам собой.

– Мальва, золотце, дай ребёнку клубники. У нас ещё осталось немного?

– Да, Владычица, погода стоит жаркая. Клубника почти отошла. Зато малина назрела раньше обычного.

– Оставь всё это, Лилия. Завтра будет день. Тогда и рассмотрим всё как следует! – устало сказала Синеока.

В домиках горел магический свет. Где-то золотистый, где-то розовый, голубой и сиреневатый. В окошках мелькали тени.

– Как странно! Мальва, все берегини ночуют в домах?

– Почти. Многим понравился запах свежего дерева. К тому же всё новое привлекает…

– Всё новое привлекает… я просто падаю с ног. Слишком много нового свалилось на мою голову сегодня. Мальва, умоляю, позаботься о лешем. Укрой его, что ли. Замёрзнет, ещё чего. Ночь, кажется… будет тёплой, но всё равно… – вымучено произнесла Синеока последнюю фразу и зашла в свой терем. Лиля всё ещё сидела на веранде рядом с Лавром, таскала из туеска братика клубнику и что-то щебетала. Заметив, как довольный собой Степан провожает взглядом Виолку, она сразу переключилась на него:

– Где вы раздобыли лешего?

– Выпрыгнул на дорогу, и мы сбили его.

– Жесткач! Не знал, что лешие такие бестолковые, – жуя клубнику, подивился Лавр.

– Он, сдается мне, нас преследовал. Вот и не заметил, что выскочил на дорогу. Как я устал! Смертельно! Думал, усну за рулём. Всё, спать!

На веранде большого коттеджа, построенного для Синеоки и её большой семьи, почти целиком состоящей из людей, появилась Виолка.

– О! Погоди-ка, – улыбнувшись ей, сказал Степан и полез в машину. – Это тебе, моя ягодка.

– Спасибо! – сказала она, и щёчки моментально превратились в две яркие сиреневатые чернички. Обхватив большого розового медведя руками, Виолка вспыхнула от восторга, поцеловала Степана в щёку и побежала в дом.

Скинув туфли, Синеока упала на круглую кровать без сил.

– Смотри! Папа подарил! – прыгая на перину, сообщила ей Виолка.

– Я так рада, дорогая, – только и вымолвила она в ответ.

Виолка немного покрутила мишку и, прижавшись бочком к спящей Синеоке, очень быстро уснула. Когда Степан вошёл пожелать ей спокойной ночи, она уже сопела в обе дырочки, свернувшись калачиком. Степан заботливо накрыл своих берегинь пуховым одеялом, поправил у дочки подушку и, отложив подальше в сторону розового медведя, вышел в коридор.

Лилия, наблюдая за этой сценой, тяжело вздохнула. Её он даже не обнял по приезду. Словно она Мальва или леший какой… Всего неделя прошла с тех пор, как они здесь появились, а у неё уже беспокоилось сердечко. Она и раньше опасалась оставлять Синеоку и Стёпку наедине, чувствовала, что мать ненароком будет влюблять его в себя. Суть чаровницы текла в её лесной крови, и она не видела в том ничего зазорного.

– Нужно будет с ней поговорить. Так не может продолжаться дальше. Чем дальше, тем больше вязнет в своих чувствах Степан, не понимая, что это: любовь или чары.

А по мнению Лилии, то чары и были. Откуда взяться любви? Синеока никогда никого не любила сильно. Даже к ней была несколько холодна. Её почти не интересовало, как ей живётся в мире людей? Добр ли к ней отец? Не обижает ли мачеха? Лилия утешала себя тем, что мама чувствует, что с ней всё хорошо. Следит за ней волшебным зрением, оберегает. Иногда даже ощущала на себе взгляд её небесно-синих глаз. Но чем взрослее она становилась, тем отчетливее понимала: всё это она себе придумала. А мама… просто мама. Такая уж она есть.

Лилия каждое лето приезжала погостить. Среди берегинь было весело. Чудеса делали лето волшебным, а жизнь становилась светлее от осознания того, что мама ни кто-нибудь, а лесная Владычица! Синеока же испытывала дочь, стараясь каждый раз найти в ней крохи волшебства. Не находя сердилась. Переборов горечь, глотая слёзы, Лилия всё равно любила маму и гордилась тем, что она – фея! Надеялась, что однажды её обрадует.

Секрет, который хранила Лилия в сомкнутых до бела кулачках, иногда всё же вырывался наружу. Особенно в детстве! Так хотелось рассказать, похвастаться своей мамой, как это делали другие дети. Иногда она себе это позволяла, обижаясь, что сверстники ей не верят. Да и взрослые тоже.

Текст предоставлен ООО «Литрес».