Мёрзлый втянул воздух и уставился на костер.

– Не бойтесь, отец, – ласково проговорил Эйнар. – Это всего лишь огонь. Я сейчас посажу Вас рядом отогреваться".

Он надеялся, что огонь костра насытит мерзлого теплом и растопит проклятие. В это отчаянно хотелось верить.

Целый день Эйнар просидел рядом с отцом.

Интересно, а как понять, что проклятие спало? Пропадёт голод в глазах? Отец начнет удивлённо озираться? Заговорит? Узнает ли он сына?

Но надеждам не суждено было сбыться. Отец оставался мёрзлым. Отчаяние, будто болотная жижа, засасывало Эйнара.

"Может, за несколько часов проклятие не снимается? – мысленно оправдывался он. – Скорее всего, нужно время. Может, даже ни один день"

От этих мыслей стало повеселее, и душа снова наполнилась надеждой.

На ночь Эйнар вернулся домой. Он ничего не сказал родным. Не нужно им сейчас волноваться. Пускай лучше это будет для них сюрпризом.

На следующее утро, сразу после завтрака, Эйнар убежал в землянку. Он снова развёл костер. Усадил рядом отца. Завязал ему рот детским платком сестры, который утащил из сарая. Мёрзлый не хотел сидеть, шевелился и постоянно падал. Эйнар всякий раз усаживал его обратно, сюсюкаясь, словно с ребёнком.

– Ну что же Вы так? Не нужно падать. Успокойтесь. Грейтесь.

Ночью Эйнар не позволял себе спать. Следил за отцом. Подкидывал в костер поленья.

Прошло несколько дней, но отец не оживал, не превращался обратно в человека. Бессмысленность комкала Эйнара, как бумагу, превращая его в маленького и слабого.

Как же хотелось верить, что в этой почти мёртвой оболочке заточен живой дух, только ему нужно помочь освободиться. Но как? Может, если оживить его память, напомнить про важное, то отец найдет силы победить проклятие?

Сутки напролет Эйнар рассказывал отцу про себя, про сестру, про маму, про их жизнь, но всё было тщетно… Тот оставался монстром и слабел с каждым днём: уже не извивался, пытаясь освободиться, лишь иногда дёргался, когда Эйнар подходил, чтобы подбросить дрова. В остальное время мёрзлый бессмысленно глядел в одну точку, иногда поворачивал голову или скрёб пальцами по ткани штанов.

Через несколько дней Эйнар устал. Что ещё рассказать? Да и есть ли смысл?

Потянулись странные дни, когда он мог несколько часов сидеть напротив отца и просто смотреть на него. Эйнару казалось, что он сам превращается в мёрзлого: не хотелось ни двигаться, ни разговаривать, ни жить. Иногда он пугался этого состояния, вскакивал и начинал что-то судорожно делать: рубить дрова, чистить кострище, перебирать вещи или перестилать лежанку.

Отец умирал. Его кожа твердела и грубела. Вскоре перестали двигаться ноги, руки. Пальцы больше не скребли штанину. За ночь замёрзло туловище, шея, на лице застыл жутковатый оскал.

Эйнар подошел к мёрзлому, дрожащей рукой дотронулся до его щеки. Пальцы прикоснулись ко льду. Вот и все!

Вдруг отец посмотрел на него. От неожиданности и страха Эйнар отшатнулся, зацепился ногой за пенек и чуть не упал.

Отец смотрел на него! И это был взгляд человека: осмысленный, испуганный взгляд! Сбылась еще одна мечта, забери ее леший! Но жил отец недолго. Буквально за несколько минут взгляд застыл, и белая пелена затянула зрачок.

Дикая, необузданная ярость охватила Эйнара, подобно буре. Он никогда не сталкивался с таким сильным чувством. Он уже плохо помнил, что творил: орал, ломал деревья, нескольким иллидам свернул шеи голыми руками. Он проклинал Богов, что они не уберегли отца.

– Я отрекаюсь от вас! – кричал он, глядя в небо. – Вы больше не мои Боги! Теперь я сам себе!

Ярость постепенно угасала, а вместе с ней угасало и что-то живое внутри. Эйнар ощущал себя иллидом, таким же мёртвым и холодным.

С каждым днём он становился слабее и медленнее. Мама даже отвела его к лекарю, но тот лишь порекомендовал обильное питье и отдых на тёплой печи. Это не помогало. Эйнар чувствовал, как жизнь покидает тело. Он начал прощаться с родными, чем сильно их перепугал. Слышал, как плакала по ночам сестра и молилась мама.

Спасла его новая вера. Обещание, что Всевидящий Бог освободит мир от проклятия и уничтожит всех иллидов, вернуло силы. Эйнар поклонился новому Богу, и в тот же вечер собрал все идолы старых богов, разрубил пополам и сжег под плач и мольбы матери.

Про отца он не рассказал. Не стоит родным знать, в кого тот превратился.

Эйнар хотел вернуться к обычной жизни, но не мог. В нем осталась ярость. Она накатывала неожиданно. Сестра что-то не то скажет, а в глазах уже темнеет и хочется свернуть ей шею. Желание было таким сильным, почти непреодолимым, что Эйнар быстро куда-то уходил, прятался. Пережидал.

Эйнар боялся этих приступов, боялся, что однажды перестанет себя контролировать и убьет кого-нибудь. Поэтому он всё чаще сбегал подальше от дома, прятался в убежище, где давал ярости полную свободу.

Эйнар разгрёб ветки и корни, которые маскировали дверь в убежище. Он сделал её недавно. Раньше два валуна – один снаружи, а второй  изнутри – закрывали вход. Но Эйнар так устал их постоянно двигать. Однажды даже потянул плечо. После этого из грубых досок он смастерил дверь.

Из норы дыхнуло затхлостью и сырой землёй. Внутри было темно. Свет от небесных линий освещал лишь первые две ступени. К счастью, Эйнар так хорошо помнил своё жилище, что легко ориентировался даже в полной темноте.

 Он спустился по ступеням, а затем, шагов через пять, носы ботинок уткнулись в камни вокруг кострища. Эйнар свернул налево, туда, где располагалась лежанка. Он опустился на колени и вытянул руки, ощупывая темноту. Пальцы дотронулись до грубой ткани, которая накрывала еловые лапки. За лежанкой у самой стены он нашел огниво.

По другую сторону костра, в нише в стене хранились дрова. Эйнар сложил чурки шалашом и напихал внутрь сухой травы, коры и еловых лапок. Ударил кресалом по кремнию. Когда искра перекинулась на траву, Эйнар подул на неё, помогая пламени разгореться.

Убежище наполнилось тёплым оранжевым светом. Сразу стало уютно и радостно.

– Здравствуй, отец, – поклонился Эйнар ледяной статуи.

Он не смог избавиться от отца, после того, как тот замёрз. Испугавшись, что пламя растопит лёд, Эйнар вырыл для статуи нишу в стене, недалеко от входа.

Теперь отец всегда был рядом, наблюдал за жизнью сына, охранял жилище.

– Представляешь, что сегодня сестра учудила?! – воскликнул Эйнар, обращаясь к отцу, будто к живому. – Пока мы были на охоте, она соизволила отлучиться, а потом приволокла с собой нечто, похожее на человека! Это был не иллид. Уши, как у нас. Глаза со зрачком, но кожа… Кожа такая розовая и тёплая. А волосы чёрные!

Эйнар рассказал отцу всё, что приключилось за сегодняшний день. Про маму. Про её веру, будто найдёныш Бог. Про Мириам, которая наставила лук на родного брата!

Всколыхнулись уснувшие эмоции. Злость и горечь разлились по телу. Сестра и мама променяли его, родного человека, на странного незнакомца, которого видели впервые! Да как они посмели?! Голова словно наполнилась воздухом. Мир перед глазами поплыл, проведи рукой – и сотрёшь его. Крик ломал грудную клетку и раздирал горло. Эйнар бросился к лежанке, достал из-под неё меч. Со всей силы сжал рукоятку и провел пальцами по клинку. Холод метала немного привёл в чувства. Мир снова обрёл чёткие границы.

Тяжёлым шагом Эйнар вышел наружу.

Вокруг разливалась ночь. Над деревьями висели тусклые серебристые нити небесных линий. Холодный воздух щипал нос и щёки.

 Эйнар застыл, прислушиваясь к окружающим звукам. Скрипели стволы деревьев. Где-то вдалеке ухала сова.

Нужно найти иллидов. Раньше их было много, как блох на дворняге, а теперь ряды мёрзлых значительно уменьшились.

Эйнар двинулся в сторону Плории. Иллиды старались держаться поближе к поселениям и дорогам. А вот дикие звери, наоборот, уходили подальше в леса.

Эйнар долго бродил по лесу, но безуспешно.