Сольвейг опять сощурила глазки:
— И как прикажешь это понимать?
— Что опять не так? Это же просто гребень. У тебя нет своего, а космы вон какие. У Амадея ты расчесывала волосы гостиничным, я помню.
— Вовсе не о том я, — посмеялась она, принимая и разглядывая гребешок, кстати, очень красивый. — Не стоит легкомысленно относиться к вещам, которыми владели существа навного происхождения. Ты ведь уже знаешь, что богинки — создания, тесно связанные с женским началом и деторождением, так напрягай же темя, недалекий герой. И обыкновенный-то гребень — вовсе не простой предмет, а подлинный символ семейных уз! — продемонстрировала она гребешок в руке. — Кому попало гребешок не дарят. Можжевеловый гребешок, к примеру, кладут в кроватку к малышу, чтобы защитить его от тёмных сил. Кедровый или дубовый дарят невесте на венчание, как символ крепости рода и пожелание того, чтобы она поскорее понесла и родила здоровых детишек.
— Нет, погоди…
— Издревле мужчина дарит дорогой гребешок своей возлюбленной, как символ своих глубоких чувств, желания заботиться о ней и ее красоте. Подарок недвусмысленно выражает намерение жениха завести с нею семью. Любого спроси — скажет, что гребень от богинок, он волшебный. Такой тем паче укрепляет род, помогая девушке всенепременно обзавестись первенцем мужского пола. И уж если молодец изловчится добыть такой вот щучий гребешок от богинок!.. Ох, не всякая такому удальцу откажет. Другими словами, — хитро улыбнулась она, — такой подарок — не что иное, как предложение о женитьбе!
— Я передумал. Отдай обратно!
Та звонко рассмеялась, отдернув предмет.
— О-хо-хо, мало тебе было похитить меня, пленив аж в своем сердце, так еще и по людским законам решил меня повязать, — делано удивлялась она, уложив руку на щеку. — Не ожидала, не ожидала. Со мной, скромной девушкой из северных степей, никто не был так настойчив!
— Да и пожалуйста, издевайся дальше! Ты знаешь, что я не имел в виду ничего такого, — надулся герой.
— Знаю. Но подшучивать над тобой, снова и снова совершающим такие глупости, больно уж весело. Понимаю, что очарован ты моей красой, но от предложения твоего откажусь.
— Да и слава богам. Врагу такую жену не пожелаешь.
— Ну, так и быть, могу взять вещицу на хранение, коль тебе она пока ни к чему.
Рэй собирался ответить, но тут услышал оклик со стороны дороги, идущей за полем. Обернувшись, он приметил длинный синий кафтан, спешащий к ним напрямик, сквозь колосящийся ячмень. Мужчина внутри кафтана едва стоял на ногах. Работодатель Рэя писарь Левша. «И как он меня сыскал-то?!» Лисица шагнула герою за спину и исчезла в высоких стеблях быстрее, чем тот успел заметить.
— Рэй, милый ты мой! Куда ж ты ж… ой, — икнул Левша, теряя дыхание. — Нашел тебя! Куда ж ты пропал?
— Охотился. Левша, ты опять пил?
Тот, прилагая силы к поддержанию равновесия, удивленно посмотрел на глиняную бутылку в руке, словно ту ему вот только что подсунул какой-то подлец, затем произвел решительный отрицательный жест и завершил:
— Да!
— Понятно. Ты прости, что я работу сегодня пропустил, завтра бесплатно отработаю, и после завтра, давай, тоже.
— Да л-леший с этими кар-ракулями. Они всё ближе! — страшно прошептал он, оглядевшись. — Я уже и не знаю, куда деваться. Тебя дома не было, так они по-сту-ча-ли!
— Кто постучал?
— Они! Они следят, — опять озирнулся, словно поняв, что даже прямо сейчас «они» могут слушать. — Я же тебе говорю, хотят меня вздернуть! Не уходи из дому без нужды, ей богу, не уходи!
— Ты почему весь в соломе?
— Так я сегодня уж был не дома! — замахал он руками. — Я же не скаженный какой! Они меня вздернут, как только улучат возможность! К моему же потолку подвесят, вон, за крючок для лука. Ты же ушел ранним утром пострелять, сказал, вертаешься через пару часов, а тебя нет и нет. Я-то сразу побег на конюшню, ты ж обычно там с Анастасией! Но в этот раз я тебя не застал. Так я там и спрятался, позади лошади, решил, если кто явится — лошадь среагирует. А потом уснул, а потом вспомнил, что ты говорил, мол, еще на ячмене стрельбой занимаешься, вот и пришел.
Рэй сочувствующе покачал головой: у бедного Левши утро выдалось ничуть не менее волнительным, чем у него. Он в очередной раз заверил Левшу, что никто его не преследует, да и вряд ли кому-то захочется тратить столько сил на изведение деревенского писаря. Похлопал по спине и повел домой.
* * *
Прошел Петров день, открывающий сезон охоты. Охотники стали каждый день уходить в леса, а в местной корчме появилось мясо кабанов, лосей и оленей.
Дни сменяли друг друга, и шла уже третья неделя, как Настя согласилась тренировать начинающего героя. Третья неделя, как Рэй позабыл чувство, когда в теле ничего не болит. Утром он бегал, выполнял упражнения, план которых был разработан героями совместно. Днем трудился в доме у писаря, составляя документы для старосты, связанные с учетом платежей деревни. Левша аж расцвел, когда оказалось, что Рэй обучен не только письму, но и счету. Мало того, считает не на бумаге, а в прямо уме и без ошибок, словно купчина. Вечером начиналась тренировка с Настей.
Труд у Левши освободил от необходимости соглашаться на тяжелые работы, чтобы обеспечить заработок, и это позволило вывести тренировки на новый уровень. День ото дня тело, которое и без того закалилось на лесоповале, обрастало мускулами, а голова полнилась знаниями. Занятия включали в себя силовые упражнения, растяжку, развитие выносливости и координации, упражнения на баланс и, конечно, работу с клинковым оружием, чего так добивался Рэй. По сотне, а то и по две сотни раз они отрабатывали отдельные удары, заучивали серии движений, разбирали работу ног и правильный перенос центра тяжести. Пусть девушка не хотела брать ученика, но за дело взялась ответственно, а Рэй, видя старания учителя, тоже не позволял послаблений. На стрельбу времени оставалось немного, да и лук Ярослава починить не удалось, но большой желтый валун в поле оставался местом, где Рэй всегда мог найти свою рыжую снежную лисицу.
* * *
Два последних воскресенья Рэй провел с Настей с утра и до поздней ночи: силовые упражнения, теория, спарринг. Тёмно-зеленый дневник заполнился не только героическими повестями об изведении жердяя и богинок, но и десятками страниц с рисунками дуэлянтов, показывающих различные стойки, удары.
Ох, одна беда открылась в этих занятиях — Рэй давно уже глядел на Настю не только как на наставника.
Сегодня, в седьмой день недели, звон тренировочных клинков опять не смолк после ужина. Тени мечников мелькали на фоне оранжевого заката, потом в алых сумерках и не разошлись даже под звездным небом. Дуэлянты бились под невесомым светом луны, и ее отражения играли в догонялки, скользя по стали клинков.
— Да как же вы утомили! — возопил из темноты конюх Сенька.
Грозной походкой он направлялся к героям, на ходу застегивая штаны с высокой талией, которые, однако, не скрывали его развитой мускулатуры.
— Звяк, звяк и звяк, каждый божий вечер! Уши из-за вас отвалятся!
Тут бы пояснить. Сеня, он же Арсений Ижеславович, тоже обитал рядом с конюшней, потому был невольным свидетелем геройских тренировок. Он держал собственный флигель с южной стороны: бревенчатый, так что годный даже на зиму. Жилье было маленькое, вплотную к лошадиным денникам, потому что конюху именно так и положено: заболеет лошадь, а то и роды у кобылы принять. Но изба была ухоженной, с большой печью, очень Сенька оной гордился.
Таськи Сеня попервой сторонился, ибо не понравилась: глаза светлые, совсем без синевы, голос низковат, ходит не в сарафане, а штанах мужицких, где такое видано? Да и тоща. Но трех дней не прошло, как Настя в конехозяйстве отработала, а Сенька уж втрескался в эту геройскую по уши. И решил: добьется!
Таисья к нему была добра, но, стоило ему перейти к решительным действиям, как ничего не получалось. Зазноба ныне жила в мансарде над конюшней, ибо ничего лучше хозяин, скаредник, ей не сыскал. Тут Сенька, терпеливая душа, и рассудил: разноцвет, сенозарник и жнивень, то бишь лето, поживет пава райская на мансарде, а в зоревик — первый осенний месяц — куда она ж денется? К нему, сахарному, в избу попросится жить. Чай, на мансарде, что семью ветрами продувается, не больно-то ей понравится. И уж тут он, Арсений Ижеславович, облагодетельствует. И ладно, что без приданого баба — сами наживем.
