– Я тебя защищаю, – на всякий случай сказал в пространство Павел, сворачивая к лестнице, и подивился сам себе.

На первом этаже он сразу ощутил сквозняк, будто кто-то открыл все окна с какой-то неясной целью. Проветрить? Но зачем? В доме ничем не пахло, а ночевали они на втором этаже, и для притока свежего воздуха логичнее было бы именно там открыть форточку.

Он быстро достиг холла и увидел, что входные двери распахнуты.

– Шурик! – позвал Павел, но никто ему не ответил. Ясно, вышел на ночную прогулку. Не спится человеку. Восхищается архитектурой или медитирует на том самом месте, где когда-то, в стародавние времена, стояло какое-то особенное здание. С него станется.

И все-таки какой-то червь сомнения грыз его. Вдруг первая догадка окажется верна? По территории кто-то бродит, а Сашка увидел его в окно. Иначе зачем оставлять дверь открытой? Только если он в спешке за кем-то погнался.

Павел вышел на крыльцо. Посмотрел по сторонам. Никого. Похлопал себя по карманам, но вспомнил, что сигареты остались в куртке. А он сейчас в трениках и тельняшке. Надо возвращаться.

– Шурик! – крикнул еще раз Павел и начал пристально вглядываться в окружающую темноту. Возле здания находился один-единственный фонарь, все остальное пространство поглотила коварная мгла. Что она скрывает?

Павел хотел уже спуститься с крыльца и обойти здание, но подумал, что неплохо бы вернуться за курткой и фонариком. Зайдя в дом, он услышал какие-то звуки из столовой, похожие на звон посуды.

– Кто здесь? – строго спросил он из коридора. В ответ – тишина.

«Может, мыши?» – подумал Павел. Ведь если бы это был Шурик, он бы отозвался. Зачем играть в молчанку?

Медленно ступая, Павел направился в столовую. С собой не было никакого оружия, даже дубинки. Но, будучи крепким мужчиной, он надеялся на свою физическую силу.

Осторожно заглядывая в проем двери, он заметил своего напарника, который просто стоял возле окна, разглядывая потонувшие в ночном сумраке очертания восточной части усадьбы. Окна столовой, как уже говорилось, выходили на пруд с беседкой, и Павел с трудом поборол в себе желание спросить, не видит ли он там черную женщину. Иначе чего он так пялится в одну точку?

– Чего молчишь? Я звал тебя! – с недовольством изрек Павел, чувствуя, что беспокойство его понемногу отпускает. Александр ему не ответил. По всей видимости, пребывал в своем внутреннем мире, в своих несбыточных мечтах, где он – какой-нибудь князь или граф, рассматривающий свои владения. – Дверь открыта в дом! Запирать надо, когда возвращаешься с прогулок своих! – высказав ему эти претензии, Павел вернулся в холл и запер дверь.

«Чудик», – думал он, поднимаясь по лестнице.

Вскоре он снова лежал на кровати, тщетно пытаясь уснуть. Уже и Сашка вернулся в комнату, молча лег, будто так и надо, ничего не сказал, не извинился. «Ох уж эта молодежь!» – подумал ворчливо Павел, поворачиваясь на спину. В какой-то момент он открыл глаза, и прямо перед ним оказался слабоосвещенный коридор.

«Лампа все-таки перегорела», – подумал он, замыленным взором замечая какую-то темную проплешину в середине. Однако эта темнота начала вдруг собираться в кучку, густеть, как давешний туман, приобретая вполне очевидные формы. Павел быстро-быстро заморгал. Не может быть! Ему мерещится! Прошлой ночью он тоже плохо спал, вот от недосыпа и поймал галлюцинации.

Тем временем черный туман мистическим образом трансформировался в женский силуэт и двинулся в его сторону.

Павел, видя ее приближение, открывал и закрывал рот, как щука, выловленная матерым рыбаком и брошенная на берег. Он задыхался. Он не мог кричать и даже шевелиться. Он пытался позвать соседа на помощь, но все тщетно. Ужас завладел всем его естеством. Он не мог поверить своим собственным глазам. Что это такое? Призрак? Они реально существуют?! Что ей нужно? Что она с ним сделает, когда приблизится?

Черная Женщина уже переступила порог комнаты и медленно плыла к его кровати. Он не мог ничего с этим сделать. Пытался вспомнить молитвы, которым учила его в детстве верующая бабушка, – бесполезно. Кроме «Отче наш…», его мозг, парализованный ужасом, не мог ничего родить. Бабуля умерла слишком рано, а молитвы нужно часто повторять, чтобы не забывались. Они растаяли следом за ней – такой маленькой, заботливой и всепрощающей. Потому что некому больше было читать ему на ночь молитвослов. Окунувшись во взрослую жизнь, он и подумать не мог, что ему это когда-нибудь пригодится.

«Крестик!» – вспомнил Павел. Он всю жизнь носил нательный серебряный крестик, подаренный бабушкой. Мысль о том, что нужно до него дотянуться во что бы то ни стало, придала ему сил для борьбы. Сонный паралич начал понемногу проходить, и левая рука под одеялом шевельнулась в сторону груди.

– Шу… Шу… – пытался позвать он напарника, исторгая лишь прерывистый шепот.

Черная Женщина уже достигла его кровати. Она нависала над ним, как неприступный утес, пользуясь его беспомощной обездвиженностью.

Левая ладонь наконец-то нащупала острие серебряного изделия, и в этот момент он вспомнил другое сильное заклинание:

– Чур меня!

Привидение растаяло как дым, а Павел, вместо того чтобы наконец полноценно заорать, мгновенно отключился.

Квартира содрогалась от настойчивых звонков. Дребезжащая трель соловья ввинчивалась в мозг безжалостным шуруповертом, вызывая острую головную боль. Когда-то давно, минимум год назад, этот самый соловей звучал гораздо приятнее. Но тихо. Бабушка жаловалась, что не слышит звонка, и наконец мой крестный, он же дядя Паша, он же бабушкин сын, он же перерожденный Кулибин, решил его починить. Может, руки у него растут из какого-то невероятного места, а может, алкоголь влияет не только на клетки мозга, но и на моторику рук, в общем, прекрасное пение птицы бесповоротно трансформировалось в какую-то жуткую, клокочущую какофонию.

– А когда-то был рукастый, – вздыхая, посетовала бабуля, услышав новую «музыку».

– Зато теперь звонок не прозеваешь! – логично парировал он. И ведь не поспоришь!

Бабуля и не стала. Поразительной доброты человек. Однако вот уже год каждого нового гостя хочется прибить, еще даже не зная, кто он. Слава богу, что наша семья, состоящая всего лишь из трех человек, живет очень обособленно. Бабушкины подруги уже все умерли. Не потому что она такая старая, а просто так совпало. Лучшей подруге было на десять лет больше, а остальные умерли кто от болезни, а кто от несчастного случая. Мама моя тоже умерла, вот уже десять лет как. С отцом я не вижусь, и он вроде бы про меня забыл, повторно женившись на женщине с детьми. Сама я необщительный человек; как говорили одноклассники и однокурсники, «со странностями» (школу пришлось окончить, а вот из вуза я быстренько забрала документы курсе этак на втором или в начале третьего, точно не помню, лишь бы все это больше не слушать). А дядя Паша был общительным, что в итоге его и сгубило. Пристрастился к пьянке, долго мы с бабушкой за него боролись, в итоге только четвертое кодирование помогло. Но он теперь всегда просит говорить, что его нет дома, а во дворе, когда бывшие приятели-собутыльники зычно зовут с лавочек «Пашка!», делает вид, что не слышит, а если они поднимаются и бегут за ним – что не узнает. Нечего и говорить, за все эти месяцы мерзкое дребезжание в нашей небольшой двухкомнатной квартире вызывали только его бывшие дружки. Хотя нет, вру, в прошлом месяце приходили счетчик проверять.

Бабуля спала после укола, открывать пришлось мне.

На пороге стоял дядя Паша. С удивлением смотрел на меня. Ну а я – на него. Весь взлохмаченный, вспотевший, помятый и грязный. Как будто не с работы пришел, а… Только не это!

– Опять за старое, – раздосадованно изрекла я, пропуская его в квартиру.

– Что? – не понял он, оставшись стоять на пороге. Потом до него дошло. – А, нет! Я не пил!

Я только хотела хмыкнуть, потому что всегда, когда он приползал пьяный или его приносили друзья, он первым делом заявлял, что не брал в рот ни капли, мы с бабушкой уже в какой-то момент начали ему подсказывать даже, когда он забывал произнести коронную фразочку. Ну, знаете, как бывает. Когда слезы кончаются, включается смех. Да, это обычно прям не хохот, а грустный смешок, но все лучше, чем слезы лить. Но принюхавшись, я убедилась, что крестный не врет. Как и любой человек, долго живущий с алкоголиком, я научилась довольно быстро определять, насколько трезв мой собеседник.