***
— Дядь Коль, — попросил Ванька, когда Палыч поудобнее устроился у старой бочки, в которой горел костёр, — а давайте сегодня про оборотня!
Яр непроизвольно вздрогнул, а Николай Павлович, украдкой взглянув на юношу и его реакцию, тихо сказал:
— Э, нет, давай не сегодня. Завтра, к примеру. Я, как домой с дежурства приду, так тебе и расскажу… ты ведь уже сто раз слышал. Хорошо?
— Ну, дядь Коль, — заканючил парень, жалостливо поднимая брови, — Ну… Пап!
Вот ведь шельмец! Знает, на что надавить, чтобы разжалобить мужчину. Палыч лет пять жил с матерью пацанёнка, что неудивительно в столь страшное время. На замену погибшим, умершим, да и просто пропавшим родным человеку свойственно находить себе новых. А женщине с двумя детьми сильное мужское плечо необходимо втройне. Вот Ванька и изловчился в особо выгодных для него ситуациях называть отчима «отцом», что было не только на руку мальчишке, но и Николаю приятно.
— Да ладно, Палыч, расскажи ему уже, — махнул рукой Ярос, почувствовав, как мужчина умолк в замешательстве, пытаясь, видимо, вежливо отказать приёмному сыну. — Не даст ведь спокойно отдежурить.
— Да, пап, расскажи!
— Да знаешь ты эту историю уже! Два года весь Юрьев про это судачит. И Ярос её совсем не хочет…
— Ничего, Палыч. Я в порядке, — юноша лишь уставился на горизонт. Серая полоска неба, сливающаяся со столь же неприглядной равниной, завораживала и заставляла лишние мысли исчезнуть, словно отгораживая от того, что случилось когда-то давно.
— Ладно, — сдался мужчина. — Только смотри у меня! Мамке всё расскажу. Потаскает она тебя за патлы сальные! Ох, Вань, потаскает.
— Не пугай, дядь Коль. — Мальчишка, казалось, совсем не боялся угроз отчима. Наоборот, глаза его разгорелись в предвкушении страшной истории, хотя он действительно слышал её неоднократно. — Уже стемнело почти. Сам потом будешь ругаться, что не успел.
— Хорошо. Слушай, — начал Николай Павлович. Он подбрасывал в старую бочку дрова, шевелил угли, отчего по стенам вокруг плясали замысловатые тени.
Ванька съёжился на тюке, подобрал ноги и обхватил руками коленки, будто от слов отчима в самом деле пробуждалась неведомая сила и бродила вокруг стрелецкой башни, желая наказать рассказчика и собравшихся рядом за распространение страшной тайны.
— Егор Кравцов…
— Это тот, весёлый, — перебил Ванька, — в подмастерьях у механика был?
— Он самый, — кивнул Николай. — Не будешь слушать — живо к мамке пойдёшь!
— Молчу-молчу, — мальчик тут же вжал голову в плечи, поглубже зарывшись в воротник.
— Так вот… Егорка пошёл как-то через лес к плотине, чтобы плановый осмотр сделать. Через час вернулся в Юрьев сам не свой. Весь ободранный, в царапинах и ссадинах, глаза безумные! Горят прям глаза! Одежда порвана в нескольких местах, а на открытой спине… синяки да ссадины с кровоподтёками!
— Его избивали? — тут же не замедлил с вопросом Ванька.
— Били-били, — кивнул старший. — Ещё как отколошматили! Но тогда из рассказа Егора ничего и понять нельзя было. Порол сначала невесть что — не мог нормально слов связать, так напугался. Потом всё же допытались у него кое о чём. Когда уж успокоился, то рассказал о напавшем на него чудовище. Человек — не человек, тварь — не тварь, не пойми что в драной и заношенной старой одежде.
— Человек-чудовище? — Ванька так вытаращил глаза, словно слышал эту историю впервые.
— Никто точно не знает. Это существо, как Кравцов рассказывал, было невероятно сильное! До чёртиков! Швыряло Егора об деревья, таскало по земле и камням, словно тот ничего не весил. Но порой… иногда, по уверению Егора, в глазах почти человеческий разум был. Смотрела жуть эта на парня осмысленно и выпрашивала…
— Просила? — не удержался мальчишка.
— Вот именно, что клянчило оно! Нет, даже умоляло… убить его! Представь, идёшь ты такой по лесу, никого не трогаешь, а тут на тебя монстр страшенный напада́ет и в перерыве между нехилыми такими тумаками говорит, что хочет умереть. А ты ему должен помочь. На месте Кравцова я бы тоже потерял дар речи… да, что и говорить — принёс бы полные штаны навоза. А Егор не дурак — дёру дал, пока чучело в обносках ему пыталось объяснить, как сильно оно желает умереть. А пока бежал, слышал, как эта шняга воет. Оно ещё что-то вдогонку кричало, то угрожало, то умоляло, а напоследок Егор одну фразу услыхал: «Скоро все погибнут!» На самом деле — жутко… — Николай замолчал, помешивая угли в бочке. Красные искры тут же сорвались вверх, кружась в неистовом хороводе.
— А дальше? — Ванька с нетерпением заёрзал на соломенном тюфяке. — Дальше-то что было?
— Ммм… После этого? — старший медленно отвёл взгляд от пылающих дров, словно вспоминая что-то, и заговорил: — Потом, Ванька, как у людей и случается, ему не поверили. Обвинили в трусости, наклеили ярлык чокнутого, намекали всякий раз на его извращённое воображение. Совсем загнобили парня. Через полгода Кравцов не выдержал. Выклянчил оружие у главы стрельцов и отправился в лес со словами: «Я вам обосную! Слышите?! Приведу доказательства, что не трус!» Вообще… Стыдно бывает за людей. За их озлобленность, неверие, которое в презрение переходит. Ведь именно оно человека и уничтожает. Терзает, подтачивает, сводит с ума… Дозорные на башнях слышали потом выстрелы в лесу, но оттуда Егор так и не вернулся. Ни сразу, ни позже — день, два, три спустя.
— Так что же, его так и бросили? — Ванька удивлённо округлил глаза.
— Кинули, да. А смысл искать ненормального, который самовольно ушёл смерть выискивать?
— Но это неправильно! — мальчишка серьёзно нахмурил брови. — Как же так?
— Неверно, да, — согласился Николай и вновь уткнулся взглядом в тлеющие в бочке угли. — Но очень трудно поверить человеку, который рассказывает такие вещи. Что бы за двадцать лет ни случилось, а даже ядерная война не заставит человека верить, как говорится, ближнему своему. В общем, через некоторое время со стороны леса начали раздаваться крики. Не то на вой они походили, не то на истеричный смех, а не то на вопль, который хрен пойми кто вообще издавать смог бы. И громко так… Жутко. Страх в городе поселился. Что-то ужасное появилось около деревни. Затаившееся и пугающее уже одними слухами о нём.
— И что, нельзя было ничего сделать?
— Отчего же? Можно. Трое добровольцев вызвались прочесать лес. Среди них был отец Ярослава. И опять дозорные слушали беспорядочные выстрелы и крики, прям кровь в жилах стыла, говорят, но никто так и не вернулся. После этого отправляли в лес группу стрельцов, но ничего не нашли. Ни тел мёртвых, ни следов чудовища. Словно все четверо сквозь землю провалились. Только крики эти ужасные с тех пор прекратились. Как будто ценой своих жизней бойцы уничтожили и того — другого.
— Страшно-то как… — прошептал Ванька.
— Ещё бы, — хмыкнул Палыч, — но это ещё не всё. Где-то год назад дозорные, что в этой башне ночами бдели, начали рассказывать о фигуре, которая в свете молний на самом краю леса появляется. Не двигается, молчит, тёмная, как тень, за нашим домом как бы наблюдает. И теперь люди вконец испугались ходить к лесу и в его окрестности. Ремонтная бригада идёт на плотину в сопровождении группы бойцов, делая большой крюк в обход.
— Стемнело, — тихо проговорил Яр. — Вон огни зажглись на периметре.
— И то, правда! — согласился мужчина. — А ну, сын, бегом домой! А то в следующий раз с мамкой на работу пойдёшь.
— Да ну на фиг! — протянул возмущённо паренёк и скривился, будто повеяло навозом. — За курами и кроликами дерьмо убирать?
— Ну-ка, не ругаться! — нахмурил брови отчим и, хлопнув пацана пониже спины, негромко рявкнул: — Живо домой!
— Да бегу-бегу! — бросил на ходу Ванька, потом остановился на верхней ступеньке винтовой лестницы и обратился к Яросу: — Ах да! Забыл! Тебя Варька просила после смены к ней забежать.
