Чудовище вздрогнуло всем телом. Откуда эти воспоминания взялись? Не иначе, силуэт Грома вызвал у твари какое-то давно забытое чувство, отчего Митяй внутри явно воспротивился убийству. Испытав целую гамму чувств, переданных, будто издалека, от сжавшегося где-то в закромах памяти убогого человечка, вспомнившего вдруг, как Гром прижимал его к себе, пока доктор оперировал руки, а потом вместо отца сидел рядом и кормил из ложечки, монстр всё же отступил. Некое чутьё подсказывало, что пока не стоит бередить чувства, ни свои, ни Митяя — им ещё некоторое время придётся уживаться вместе, пока человек окончательно не растворится в алчущей убийств новой сущности.

И тварь побежала дальше, стараясь нагнать главного врага. Но и тут потерпела поражение. Какое-то большое животное начало играть с автомобилем людей, будто с игрушкой. Потом появились другие и спрятали добычу за стены высокого здания. Это лишь разъярило монстра, но, обойдя во тьме здание несколько раз, он решил повременить, всё равно попасть внутрь невозможно.

Порыскав по округе, Митяй забрался в полуразрушенную церковь неподалёку и, свернувшись калачиком, заснул. Тело продолжало видоизменяться, а во сне процесс протекал намного быстрее.

Маленький мальчик шёл по ярко-зелёной весенней траве. Небольшая полянка в лесу походила на уютное гнёздышко — так плотно обрамляли её низенькие кусты. Тёплые лучи солнца проникали меж высоких деревьев, лаская кожу. Тёплый и ясный летний день подходил к концу, но мальчишка знай себе брёл по полянке, медленно переставляя босые ноги и ощущая подошвами мягкую траву. Вокруг порхали яркие насекомые, садились на огненно-жёлтые цветы и через несколько мгновений вновь взлетали, продолжая дивный, неустанный танец в воздухе. Мальчишка, заворожённый открывшимся зрелищем, раскрыл рот и сделал шаг к одному из насекомых, потом к другому, не решаясь выбрать единственное из столь разных по форме и расцветке необычных существ. Наконец, его взгляд привлекло то, что сидело на цветке, — огромные чёрные крылья медленно складывались, жёлто-красные пятна на них притягивали взгляд, гипнотизировали. Мальчик медленно потянулся к чудо-жучку ладошкой, боясь и спугнуть, и дотронуться. На мгновение его ладонь зависла в воздухе, а бабочка — тот неведомый жучок — не боясь его, спокойно расправляла и складывала крылья. Но в какой-то момент страх ушёл, и ребёнок накрыл ладошкой насекомое, замечая краем глаза движение и от удивления раскрывая рот в беззвучном возгласе: чудо-жучок невероятным образом выскользнул из-под ладоней, которые уже накрыли растение.

— Стой! — малыш в гневе затопал ножками, приминая траву, цветы, сочную зелень. Его очень огорчила и раздосадовала неуступчивость насекомого. — Стой, я сказал!

И, нахмурив личико, он побежал вперёд, пытаясь неловко сгрести руками воздух вместе с красивой бабочкой, легко ускользавшей от мальца. Он злился, желая одного: получить, наконец, сказочно-красивое существо. Несколько раз останавливался и опять принимался топать ножками, гневно и одновременно обиженно выкрикивая:

— Всё равно я тебя поймаю!

А бабочка, словно играя с ним, отлетала недалеко и садилась на цветок в нескольких шагах. Кружила по поляне, будто насмехалась над неуклюжестью пацана. И он совсем разозлился. Насекомые разлетелись, когда мальчишка начал пинать траву — зелёные веточки летели в стороны, и бабочке не осталось ничего другого, как упорхнуть подальше, но тут ребёнок и схватил её. Схлопнул маленькие ладошки с такой силой, что никакое насекомое не уцелело бы. Но что-то внутри трепыхалось, что-то дёргалось ещё, пытаясь… выбраться?

Мальчонка медленно разжал ладошки и в ужасе попытался стереть то, во что превратилась бабочка. Чёрная пыль с её крыльев измазала чистую кожу рук. Мальчик тёр их друг о дружку, но пыльца только размазывалась, растиралась по ладоням, и — о, ужас! — начала распространяться дальше. Словно и не пыльца это была, а какая-то чёрная зараза. Ребёнок заплакал, когда эта дрянь покрыла полностью руки, перебралась на шею и дальше — по всему телу…

И проснулся… монстр. Стены старого храма еле слышно гудели от гулявшего в них ветра. Монстр вскочил на задние лапы, всё ещё одетые в рваные из-за бега по колючим кустам человеческие брюки, озираясь, словно только что стал свидетелем чего-то ужасного, но мысли будто застряли в патоке. Тёмной и тягучей. И она мешала думать, вспоминать. Кошмар, приснившийся Митяю, ничего не значил для животного, в которое тот превратился. Мысли и образы тут же выдуло ветром, гуляющим по пустому помещению. Лишь лик какого-то старца грозно взирал на него, не узнанный бывшим человеком. Чудовище клешнёй поскоблило настенную надпис на знакомом когда-то давно языке, не понимая значения слов: «Зачем нас предал?» — и шагнуло к выходу.

***

Тьма текла медленно, словно чёрная тягучая патока, окружая автомобиль со всех сторон. Казалось, она шевелится и подсматривает сквозь прозрачные стёкла за людьми, шепчет что-то таинственное, а потом, зная, что её не слышат, начинает закипать, меняя оттенки. В её шёпот нехотя, постепенно вплетаются посторонние шумы, неожиданные, резкие и для этой местности новые.

Понимая, что вряд ли получится передвигаться по лесу в тёмное время суток, Гром отдал команду отдыхать. До рассвета оставалось около пяти часов, и недоспавшие люди, занятые вместо сна преследованием, были на взводе, да и «Тигр» застыл в таком положении, что в тесной кабине семи мужикам никак удобно не устроиться. Наиболее удачно уселись Гром и Валентин Кондратьев, они занимали передние сиденья. Ко всему прочему, спустя несколько минут пугающая какофония ночной жизни просочилась в автомобиль извне. Люди плотно закрыли люки и двери, стараясь затаить дыхание — а то вдруг какая тварь услышит. Даже осознание, что «Тигр» — броневик, не помогало. Страх поселился в каждом, кроме Жлоба. Сеня беззаботно посапывал, как ни в чём не бывало, на своём двойном сиденье, прижатый съехавшими на него Семеновым и Андреем, на противоположной стороне так же жались Зек, Варвар и остальные Юдины.

Звуки ночной жизни леса с каждой минутой усиливались, переходя в крещендо: хорошая звукоизоляция «Тигра» не спасала. Кто кого ел, на кого охотился или от кого убегал — рассмотреть во тьме не удавалось. Да и Кондрат боялся светом фар привлечь внимание всевозможной живности. Один раз нечто огромное протрещало по лесу, ломая деревья. За ним следом, судя по звукам, проскакало животное поменьше, рыча и суетясь, бросаясь из стороны в сторону, будто не знало, с какой стороны напасть на большое существо. В таких условиях спать было не то что невозможно, но и противопоказано. Едва лишь тяжёлые шаги и треск деревьев затихли вдали, на капот «Тигра» рухнуло дерево. Люди вздрогнули, и только Грома распирала неуёмная злость от невозможности догнать Игоря. Опять его упустили! Снова.

Он нервно барабанил пальцами по подлокотнику двери и прокручивал в голове старые воспоминания. Злость возрастала, смешивалась с изначальной неприязнью и желанием отомстить за сына Воеводы. Олег, несмотря на опасность, мог и сейчас открыть дверь и продолжить путь во тьме, но военный опыт связывал инстинкты, не давал покинуть автомобиль. То, что случилось тридцать лет назад, в далёком две тысячи втором году, очень долгое время не отпускало Грома, а сейчас, когда воспоминания, словно прорвавшийся поток, хлынули на Олега, прошлое оказалось рядом — протяни руку и дотронешься. Слишком нестерпимым оказалось унижение от салаги-ботана. Слишком. И ведь никто не внял тогда доводам разума, никто не подумал, что право сильного принадлежит после победы ему, Грому, сумевшему доказать, что он достоин Риты, что обеспечит ее защитой на всю жизнь. Но нет. Кого она выбрала? Ох, уж эти идеалистические взгляды с верой в человечность и доброту. И где она теперь, со своими взглядами? Где? Только этот вопрос Олег и хотел задать Потёмкину. Посмотреть в глаза и спросить, надеясь не услышать правдивый ответ.