Игорь нагнулся и заглянул под самую большую кровать: покрывала свисали до пола и могли скрыть собой Игната. Ничего, кроме клубящейся в свете фонарика пыли, мужчина не обнаружил. Тогда лекарь подошёл к шкафу и, приняв боевую стойку, резко распахнул створку двери…
От неожиданности он отшатнулся, чувствуя рвотные позывы. Пустыми глазницами на него смотрели три скелета в драной, почти истлевшей одежде, без следов плоти, над которой, очевидно, уже поработали черви. Причём один скелет – взрослого, а два поменьше, прижавшиеся к первому – детские.
Выражение «скелет в шкафу» Потёмкин прекрасно помнил, но, чтобы вот так, буквально, в реальности…
Впрочем, воображение дорисовало остальное. Дети прижимались к матери, которая, спрятавшись в шкафу, пыталась их защитить, а в это время по дому бродил безумный Игнат в поисках своих жертв. И нашёл. Всех троих. А потом либо не захотел, либо просто не смог похоронить их по-человечески, оставив гнить в шкафу, словно ему было жалко с ними расставаться. Ага, а убивать не жалко…
Сзади скрипнуло. Игорь резко развернулся, занося для удара нож. В свете фонарика мелькнули ноги скользнувшего откуда-то сверху человека, нацеленные ему в грудь, и двое мужчин, сцепившись, завалились в шкаф с человеческими останками. Грохот ломающейся древесины, треск крошащихся костей, пыхтение, кряхтенье, рычание – всё слилось в жуткую какофонию. Кто кого душил, кто кого бил – не разобрать. Лишь: «Мать твою!» – когда Потёмкина укусил за шею оборванец, и неуверенное: «Ох!» – когда нож лекаря легко вошёл в бок Игната.
Хватка обезумевшего мужчины ослабла. Игорь оттолкнул его, полоумный откатился в сторону и медленно поднялся на ноги.
Игорь тоже встал с осколков костей, на которые его повалил Игнат, и отряхнулся. Фонарик лежал на полу, освещая часть комнаты и раненого человека, стоя́щего напротив. Тот вытянул нож одной рукой, другой на что-то показывая за спиной Игоря и мыча. Будто что-то хотел сказать. Взгляд вполне человеческий, осмысленный. Словно он только что понял, что натворил когда-то давно, словно он раскаялся…
– Оленька… Ольга, – наконец, разобрал Игорь тихие слова, срывавшиеся с его губ. После чего мужчина, шатаясь, выбежал из комнаты.
– Ольга? – удивлённо прошептал Потёмкин и повернулся к шкафу, на который до этого указывал оборванец. Три трупа. Матери и двух сыновей. При чём тут мистическая дочка, якобы оставшаяся в живых? Странно всё это.
Потёмкин, подняв фонарик, уже направился к выходу, как различил тихий звук, исходивший откуда-то снизу. Будто кто-то мучительно и долго кашлял, но доски не давали этому звуку обрести силу.
– Да ёлы-палы… погреб! – Игорь бросился к шкафу и начал лихорадочно сдвигать громоздкую и тяжёлую конструкцию, стараясь не задеть уцелевшие кости. Но не получалось: хрупкие и истончённые временем, они ломались и хрустели под тяжёлыми ботинками лекаря. Как же он не понял сразу? Шкаф заслонял крышку подвала, а там, внизу, кто-то находился. Только бы не ребёнок…
***
Полчаса спустя Потёмкин выносил из подвала на руках девушку лет восемнадцати – двадцати, замотанную в одеяла. Она была в беспамятстве, часто кашляла, металась в горячечном бреду, пыталась что-то сказать, но Игорь разобрал всего лишь несколько слов.
– Мама… Мама… Ванька, Славик… Папа, папа… Не надо… – постоянно повторяла она, пока лекарь осматривал её и закутывал. Многочисленные гематомы свидетельствовали о постоянных побоях, а о том, что ещё вытворял с ней сумасшедший, думать абсолютно не хотелось.
Занимаясь Ольгой, Игорь совершенно забыл про Игната. А этого явно не стоило делать. Он застыл на последней ступеньке подвальной лестницы, когда луч фонарика, закреплённого теперь на голове, выхватил вдруг из мрака снова возникшего из недр этого про́клятого дома сумасшедшего мужчину. Волосы зашевелились на голове Потёмкина.
– Не смей, – прошептал он. – Ради своей дочери, слышишь? Не смей.
Но Игнат совершенно его не слушал. Он стоял на коленях в углу с иконой и молился, вернее, быстро шептал что-то совершенно невменяемое, а перед собой дулом вверх держал свой старенький обрез. Упёртые в подбородок стволы не вызывали сомнений по поводу его намерений.
– Чешется… Всё ужасно чешется, – шептал он быстро и сбивчиво. – Нож достать не могу. Силы не те. Ангелы рядом… Алевтина, Ванька, Славик… Оленька… – тут на мгновение он прервался, как будто осознал, что совершил.
В ту же секунду его плечи затряслись. Мужчина зашёлся плачем, прерываемым грудным кашлем, сквозь который проскакивали отдельные фразы:
– Они рядом. Они кружат. Мыслить не дают, спать не дают. И Ад здесь же… Руку протяни – достанешь до огня, сжигающего душу. Прошу, спаси… Прими жертву… За всех детей моих, за жену… Забери меня, грешного, с этой про́клятой тобой земли…
– Нет, Игнат! Ты нас всех погубишь… – не успел Игорь закончить фразу, как тот нажал на спусковые крючки. Два выстрела одновременно прогремели в замкнутом пространстве, голову мужчины размазало по потолку, кровавым месивом окропив старые доски. Уже мёртвое тело, держа в руках двустволку, медленно завалилось набок.
Игорь, чертыхаясь, тут же бросился к выходу с Ольгой на руках. Он уже знал, что их ждёт. Спрятаться в погреб или влезть сквозь дыры на чердак означало обречь себя и девушку на осаду зверей, которые не замедлят появиться.
И точно. Не успел Потёмкин вынырнуть со своей габаритной из-за одеял ношей из дома, как тишину вокруг разрезал жуткий вой серых тварей. Охота началась.
Теперь только лесок за домом мог спасти, а вернее – находящееся под кронами деревьев кладбище. Мужчина, не задумываясь, бросился туда. Свет прикреплённого к голове фонарика скакал, словно зайчик, не давая толком увидеть дорогу. И лекарь, только чудом не упав, преодолел полсотни метров до забора.
А сзади уже слышались тяжёлый топот и яростное рычание почуявших добычу тварей. Несколько секунд отделяло их от трясущегося в напряжении Потёмкина, который перекидывал бессознательную Ольгу через оградку первой на пути могилки. Сделав это, он круто развернулся, выхватывая из-под плаща АКСУ, свет резанул по глазам вожака, который уже был в паре метров от мужчины. Зверь затормозил, щурясь, но всё равно в прыжке попытался достать лекаря. Потёмкин нажал на спуск, и пули разворотили вожаку половину морды, а сам мужчина резко отступил и вдруг упал, перелетев через оградку.
Поднявшийся яростный вой перекрыл шум дождя. Игорь быстро оттащил от заграждения девушку, не обращая внимания на то, что ползёт по влажной и склизкой могильной насыпи. Вспышка молнии выхватила из мрака справа покосившийся крест.
Серые падальщики, что, вопреки названию, не гнушались и свежатиной, бесновались в каком-то метре от территории кладбища, но дальше, в земли мёртвых, не шли. Эта странная особенность большинства чудовищ нового мира неоднократно спасала Потёмкину жизнь, но огромные серые «собаки» всё равно внушали некоторые опасения. Поэтому, не тратя зря времени, Игорь, стараясь не поскользнуться, подхватил девушку на руки и отправился вглубь кладбища, лавируя между ржавыми ажурными решётками и моля Бога, чтобы твари и на сей раз не изменили своим странным обычаям.
От избы Игната послышался призывный вой. Сомнений не было – твари нашли его тело. Звери в последнее время на удивление чутко реагировали на кровь. Оставшиеся падальщики после недолгой перебранки бросили сторожить кладбище и, по всей видимости, уволокли с собой мёртвого вожака.
Блуждая между загородками, Игорь высмотрел небольшую беседку, сделанную когда-то с одной целью: спокойно побыть наедине с памятью о родном, любимом человеке, не боясь дождя, или, наоборот, в жаркую погоду – палящих лучей солнца. Строение было всё ещё целым, так что путники нашли более или менее сносное укрытие.
Мужчина усадил девушку на скамейку, прислонив к узорчатой стене, быстро достал кулёк с измельчённой сухой травой из походного мешка и положил ей в рот.
