Он написал семилетнему ребенку.

15 мая

Дорогой Трэвис,

Это самое сложное письмо, которое я когда-либо писал, но ты хороший, умный мальчик, и поэтому я знаю, что ты изо всех сил постараешься понять то, что я хочу тебе сказать.  

Иногда мамы и папы женятся по неправильным причинам, а иногда они остаются вместе дольше, чем следовало бы, даже если ни один из них не счастлив. Вот что случилось со мной и твоей матерью, и вот почему мы больше не будем жить вместе. Что никогда не изменится, несмотря ни на что, так это наша любовь к тебе. Когда-нибудь ты узнаешь обо всех совершенных ошибках, но в одно ты никогда не должен верить — что ты был одной из них. Ты мой любознательный, проницательный маленький человечек, и я так  сильно  горжусь тем, что я твой отец.  

Я ухожу, Чемпион, но ненадолго. Я вернусь к тебе, потому что я бы никогда не бросил тебя. И когда мы встретимся лицом к лицу, я постараюсь объяснить все то, что должен.

Ты помнишь землю, на которую я водил тебя смотреть, прямо на озере? Ту, где красный амбар и все эти ряды фруктовых деревьев? Когда придет время, я собираюсь построить большой дом на этом участке, и мы будем там счастливы. Я вижу это своим мысленным взором, Чемпион, — мы с тобой сидим на причале с удочками в руках.

Ты тоже это видишь?

Держи эту картинку в своем сознании.

Пожалуйста, доверься мне. И самое главное, пожалуйста, доверяй своему собственному мудрому и нежному сердцу. Прислушивайся к этой части себя. Это никогда не собьет тебя с пути.

У нас так много лет впереди, Чемпион. Годы, чтобы жить, смеяться и извлекать всевозможные уроки, хорошие и плохие, и все, что между ними. И когда у тебя возникнут вопросы или тебе понадобится руководство, я буду рядом.  

Я  всегда  буду рядом.

Я люблю тебя всем сердцем

Твой папа

Я сдавленно выдохнул, горячие слезы жгли мне глаза.

Он не ушел, не попрощавшись. Он написал мне, только я не знал об этом.

Мой отец уезжал на короткое время, скорее всего, чтобы увезти Алиссу и Арчера в безопасное место, пока не будут поданы оба заявления о разводе, а горячие страсти не остынут.

Он временно уезжал, пытаясь защитить их, потому что был влюблен.

Я никогда не понимал, на что способен мужчина ради любимой женщины. Потому что никогда не испытывал таких глубоких чувств. Хотя сейчас понял.

Мир накренился, все, что я когда-либо считал правдой, перевернулось.

Да, мой отец был влюблен. Но он и меня любил.

«…я бы никогда не бросил тебя».

Я поднял глаза, невидящим взглядом уставившись на старый красный амбар, на солнечный луч, пробивающийся сквозь облака.

«Ты либо откажешься от всего. Либо потеряешь все».

И внезапно, в одно мгновение, я понял, что мне нужно делать.

Страх пронзил меня дрожью. Страх и чувство правильности, которого я никогда не знал.

«…доверяй своему собственному мудрому и нежному сердцу».

Я собираюсь, папа.

Однако сначала мне нужно было сделать несколько остановок. Я повернул ключ в замке зажигания. Шины захрустели по мокрому гравию, когда я развернулся, направляясь к дороге, которая вела из города.

***

Моя мама поправила сумки в руке, роясь в сумочке в поисках того, что, должно быть, было ее ключами, когда я шагнул к ней. Едва было десять утра, а она уже ходила по магазинам.

Она слегка вздрогнула, выдохнув, когда увидела, что это я.

— Трэвис. Ты не сказал мне, что придешь.

Я поднял конверт с письмом от моего отца. Ее брови нахмурились, когда она снова поправила пакеты с покупками в руках.

— Что такое… — я увидел, когда к ней пришло понимание. — О, я поняла. — Она слегка пожала плечами, направляясь к своей двери. Но я также заметил, что ее лицо внезапно немного побледнело под густым макияжем.

Она щелкнула замком, заходя внутрь, и я последовал за ней.

— Ты скрывала это от меня.

Я вел машину, даже не задумываясь о том, что скажу ей, во мне бушевало так много мыслей и эмоций, что у меня не осталось места для каких-либо планов. Я только хотел знать почему.

Она бросила сумки на диван и развернулась лицом ко мне. К ней вернулось самообладание. Это заняло всего мгновение.

— Это не принесло бы тебе никакой пользы, Трэвис. Это только насыпало бы соли на рану. Тебе было семь лет. Позже я вообще забыла о его существовании.

Я покачал головой, не веря, что кто-то может быть настолько невероятно, слепо поглощен собой.

— Это значило бы для меня все, — мне было трудно дышать. — Ты скрывала это от меня не потому, что думала, что я был слишком мал, чтобы понять. И ты не забыла об этом. Ты хотела, чтобы я испытывал к нему ту же горечь, что и ты, потому что это сработало для тебя. Он бросил тебя. Он не мог вынести твоей лжи и манипуляций. Но он не бросил меня. Он никогда не бросал меня. И всю свою жизнь... всю свою жизнь, я нес горе, которое пришло от мысли, что он это сделал.

Она теребила свои браслеты, на ее щеках выступили два цветных пятна, а глаза сузились. Это был гнев. И я предположил, что ее гнев был щитом, но он также метал и кинжалы. Он предназначался для защиты... и для нанесения ран.

Что с тобой случилось? — хотел спросить я. Но это не имело значения. Она никогда не собиралась меняться. У нее были возможности стать лучше, но она никогда ими не пользовалась.

— Он даже не хотел тебя! — ее слова вырвались наружу. — Ты бы видел его лицо, когда я сказала ему, что беременна! Это было так, как будто кто-то ударил его прямо в живот.

— Потому что ты обманом втянула его в это! — закричал я и получил удовлетворение, увидев, как она вздрогнула. Я знал, каково это — быть привязанным к этой женщине, поэтому мне не нужно было гадать, что он чувствовал. Он тоже совершал ошибки, но он пытался поступить благородно. И я не собирался позволять моей эгоистичной матери убедить меня, что, хотя я был незапланированным ребенком, он не любил меня. Мое сердце подсказывало мне другое. Я почувствовал его любовь. И вера в то, что он любил меня, а потом все равно ушел, создала внутри глубокую яму опустошения, которую я носил с детства. Но больше не собирался это выносить. Я сделал глубокий, очищающий вдох, выпуская гнев, негодование. Я также не собирался цепляться за это и рисковать превратиться в нее.

— Я сжег те документы, которые ты мне дала, — сказал я.

Кроме земельного.

Но я не собирался ей этого говорить.

Ее глаза расширились, губы изогнулись.

— Ты сделал что? Боже мой! Я думала, что могу доверять тебе, отдав оригиналы! Ты знаешь, что потерял? Ты вообще понимаешь?

— Нет, это ты потеряла, мама. — Я обнял ее в последний раз. — Если бы ты вообще любила меня, ты бы дала мне это письмо, — сказал я, снова поднимая его. — Ты так не хотела прекращать попытки контролировать все и вся, что проиграла. Ты потеряла все. Включая меня.

А потом я повернулся и пошел прочь.

Когда дорога обратно в Пелион — обратно домой — простиралась передо мной, ее слова отдавались эхом.

«Я думала, что могу доверять тебе».

Ты не можешь. Но, может быть, я наконец смогу начать доверять себе.

***

Я сделал еще несколько коротких остановок, в частности, одну в пожарной части, где мне нужно было кое-что объяснить и попросить об одолжении, а затем направился домой.

Было странно снова оказаться в своем доме, в окружении всех вещей, которые казались одновременно знакомыми и нет. Это больше не было похоже на дом. Не так, как в гостинице «Желтая шпалера», в том доме, полном неудачников и смеха, привязанности и даже любви.