Постепенно мысли вернулись к Самохвалову. Несвежее, искаженное от злости лицо тети Томы всплыло в моем воображении. Могла ли она подсыпать отраву соседу? Могла, конечно. Но о совершенном преступлении обычно помалкивают, а не выражают злобную радость по поводу смерти своего врага первому встречному.
Паша Рудухин? Что ж, мотивы прослеживаются отчетливо. Самохвалов был косвенно виновен в смерти его отца – раз, жениться на любимой девушке не разрешил – два. Нужно будет прощупать парнишку. Впрочем, все это имеет смысл только в том случае, если…
Меня явно клонило в сон, и все мысли стали уплывать куда-то в сторону…
Очнулась я оттого, что холодная сталь почти вонзилась мне в висок.
– Встань, – скомандовал хриплый голос.
Открыв глаза, я увидела небритое лицо, изучающий меня взгляд где-то уже виденных глаз. «Долговязый, где-то мы с тобой встречались…»
Пришлось покорно встать, чтобы получить карт-бланш и оценить обстановку.
– Тебя Катька послала вынюхивать? Она меня подозревает, да?
Вспомнила! Якобы не заводившаяся «семерка» около моего дома, утром… Доехал ты все-таки в гости на мою голову! А как натурально играл!
– Отвечай, когда тебя спрашивают! – мужик больно ткнул меня пистолетом в бок.
Нет, дружок, ты явно переоценил свои силы и степень моего терпения. Я сделала несколько телодвижений: сначала захват руки, державшей оружие, затем удар в солнечное сплетение невежде.
Долговязый охнул от неожиданности, а я, заполучив ствол, заключительным аккордом прошлась по его хребту, после чего он согнулся в три погибели.
– Ты, случаем, не язвенник? – сочувственно спросила я. – Что-то уж сильно за живот держишься.
В ответ у «язвенника» возникло лишь желание присесть на диван.
– Давай знакомиться по-человечески… Ты кто?
Мои пальцы поигрывали пистолетом, и ему ничего не оставалось, как отвечать на мои вопросы.
– Я Катькин друг, – как первоклашка сформулировал он.
Теперь я вспомнила, где видела эти маленькие глазки.
– Ты Рудухин?
Долговязый молча кивнул.
– Паша, разве ты не знаешь, что когда ведут слежку, то не рисуются во всей красе перед окном того, за кем следят? – взялась я учить его уму-разуму. – Нельзя быть таким профаном, – но тут же, оставив лирику, перешла к главному: – Ваша с Катькой любовная история еще не завершилась, не так ли?
Рудухин, демонстрируя остатки мужского достоинства, молчал.
– Я так и думала. Тебя заело, что Катька подозревает именно тебя в смерти своего отца?
Опять в ответ молчание и тупо уставившийся в окно взгляд. Круги под глазами, трясущиеся руки… Озлобленный и одновременно жалкий…
– Ко мне-то зачем со стволом полез?
Я сидела напротив него на кровати, начиная тосковать в роли прокурора. Паша, наконец, обрел голос:
– Так быстрее правду узнать… Припугнуть тебя хотел. Ведь я подозреваемый номер один. Даже она меня первым начала подозревать… Пару дней назад Катя заявила, что намерена обратиться к бывшей однокласснице Ивановой, чтобы выяснить, кто виноват в смерти его отца. Если бы ты, не разобравшись, указала на меня как на убийцу, тогда конец всему…
Ох уж, не верю я в эту бескорыстную любовь взрослого мужика к богатой замужней женщине. Профессия такая – во всем сомневаться. И я в лоб спросила:
– На что подсел, на героин?
Рудухин вздрогнул и округлил свои маленькие глазки.
– Это тебе тоже Катька сказала?
Пересохшие губы, испуганный голос выдавали его с головой.
– Твой внешний вид мне сказал, а еще шприц, который торчит из кармана. Только не заливай мне про больную маму.
Ярость вдруг метнулась в его глазках, и он кинулся на меня, как раненая пантера.
– Ты ведь ей не скажешь?!
Но прежде чем он успел схватить меня за грудки, я воткнула ему ствол в живот.
– Сядь, – приказала тоном, не предполагающим возражений. Рудухин повиновался.
– На этом дойка коровы в лице Катьки Самохваловой прекращается. Денег ты от нее больше не получишь. А теперь проваливай, я здесь еще не все закончила.
Он медленно двинулся в сторону двери, потом протянул руку:
– Ствол отдай, мне его в залог оставили.
– Через Катьку получишь, – бросила я, – если она его в счет долгов не изымет.
«Ну вот, с одним разобралась», – облегченно вздохнула, когда за Рудухиным захлопнулась входная дверь. И теперь меня здесь задерживало только одно: достав остывшую кастрюлю с кашеобразным содержимым, я осторожно высунула нос в коридор. Злобный Тишка не заставил себя ждать и возобновил попытки достать меня в прямом и переносном смыслах. Быстро выставив кастрюлю в коридор, я захлопнула дверь. На слух определив, что наживка сработала, я бросила в сумку рудухинский «марголин», перекинула ее через плечо и прислушалась. За дверью было тихо, я опять выглянула, убедилась, что псина мне не угрожает, закинула опустевшую кастрюлю в комнату и поспешила к выходу из квартиры.
Видимо, сытый Тишка был добрее голодного, так как, запирая дверь, я увидела его лежащим в кухне под раковиной.
Глава 2
Только переступив порог своей квартиры, я впомнила, что меня тут одинокая живая душа поджидает. Серый котенок подбежал и начал тереться о мои ноги в тоскливой надежде получить что-нибудь съестное. Что и говорить, не привыкла я заботиться о ком-нибудь… А кстати – пора позаботиться и о себе, поскольку Душечкиных пирожков, несомненно, меня подкрепивших, мне, при моей неуемной физической энергии, было явно мало. Требовалось что-то поконкретней. При виде толстых аппетитных сосисок, добытых мной из холодильника, кот прибавил громкость.
Пока сосиски барахтались в воде, а живность, которая завелась у меня в доме, с упоением поглощала свою – холодную – порцию мясного, я выудила из сумки старую тетрадь и приступила к ее детальному осмотру. Пожалуй, со словарем можно разобраться. Хотя что может дать мне прочтение дневника Самохвалова, я еще не знала. Но была уверена, что игнорировать подсказку интуиции – значит тормозить дело.
Судя по датам, дневник Самохвалов начал писать в старших классах школы и закончил приблизительно в двадцать четыре года. Учитывая настрой, который столь явно просматривался в его прозе, я ожидала и здесь найти красочное описание множества врагов, подкарауливавших за каждым углом. Но когда начала переводить предложение за предложением, оказалось, что в молодости Самохвалов имел более миролюбивый и покладистый характер.
Тетрадь была исписана почти до конца – автор делал записи достаточно часто. Поняв, что все одолеть за короткий срок я не в состоянии, решила начать с середины и выборочно искать «нечто», прямо или косвенно связанное с убийством. В своих кратких изложениях Василий Иванович был достаточно откровенен, и наверняка я являлась первым человеком, узнавшим его истинные чувства и мысли.
Надо же, я так увлеклась переводом, что азарт заглушил навязчивые мысли о еде, и только запах паленого заставил меня очнуться. Если бы у меня был муж, то давно прибил бы за то нудное постоянство, с которым я ухищряюсь портить продукты. И даже самый негуманный суд в мире его бы оправдал. Но, к счастью, вода в кастрюльке только выкипела и сосиськи оказались вполне съедобными, совсем чуть-чуть поджаренными. Перекусив таким образом, я вернулась к самохваловскому дневнику.
Сначала я наткнулась на сообщение, что у некоего Сергея появилась девушка, которую звали Регина. Уже в следующей «главе» автор замечает, что Регина оказывает ему некие знаки внимания, из которых он делает вывод, что ей понравился: «Сегодня Регина как-то пристально и долго на меня смотрела. Мне показалось, что я ей нравлюсь даже больше, чем Сергей».
А вот как начиналась следующая запись: «Мы с Региной встречаемся втайне от Сергея! Я отбил девушку у лучшего друга. Для него это будет ударом, так как до этого, из нас двоих, слабый пол отдавал предпочтение именно ему!»
Так, так. Лучший друг Сережа. Еще один персонаж в этой истории. Ну и что? Аккумулировать тридцать лет злость и убивать человека, который когда-то увел твою девушку? Такое казалось мне нереальным. Хотя в нашей разноцветной жизни чего только не бывает.