Потом она повезла его за город, забыв, что дорога не близкая, а время к вечеру. Что там и жарким летом колея глубиной в полметра, а уж что говорить про раннюю осень, когда следы пятиминутного дождя просыхают неделю. И про то не думала, что в деревне обитаемым остался всего лишь дом Щукиных, которых в шутку еще при густозаселении именовали Щукарями.
Вот, казалось бы, пугайся – не хочу! Молодая девушка везет загадочного незнакомца в совершенно глухое место. Где может произойти бог знает что! И узнать об этом никто не узнает, в том числе и о том, где потом останется ее могилка, но…
Не боялась! Не боялась, как будто белены обожралась на воскресном дне рождения у начальницы своего брата. Кто-то водку жрал, а она белену! Надо же было так ума лишиться в считаные минуты. Да что там минуты, счет шел на секунды. Стоило Муратову взглянуть на нее, как она и сомлела. И ведь отрезвления не наступало, хотя должно бы было наступить.
Еще тогда должно было бы наступить, когда она съехала с шоссе на грунтовку и принялась швырять бедную старую «восьмерку» на дорожные амбразуры.
Не наступило!
Потом, когда въехала в деревню уже в полной темноте и долго петляла средь запущенных, заросших высохшим бурьяном улиц, пытаясь отыскать свой дом.
Не наступило!
И когда вошли наконец в старый тлеющий год от года дом, где отвратительно скрипело и повизгивало все вокруг от дверей до ветхих половиц под ногами.
Не наступило!
Не было никакого просветления в полыхающих эйфорией мозгах! Не трезвела Дашка и трезветь не желала! Она просто сошла с ума, вот и все! Как же еще можно было расценить тот факт, что она осталась с Муратовым в доме до утра?!
Нет, она честно пыталась уехать, оставив его там с горой продуктов, вещей первой необходимости от бритвы до куска хозяйственного мыла. Пыталась, но не уехала.
Не уехала, потому что Костя вдруг возмутился, закапризничал, заметив, как Даша медленно двинулась к двери.
– Ты что это, хочешь свалить отсюда?! Эй! Я не понял, ты чего это?! Собралась уехать, так?!
– Ну… да… Мне завтра утром на работу рано вставать, и потом… Мы же договорились…
Никто ни о чем не договаривался. О чем Константин ей и поспешил напомнить, преградив путь к отступлению:
– Я так не договаривался, Даш! Мне тут не в жилу одному среди ночи оставаться. Жутко тут и одиноко. Да и тебе опасно в обратный путь в такое время одной…
Но вот позабыл напомнить, что оставаться с незнакомцем в такое время да еще в глуши гораздо опаснее.
Ну, да, конечно, они переспали! А как еще мог развиваться сюжет в такой ситуации, скажите?!
Он, она, почти сто километров от города. Глушь такая, что слышно, кажется, как с бархатистым шорохом скользят по небосклону плотные ночные облака. Из всего освещения лишь три свечки в старом медном канделябре, укрепленном на гнилом подоконнике. А нет, забылось. Еще печь исправно подавала тепло и скудные отблески огня сквозь старые неплотные заслонки. Потом еще имелся старый стол, накрытый новенькой клеенкой – она ведь и ее прикупила, да. На столе бутылка вина, приобщенная Константином ко всему прочему уже на выходе из магазина. Снизка бананов, колбаса, треугольники плавленого сыра, две пластиковые тарелки с заваренным кипятком ужином. Банка крохотных огурчиков с незнакомым по детству названием «корнишоны». Опята, прожженные уксусом до прозрачности. И они совершенно одни в этой заброшенной, забытой деревне. Совершенно одни на этой планете, покинутой всеми ради того, чтобы быть им вдвоем.
Приблизительно такая чепуха пульсировала у Дашки в мозгах, когда они ели, пили, разговаривали. Когда Костя потянулся к ней, сначала легонько поглаживая косточку на ее запястье, потом локоток, а потом…
О том, что никому не расскажет про Константина Станиславовича Муратова, Даша решила, как только въехала в город ранним утром в понедельник.
Никому и ничего про него не расскажет. И добавлять к нерассказанному о Косте комментарии про собственную глупость, тоже ни за что не станет.
Пускай живет себе там ровно столько, сколько ему требуется, решила она, заметно протрезвев к утру. А как ему надоест, пускай катится ко всем чертям на все четыре стороны.
Нет, это опять неправда.
Так подумала Даша уже почти через неделю после воскресного своего безумия. Сначала путевые направления для Муратова были более щадящими.
Она вернулась в город, когда еще многие спали. Когда дворники только-только доставали из своих закутов замызганный свой рабочий инвентарь. Когда, казалось, только минуту назад прошлись по городу поливочные машины. И когда спать бы ей еще и спать, а она…
Она уже въезжала в город! И одному богу было известно, какой стыд Даша испытывала за себя перед самой собой. Стыдно было вспоминать себя неумелую минувшей ночью на старом скрипучем топчане. И белье свое неэротичное тоже. И как потом неловко прогибалась над медным тазиком за печкой, пытаясь помыться. И бога молила лишь об одном: чтобы Костя вдруг не вздумал заглянуть за печку и не застал ее за неуклюжими попытками привести себя в порядок.
Он не заглянул. Он уснул к ее возвращению, хотя она пробыла там чуть больше пяти минут. И спал все время, пока она собиралась поутру, хотя она нарочито погромыхивала старыми табуретками и ойкала, будто бы наткнувшись на них.
Взяла сумку в руку и пошла к двери, все время оборачиваясь на него спящего. А вдруг вот сейчас он откроет глаза, улыбнется ей и снова попросит остаться. Она уже и извинительное заявление для своего начальника заготовила, если вдруг Костя ее попросит остаться. Не попросил. Не проснулся даже. И тогда, исчерпав весь свой лимит по шумовым эффектам, Даша не выдержала и написала помадой прямо на клеенчатой скатерти номера своего домашнего, рабочего и мобильного телефона. Подумала чуть и приписала: «Позвони».
Только после этого она вышла из дома. И только потом влезла в машину, нарочито долго прогревая и без того незастывший двигатель. Уехала, не оглядываясь. Потому и не видела, как провожает взглядом Муратов ее «восьмерку» из подслеповатого окна. И слышать, разумеется, не могла, как он набрал знакомый номер, ткнув пальцем в тройку. Как извинился за ранний звонок и обескураженно произнес потом:
– Ну, братан, я попал, я так попал, блин!!!
Глава 3
Леха ввалился в ее квартиру ну так не вовремя, ну так не вовремя, что Даша едва не заплакала от досады на него, себя – нерасторопную, и на Муратова Константина Станиславовича, позвонившего ей слишком поздно, а не заблаговременно.
Леха ввалился, а не вошел, с огромным букетом хризантем. С большущим пакетом, в котором что-то шуршало, позванивало и источало одуряющий аромат свежекопченого окорока.
– Ну, сестрища! Гуляем!!! – оповестил он с порога тоном, не терпящим препирательств.
Осмотрел ее с головы до ног. Внимательно и предвзято осмотрел, как мог смотреть на нее только строгий родитель.
Разумеется, тут же отметил про себя ее походно-боевой настрой. Куртка там с капюшоном, которую она надевала крайне редко на природу и почти никогда в городе. Сапожки непромокающие чуть повыше щиколоток, она их тоже в городе никогда не носила. Объемная сумка, набитая так туго, что «молния» еле-еле держалась. Ключи от машины на пальце. Ну и конечно же нетерпение, брызжущее, как сок из стиснутого пальцами плода.
– Гулять собралась? – с нежной вкрадчивостью поинтересовался Леха и тут же полез к ней целоваться. – Я угадал, детка? Гулять собралась? А?
– Ну… типа того… – промямлила Даша в ответ, уловив в момент поцелуя характерный запах спиртного. – Ты чего, Леш, выпил, что ли?
– Ага, выпил, – закивал тот, дурашливо улыбаясь, и тут же принялся разуваться и приказывать: – Ты раздевайся, раздевайся, милочка. Все прогулки отменяются. Никуда не идем, не едем, а станем заниматься кое-чем другим.
– И чем, если не секрет?
Даша осторожно поставила сумку на пол и незаметно так затолкнула ее в самый темный угол прихожей. Не приведи господь, полезет проверять, с чем и куда она собралась, беды не оберешься. Будет сразу столько вопросов!
