Затем она снова придала своим глазам выражение полного равнодушия и, взяв банкноты, которые бухгалтер просунул ей в окошко, открыла сумочку, из голубых атласных недр которой вдруг показался уголок конверта с адресом, но Нарцисса его смяла, засунула в сумочку деньги и быстро ее закрыла. Обе женщины направились к выходу, причем мисс Дженни продолжала свой рассказ, а Нарцисса снова остановилась у дверей и, как всегда излучая невозмутимый покой, ровным громким голосом отвечала старому Баярду, который подшучивал над ее воображаемыми сердечными делами, что составляло единственную тему их разговоров. Потом она пошла дальше в ореоле безмятежности, которая казалась чем-то вполне реальным, доступным человеческому зрению, обонянию или слуху.
Пока Нарцисса оставалась в поле зрения, бухгалтер стоял у окна. Голова его была опущена, а рука чертила мелкие, бессмысленные узоры на блокноте, который лежал на подоконнике. Затем Нарцисса пошла дальше и скрылась из виду. Отходя от окна, он обнаружил, что блокнот прилип к его влажной руке, и когда он поднял руку, поднялся вместе с ней. Потом, увлекаемый собственной тяжестью, блокнот оторвался и упал на пол.
В этот вечер после закрытия банка Сноупс пересек площадь, завернул в одну из улиц и приблизился к прямоугольному деревянному зданию с двумя верандами, откуда в вечерний воздух вырывалась хриплая заунывная музыка дешевого граммофона. Он вошел в дом. Музыка доносилась из комнаты направо, и, проходя мимо двери, Сноупс увидел человека в рубашке без воротника – он сидел на стуле, положив ноги в носках на другой стул, и курил трубку, отвратительный запах которой потянулся за Сноупсом в прихожую. В прихожей пахло сырым дешевым мылом и блестел еще не просохший линолеум. Он двинулся дальше, в ту сторону, откуда раздавался равномерный шум, свидетельствующий о какой-то бешеной деятельности, и натолкнулся на женщину в бесформенном сером платье, которая перестала вытирать шваброй пол и глянула на него через серое плечо, смахнув красной рукой прямые волосы со лба.
– Добрый вечер, миссис Бирд, – сказал Сноупс. – Вирджил дома?
– Болтался тут давеча, – ответила она. – Если его пет на крыльце, значит, отец его куда-нибудь послал. У мистера Бирда опять поясницу схватило. Может, он Вирджила куда и послал. – Прямые волосы снова упали ей на лицо, и она резким жестом отбросила их назад. – У вас для него есть работа?
– Да, мэм. А вы не знаете,, куда он пошел?
– Если мистер Бирд его никуда ни посылал, он, наверно, на заднем дворе. Он далеко не уходит.
Она опять отбросила назад свои прямые волосы – мускулы, привыкшие всю жизнь работать, не терпели бездействия – и снова схватила швабру.
Сноупс пошел дальше и остановился на кухонном крыльце над огороженным, лишенным травы пространством, где находился курятник и несколько кур, нахохлившись, сидели на голой земле или, объятые безнадежной тоскою, копошились в пыли. Вдоль одной стороны забора тянулись аккуратные грядки, а в углу двора стояла сколоченная из старых досок уборная.
– Вирджил! – позвал он.
Пустынный двор был населен призраками – призраками отчаявшихся сорняков, призраками съестных припасов в виде пустых консервных банок, ломаных коробок и бочек; сбоку лежала куча дров и стоял чурбан, на котором покоился топор с расколотым топорищем, неумело обмотанным ржавой проволокой. Он сошел с крыльца, и куры закудахтали в предвкушении корма.
– Вирджил!
Воробьи как-то ухитрялись находить себе пропитание в пыли среди кур, но сами куры, быть может в предвидении рокового конца, очумело носились взад-вперед вдоль проволоки и неотвязно смотрели на него жадными глазами. Он уже хотел было повернуть обратно к кухне, когда из уборной с невинным видом вышел белобрысый мальчишка с вкрадчивыми глазами. В уголках его бледного, красиво очерченного рта затаилась какая-то мысль. Подбородка у него не было вовсе.
– Хелло, мистер Сноупс. Я вам нужен?
– Да, если ты ничем особенным не занят.
– Ничем, – отвечал мальчик.
Они вошли в дом и миновали комнату, где по-прежнему остервенело работала женщина. Вонь от трубки и мрачные завывания граммофона заполняли прихожую. Они поднялись по лестнице, тоже покрытой линолеумом, который был прикреплен к каждой ступеньке предательской полосой железа, обработанного под латунь, стертого и исцарапанного тяжелыми сапогами. По обе стороны прихожей второго этажа было несколько одинаковых дверей. В одну из них они и вошли.
В комнате стоял стул, кровать, туалетный столик и умывальник с ведром для грязной воды. Пол был покрыт потрепанным соломенном ковриком. С потолка на зеленовато-коричневом шнуре свисала лампочка без абажура. Над забитым бумагой камином красовалась рамка с литографией – девушка-индианка в безукоризненной оленьей шкуре склонила обнаженную грудь над залитым лунным светом аккуратным бассейном из итальянского мрамора. В руках она держала гитару и розу, а на выступе за окном сидели пыльные воробьи и весело смотрели на них сквозь пыльную оконную сетку.
Мальчик вежливо пропустил Сноупса вперед. Его бледные глаза быстро окинули комнату и все, что в ней находилось.
– Ружье еще не прислали, мистер Сноупс? – спросил он.
– Нет, но скоро пришлют, – ответил Сноупс.
– Вы ведь тайно его заказывали.
– Да, оно скоро придет. Может, у них сейчас такого ружья нет. – Он прошел к туалетному столику, достал из ящика несколько листов бумаги, положил их на стол, придвинул стул, вытащил из-под кровати чемодан и водрузил его на стул. Затем вынул из кармана вечное перо, снял с него колпачок и положил рядом с бумагой. – Его не сегодня-завтра должны прислать.
Мальчик уселся на чемодан и взял перо.
– Такие ружья продаются в скобяной лавке Уотса, – заметил он.
– Если то, которое мы заказывали, в ближайшее время не придет, купим у него, – сказал Сноупс. – Кстати, когда мы сделали заказ?
– Во вторник на прошлой неделе, – бойко отвечал мальчик. – Я записал.
– Ну, значит, скоро пришлют. Ты готов? Мальчик склонился над бумагой.
– Да, сэр.
Сноупс вынул из кармана брюк сложенный листок, развернул его и прочел:
– Индекс сорок восемь. Мистеру Джо Батлеру, Сент-Луис, Миссури, – и через плечо мальчика стал следить за его пером. – Правильно, у верхней кромки. Так.
Мальчик отступил от края примерно на два дюйма и аккуратным ученическим почерком принялся выводить то, что диктовал ему Сноупс, лишь изредка останавливаясь и спрашивая, как пишется то или иное слово.
«Я один раз решил что постараюсь вас забыть. Но я не могу забыть вас потому что вы не можете забыть меня. Сегодня я видел свое письмо в вашей сумке. Я каждый день могу протянуть руку и дотронуться до вас вы об этом не знаете. Просто вижу как вы идете по улице и знаю что я знаю что вы знаете. Однажды мы оба будем знать вместе когда вы привыкнете. Вы сохранили мое письмо но вы не ответили. Это признак…»
Мальчик дописал страницу до конца. Сноупс убрал первый лист, положил второй и монотонным, лишенным интонации голосом продолжал диктовать:
«…что вы меня не забыли иначе вы бы его не стали хранить. Я думаю о вас ночью как вы идете по улице словно я грязь под ногами. Я могу вам кое-что сказать вы удивитесь я знаю про вас больше чем то как вы ходите по улице в одежде. Когда-нибудь я скажу и вы тогда не будете удивляться. Вы проходите мимо меня и не знаете а я знаю. Когда-нибудь вы узнаете. Потому что я вам скажу».
– Все, – сказал Сноупс, и мальчик отступил к нижнему краю страницы.
– «Искренне ваш Хэл Вагнер. Индекс двадцать четыре». – Он снова заглянул мальчику через плечо. – Правильно.
Промокнув последнюю страницу, он взял и ее. Мальчик надел на перо колпачок и отодвинул стул. Сноупс вытащил из пиджака маленький бумажный кулек.
Мальчик невозмутимо взял кулек.
– Премного благодарен, мистер Сноупс. – Он открыл кулек и, скосив глаза, заглянул внутрь. – Странно, что это духовое ружье до сих пор не пришло.
