Главным и самым страшным побочным эффектом было затвердение мышц уже после пятого применения. Эффект окаменения поддерживается далее самим организмом несчастного. Тело само бросает на поддержание состояния эйфории все силы, дабы вернуться в ту точку, в которой получало наивысшее наслаждение, в ущерб другим процессам. Бороться с напастью возможно, как делала это мать Розель и, если бы не новая порция вещества, женщина сумела бы выкарабкаться, сохранив память и способность двигаться.

После передозировки мышцы обмякают, а все токсины, накопившиеся в теле под воздействием порошка, впрыскиваются в организм, постепенно растворяя кости, благодаря чему, тело безвозвратно становится бесформенным и нефункциональным.

Сознание же больного живёт в недвижимом теле ещё около суток, однако, Розель не могла этого знать. Оставив мать на кровати, она прикрыла ей веки и укрыла простынью.

Девушке вдруг стало невыносимо тошно находиться в доме. Встав на пороге хибары, она жадно глотала воздух, выпуская из дома смрад кровавой расправы. Улица кишела запахами испражнений, отходов и смрадом разлагающихся трупов животных.

Розель бросила взгляд на проходящих мимо мужчин: в одном из них она узнала постоянного клиента своего отца и тотчас осознала, что чёрное нечто, убившее её отца, вновь просится наружу. Взглянув на соседний дом, девушка разглядела силуэты трёх сплетниц, что неизменным составом перемывали кости всем подряд; на балке неподалёку сидел старик, что кидал в неё палки; группа детей пробежала мимо, выкрикивая обидные слова. Это место кишело людьми, которых она ненавидела всей душой и которые желали ей смерти.

Розель двинулась по главной улице мимо дома сплетни, и шла вперёд, не осознавая, что вглядывается в лица всех этих опустившихся людей. Девушка волочила израненные ноги по грязи, после только что прошедшего дождя, не замечая, что жители деревни окружали её всё более плотным кругом. Те выходили из домов и звали знакомых, чтобы поглазеть на нагую, с ног до головы залитую кровью Розель.

Один из соседей забежал внутрь дома и обнаружил мёртвых отца и мать девушки. Он тотчас заголосил об убийце среди горожан. Любопытство толпы переросло в перешёптывание, оттуда – в безмолвное негодование, после чего отдельные жители начинали откровенно глумиться над девушкой-убийцей родных.

Кто-то из горожан прикрикнул: – Убийца собственной матери и отца!

Розель вздрогнула, безучастным взглядом окинув толпу, словно пробуждаясь ото сна, её взор стал более ясным.

– Пошла прочь!

– Нечего тебе делать здесь, чудовище!

Она взглянула на свою руку, на которой ещё сохранились цепкие следы от лап Слина.

– Вы говорили… – За гулом негодования Розель никто не слушал. – Что я убийца, даже когда в моём мире не существовало этого слова и называли меня чудовищем, когда мне не исполнилось ещё и десяти… И я хочу выяснить, насколько вы были правы. – Розель равнодушно направила руку на гогочащую толпу. Пока большая часть жителей деревни поливала девушку грязью, один из мальчишек, дёргая мать за рукав, тревожно шептал:

– Мам, мам. – Мальчик заметно нервничал, однако, никому не было до сорванца дела, все были заняты словесной расправой над Розель. Даже старик, никогда не покидавший насиженной балки, встал, держа в руке новую ветку. – Мама, мама, здесь что-то под землёй. Пожалуйста, мама!

– Отвали ты! – Рявкнула женщина, присоединившись к массе криков толпы.

На месте, куда показала Розель, стали неспешно прорезаться крошечные иглы. Те стремительно разрастались, обратившись вскоре в колья из истинно-чёрной субстанции. Толпа слишком поздно заметила орудие возмездия, – небольшие лезвия один за другим, в мгновение ока увеличились до размера целого дерева, нанизывая на себя врагов тёмной волшебницы.

Те, кто ещё минуту назад толпились, чтобы вставить своё слово, сейчас неслись со всех ног, в попытках спастись.

Волшебница. наблюдая за результатом своей работы, решила продолжить эксперимент.

Иглы тьмы, при соприкосновении со своими жертвами, взрывались особым способом: сближаясь с целью, колья разлетались на несчётное колличество частиц, образуя непроглядный туман, который девушка вновь использовала против своих обидчиков, формируя из пыли новые преграды на пути тех, кто еще не успел убежать достаточно далеко.

– Тьма! Маг тьмы был взращён на этой земле! Мы все прокляты! – Кричал кто-то вдалеке.

Две соседки напрвились в одну сторону: одна забежала к себе домой и тотчас заперлась, оставив вторую ломиться в здание под натиском бури. Недолго вторая женщина стучала в дверь: громадный кол из сверкающего мрака пронзил её тело, выбив вход в хижину. Испуганная хозяйка дома хотела выпрыгнуть в окно, однако, едва коснувшись рамы, прилипла к дереву и, подняв голову, тотчас её лишилась.

Испуская жуткие вопли, жители разбегались в разные стороны: тут и там из-за домов громогласно возникали исполинские копья с насаженными на концы жителями: Розель видела каждого, чувствовала их тени и упивалась новоприобретённой мощью, что перевернула расклад сил в кровавой партии. Мановением руки волшебница окутала пеленой тёмной магии всю деревню, лишив таким образом, своих жертв, единственного шанса на спасение.

Девушка наслаждалась своей силой, этой мощью, владеть которой могла лишь она одна. Хаос, что в её руках обращался в смертоносное оружие, затмевал сознание этого хрупкого существа.

Пелена тьмы, опоясавшая злосчастную деревню, постепенно преобразовалась в подобие каменных плит; исполинских, непроницаемых великанов истинно-чёрного цвета. Чудовищный круг из магии тьмы, в котором волшебница пленила целую деревню, неумалимо сжимался, погребая под толщами земли всех без разбора.

Розель стояла в центре бури и пронзала возникавшими из её рук сгустками тьмы каждого, кто попадался ей на глаза.

Следом, волшебница поднялась в воздух, оставляя за собой истинно-чёрную магию, что словно мгла распространялась по земле, – тьма держала свою владычицу, позволяя левитировать над поверхностью. Каждый, кто спрятался за домами, вдыхал частички этой тёмной силы и подчинялся воле владычицы тьмы. Завладев умами десятков выживших, Розель заставила своих марионеток выдавить их глаза своими же руками.

К моменту, когда все плиты из мрака соединились вокруг тёмной волшебницы, спасся лишь один житель, который прибежал от безысходности обратно: старик упал на колени, моля о пощаде. Его седая борода была почернела от пыли, глаза покраснели, а сам он бился головой о землю, пытаясь поцеловать ноги той, в чьих руках находилась его жизнь.

Розель неспешно опустилась с своему обидчику.

– Как же так? – Состроила невинную мину девушка и перевела руку в сторону. Из оседающей пыли показался небольшой сук. Предмет плавно левитировал к Розель, которая тотчас вручила его старику.

– Кидай. – Произнесла она, пристально смотря ему в глаза. Тот не смог вымолвить ни слова, залившись слезами пуще прежнего.

– Кидай же палку, ну! – Кричала девушка. Старик нехотя взял предмет, замахнулся дрожащей рукой и едва взглянул на Розель, как тотчас рухнул на землю, размазывая сопли по бороде и волосам. Он валялся в ногах девушки и молил сохранить его жизнь.

– Живи, – наклонилась Розель к мужчине, презрительно осмотрев того с ног до головы – живи в осознании того, насколько ты жалкое, никчёмное ничтожество.

Лёжа в пыли, старик провожал глазами исчезающую фигуру Розель; все массивные чёрные плиты, громадные иглы и остатки вихря растворялись в тонком теле, обернув нагую, хрупкую девушку в простой сарафан истинно-чёрного цвета, походящий на тот, что некогда был у неё ребёнком.

Розель устало побрела обратно в дом, где легла рядом с матерью. Она приобняла женщину и, уткнувшись в неё носом, горько заплакала. Мать девушки не могла пошевелиться, не могла издать ни звука, – свои последние минуты жизни она провела, тщетно двигая зрачками под плотным слоем недвижимых век.