– Не знаю!
– Зачем это мне?
– А затем! Это же ты убил Карпову? И дочь ее прячешь! – Ганыкин опустил голову, исподлобья глядя на Миккоева.
Он, казалось, собирался не просто накинуться на участкового, но и забодать его.
– Зачем мне прокалывать колеса? – также напыжился Миккоев.
– Ну, ты же не хотел, чтобы мы ехали на капище?
– Я не хотел?
– Не хотел нас везти!
– Не хотел везти – это совсем другое!
Кирилл кивнул, мысленно соглашаясь с Миккоевым. Если участковый убивал и похищал, зачем ему препятствовать их отъезду? Не на капище же он похищенную Карпову держал. А если там, ему ничего не стоило уничтожить следы ее пребывания. Вместе с ней…
– Где вы свисток потеряли, Олег Яковлевич? – спросила Ольга, косо глянув на Ганыкина.
– Говорю же, не помню.
– Когда вы обнаружили, что свистка нет?
– Ну, когда обнаружил… Ну да, обнаружил. Летом. В мае.
– Летом? В мае?
– В конце мая. Тепло было, трава так и перла.
– Здесь перла? – Ольга обвела рукой пространство вокруг машины.
– И здесь перла!
– Так вы здесь свисток потеряли?
– Да… То есть нет… Не помню, у кого свисток посеял.
– Но помнишь, что у кого-то.
– Ну да… У Плетникова был, может, у него и забыл.
– Где Плетников? Давай к нему пошли!
– Так в Петрозаводске он, на лето приезжает, как раз тогда в конце мая приехал, я к нему зашел.
– Хочешь сказать, это Плетников тебя подставил? – влез в разговор Ганыкин. И руку поднял, как будто собирался схватить Миккоева за грудки. – Нарочно из Петрозаводска приехал?
– Да нет, конечно!
– А дорогу кто чистит? – косо глянув на подчиненного, спросила Ольга. – На тракторе.
– Ну так Диконов чистит!
– Кто такой Диконов?
– Да в Радянке живет… Хранитель старины далекой. Часовню в Радянке восстановил, дома восстановил, там у него все под старину. Ну, не совсем, в лаптях не ходит, но там у него музей под открытым небом.
– И где эта Радянка?
– А это как на Капищи ехать! Через реку переходишь, Капищи налево, а Радянка вправо. Капищи на разлучине, а Радянка у озера.
– А в Капищах кто живет? – спросила Ольга, пытливо глядя на Миккоева.
– В Капищах никого, только боги языческие живут. Диконов их и настрогал, они у него там как живые стоят, – поежился участковый. – Я долго не выдерживаю, тоска такая смертная наваливается, жуть!
– Как же так, часовня и языческие боги?
– Ну так часовня для души, а капище для забавы. Тихон Семенович у нас художник, у него там такая резьба по дереву, закачаешься! – закатил глазки Миккоев.
– Ты мне зубы не заговаривай! – накинулся на него Ганыкин. – Художники, хранители… Скажи еще, что этот художник Карпову убил!
– Зачем ему Карпову убивать? – Миккоев смотрел на него, как на безумного.
– А ты скажи!
– Не убивал Диконов Карпову!
– А колеса нам кто проколол?
– Не я это!
– А свисток?.. Скажи, что это Диконов свисток подбросил?
– Подбросил?! – задумался Миккоев.
– Давай, давай, вали на Диконова! – подзуживал Ганыкин.
– Далеко до Радянки? – строго глянув на него, спросила Ольга.
– Ну, километров восемь.
– И дорога на Радянку, я так понимаю, расчищена?
– Ну да.
– Что «ну да»? – Ольга пронзительно смотрела на участкового.
И он правильно понял ее:
– Я могу вас отвезти!.. В Радянку, пожалуйста, а в Капищи не очень хочется.
– Роман Петрович, вы слышали, как трактор проезжал? – обращаясь к беспокойному подчиненному, едко спросила Ольга.
– Ну, слышал, проезжал!
– В какую сторону?
– Ну, кажется туда… – Ганыкин махнул рукой в сторону Капищ.
И Кирилл показал туда же, он тоже слышал, как удалялся трактор.
– Это он обратно уже ехал, – пояснил Миккоев.
– А когда на Вилгасу шел?
– Не могу сказать точно…
– В половине шестого, я слышала. И шел без остановок, возле нас не останавливался. Значит, колеса Диконов проколоть не мог. Если только на ходу, но это невозможно.
– Ну, так и на обратном пути не останавливался! – закивал Ганыкин.
– Вы в этом уверены, Роман Петрович?
– Ну-у, точно не скажу…
Ольга выразительно посмотрела на Кирилла, но и тот не смог прояснить ситуацию. Во сне трактор пер без остановки, а как он вел себя, проезжая мимо их дома, сказать затруднялся. Может, и останавливался, а может, и нет. Одно Кирилл мог сказать точно: во сне этот трактор уже практически похоронил его. Еще б чуть-чуть, и сброшенная им земля засыпала бы могилу.
К дому подъехала грязная по самую крышу «буханка», из машины вышел разбитного вида мужчина в черном нараспашку ватнике и с папироской во рту.
– У кого тут колесо спустило? – подмигнув Ольге, развязно спросил он.
И зачем-то сунул руки в карманы засаленных брюк.
Ольга тяжело приложилась к нему взглядом, окатила его строгим равнодушием с головы до ног. И ведь смогла пронять незадачливого Саньку: сначала мужчина вынул руки из карманов, а затем выпрямил правую ногу.
– Лейтенант Батищев занимается машиной! – жестко отчеканила она. – А майор Ганыкин отрабатывает свидетелей! Кто что видел, что слышал.
Кирилл усмехнулся, глядя на Саньку, который, сам того не замечая, застегивал ватник.
6
Снег плотный, ветка калины гнется под его тяжестью, дерево низкое, контурами своими чем-то напоминало солдата в белом маскировочном халате. Ягоды красные – издалека казалось, что боец истекает кровью. Дерево у дороги, за рулем участковый, Кирилл мог любоваться пейзажами. А места красивые, озерко с подмерзшими берегами, сопки вокруг, похожие на волны застывшего снежного моря, камни стаями мал мала меньше, как будто пингвины свое потомство в детский сад свели, где воспитатели – сосны-великаны. Небо светлое, подернутое дымком, но на горизонте собираются тучи, налетит снежный ураган, завалит расчищенную дорогу.
А дорога хорошая – может, и тряская, но покрытие твердое, колеса не вязнут. Миккоев с разгона въехал на берег реки, зашуршали камни, один булыжник отлетел и ударился в дно, плотно зашелестела вода, ход опасно замедлился.
– Эй, ты что, утопить нас хочешь? – встрепенулся Ганыкин.
– Заткнись! – огрызнулся Миккоев.
Ганыкин выяснил, что трактор проезжал мимо пострадавшего «Опеля» без остановки, и положение Миккоева осложнилось. Но все же Лежнева заинтересовалась Диконовым и приказала участковому везти группу в Радянку.
Машина взяла преграду, снова под колесами захрустели камушки. Развилки на Капищи Кирилл не увидел, Диконов на своем тракторе расчистил только путь на Радянку. И дорога эта оказалась неважной – морозы пока не сильные, накрепко связать глинистый грунт не смогли. Еще и колейность давала о себе знать – «Нива» шла тяжело, еще чуть-чуть, казалось, и машина застрянет.
– Летом посуху, зимой по морозу – еще можно, а осенью, весной распутица, тяжело ездить, – сказал Миккоев. – Диконов потому и взял трактор.
– Осенью распутица, – фыркнул Ганыкин. – Зимой медведи… А может, не было никакого медведя? Там, на просеке.
– А кто ж тогда был?
– Скажи, что Диконов следил за нами. Выследил, а потом колеса пошел прокалывать… Поехал. А потом пошел. Трактор перед деревней остановил, пошел, дошел, проколол, вернулся…
– Не буду я ничего говорить! Не прокалывал Диконов колеса! И я тоже!
– А свисток?
– Говорю, потерял я этот свисток.
– А осенью здесь распутица, говоришь? – все никак не мог угомониться Ганыкин.
А Лежнева его не остановила, вдруг блаженными устами говорит истина?
– Распутица, не проехать, ты это знал. Езжайте сами, а мы собрались… Ты хотел, чтобы мы здесь застряли?
– У тебя голова – две половины, – усмехнулся Миккоев. – Как у моей жены, одна половина с другой не дружит. Если я хотел, чтобы вы здесь застряли, зачем я проколол колеса?
– Но колеса кто-то проколол, – сказала Ольга.
– А если на просеке правда за нами кто-то следил? – спросил Миккоев. – Медведя-то никто не видел.