Однако схлопотал за все удовольствия первое взыскание – выговор. Сижу злой в ленкомнате, пишу письмо матушке и проклинаю в мыслях ротного: «Подполковник – старый хрыч, у него все чувства ещё до революции отпали. Что он может понимать в любви? Ничего! А я, такую девушку встретил. И вот тебе на: и с девушкой толком не познакомился, и наказание получил».

А в это время другие рядовые нарушители во всей казарме натирали полы до зеркального блеска. Здоровенные весёлые кадеты танцевали на одной ноге по паркетным полам час-другой, возя щётками по полу и заполняя всё пространство скипидарным запахом мастики и собственного пота.

В училище работал кружок танцев. Я очень хотел научиться вальсировать, но нас обучали кружиться со стульями вместо девушек. БОльшая часть желающих сразу отсеялась, остались единицы. И вдруг мы увидели, что самые стойкие через некоторое время начали танцевать с девочками. Мы ринулись обратно, но нам предложили опять стулья. Танцующие познавали уже сложные Па, нам их уже было не догнать. Эх, до свидания, девочки! Однако азы танца мы всё же получили.

Строевая – «через день на ремень»! Но были и другие дни недели. Их так и называли: «поющий четверг», а следом шла «пляшущая пятница» – кому со щёткой, а кому с танцами.

«Не мужское это дело – ножкой кренделя выписывать, – успокаивали мы себя. – Мужское дело – это военные парады! Под духовой оркестр, под барабан. Ать-два, ать-два. А не раз-два-три!»

Но в начале вытянутого шага была жесть и проливание пота! Особенно перед парадом начиналась ежедневная строевая подготовка на плацу, чтобы, во-первых, ровным строем пройти мимо трибуны, где будет стоять командование училища, да ещё с песнями. Ротный командует:

– Нога прямая, каблук на 15-20 сантиметров, носок оттянут, кисть руки выше пряжки, рука назад до отказа…

А, во-вторых, шутка ли прошагать строевым шагом километров семьдесят на плацу за два месяца при тренировке к военному параду.

Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та, та, та, та, та, та, та, та, та… Отбивал дробно барабан. «Люблю музЫку, особливо барабан!» – поговаривал Суворов.

Когда шёл по городу строй суворовцев, то в такт барабанов дрожали улицы и весь город. Да что там город! Дрожали все миры!

А после военного парада мы бегом спешили в казарму за отпускными. Урааа! Домой, в отпуск! На каникулы!

Показаться на улицах родного города в мундире с золотыми галунами на стоячем воротничке и в «фураге», надетой набекрень, отдавать на улице честь офицерам и видеть, как они в ответ, точно равному, будут прикладывать руку к козырьку, вызывать удивлённо-почтительные взгляды сестры и девчонок из своего бывшего класса – все эти удовольствия смущали меня, оттирали на задний план предстоящую встречу с матерью.

Моим поступлением, лычками и учёбой больше всех был доволен отец, несостоявшийся генералиссимус, майор запаса. Мать была в полном умилении, лишь только всхлипывала и приговаривала:

– Сынулька, ну, как ты там, не голодаешь? – подкладывая мне в тарелку очередную седьмую котлету, а другой рукой поглаживая форму. – А я первое время места себе не находила, ругала себя и отца. А ты вон какой стал! Возмужал!

Да, в кадетке мы учились, дружили, грустили, мечтали, взрослели.

Два года в Суворовском пролетели, как редкая птица над Москвой-рекой, и мы могли выбирать для себя высшие военные училища, прикрепив свой первый кадетский погон под закрутку значка «Деда», так мы величали Фельдмаршала. Перед выпускными экзаменами, по давней кадетской традиции, когда строй проходил мимо бюста Суворова, вдруг из толпы высовывалась рука и тёрла нос «Деду», за ней вторая, третья.

Распределение шло относительно справедливо: по количеству набранных балов по всем предметам из ста человек, сверху вниз. Наверху был передовик, отличник. Я оказался по списку в середине, полсотни пятый.

Выбор мой пал на ракетные войска стратегического назначения, РВСН, как самые прогрессивные на то время, дающие хорошее инженерное и всестороннее высшее образование. Их создавали на базе артиллерии, авиации и морского флота. У каждого вида войск были взяты лучшие качества: у первых – техническую точность, у летчиков – дружбу и взаимовыручку, у моряков – традиции и боевое дежурство.

Детской мечте не суждено было осуществиться – стать стройным, крепким моряком, но зато я стал рыбаком. А это что-то совсем рядышком, наверное, сближает вода, тянет к себе водоём с карасями. И не было девушки, которая любила бы несостоявшегося моряка. «Первым делом – самолёты, ну а девушки, а девушки – потом!» – напевал я известную песенку. Однако без девушек никак не обойтись, когда делали общую фотографию, кто-то крикнул:

– Сиськи! Всем сказать это слово, а то стоите серьёзные, как истуканы.

И все выпалили, как по команде: «Сиськи!» Фото получилось с всеобщей улыбкой.

В начале жизненного пути надо получить высшее образование. Тогда у меня был вид: «Всё знаю! Всё могу! Всех люблю! Вперёд покорять неведомое! Прокладывать брешь в минном поле армейской жизни!»

После экзаменов был кадетский выпускной бал в старинном дворце: зеркала, лепнина, подсвечники, банкетки… И светлые девушки, как благовоспитанные гимназистки, в белых платьях с кринолином, выпускницы из соседних школ.

Я заметил, как трепетно они волновались, перебирая белоснежными ручками прозрачную шаль, как горели их глаза, бросая родниковый взгляд из-под длинных ресниц на будущих офицеров. А мы с ребятами, курсируя между красавиц, ходили и шутили, подбадривая в первую очередь себя, выбирая достойную напарницу на полонез. Вдруг среди светлого живого облака я заметил солнечное, милое лицо Кати. Солнце огненными красками отображалось везде: в её глазах, на губах, волосах. Наши взгляды встретились. Лёгкая искра короткого замыкания, словно сладостная нить молнии, пронзила сердце. И я уже больше никого и ничего не замечал. Полонез, вальс и другие бальные танцы проплыли в музыкальном тумане на раз, два, три. Этот танец мог оказаться длиною во всю жизнь, но в то время не все девушки готовы были из столичных тёплых условий жизни «лететь» в дальние холодные гарнизоны.

Ну вот, пока искал девушку на полонез, нарвался на чувство. Что это? Любовь, влюблённость или сиюминутная страсть? На балах часто среди танцующих зарождалось, возникало, вспыхивало чувство. Я, может быть, встретил свою избранницу, как и Пушкин повстречал свою Наталью Николаевну именно на балу.

Но вот окончен бал, погасли свечи. Впереди меня ожидали учёба и служба. В этой длинной обойме армейских отношений я почувствовал себя исходной точкой бытия, но не одинокой точкой самой по себе, а точкой, являющейся частью линии, росчерка, взлётной полосы на моём, отмеренном мне жизнью, пути. Но вначале всего этого было ЖЕЛАНИЕ, МЫСЛЬ, а затем уже СЛОВО! Моё слово! И слово это было РЕШЕНИЕ! Решение жить вот так: «Делай, что можешь, и будь, что будет!»…

Всё повторяется, но на новых, своих кругах – дружба и расставания. Грустно порой, но что поделаешь: жизнь, словно состоит из этих встреч и расставаний.

Всегда так, конец чего-то означал начало нового, другого. Меня ожидало Серпуховское высшее военно-командное училище имени Ленинского комсомола.

Училище в городе Серпухов оказалось «придворным», рядом со столицей – в ста километрах, на берегу реки Оки. Сюда бывалые офицеры, генералы отправляли своих сыновей на учёбу. Здесь была отличная учебно-материальная база.

Обучали нас «грызть гранит науки» очень хорошо, да еще обязательные самоподготовки после занятий. Я иногда заезжал в Москву к друзьям – студентам. Так в сравнении с нами, они просто перебивались сдачей зачетов, прогуливая занятия. У студента три причины отсутствия на занятии: забыл, запил, забил. А дисциплины мы изучали серьёзные: Сопромат, Высшая математика, Баллистика, Психология, История.