Корабль легонько качнулся, и Ликр чуть не вывалился за борт, в последний момент судорожно стиснув руки на деревянных досках и нечеловеческим усилием откинувшись назад. Голова закружилась добротной верьневской[25] юлой, к горлу опять подскочила тошнота. Ликр медленно осел на палубу.

Что ж, при всем богатстве выбора альтернативы нет…

С немалым трудом выложив хотя бы внешний контур моря, я восстанавливала силы, прихлебывала безнадежно холодный чернас – так, бурдяшка какая-то – и мысленно вздыхала: «То ли еще будет!» Синеватые хрусталики ехидно переливались в свете тринадцати не гаснущих весь день – ибо окон в каюте, разумеется, не было – шэритов.

Дверь тихонько скрипнула, отворяясь, и на пороге возник безнадежно пошатывающийся пират.

– Доброе утро, – осторожно произнесла я, озабоченно нахмурившись, – чего это ему у меня понадобилось? Может, к себе шел, да не дошел?

– Э-э-э, – промычала жертва качки и начала медленно и картинно вваливаться в комнатушку.

– Эй! – Я возмущенно взвилась на ноги, подскочила к неизвестному субъекту (лица пиратов я через неделю плавания, разумеется, запомнила, а вот с именами дело как-то не сложилось) и оттащила его на ближайший прибитый к полу стул, по дороге отметив, что от него несет перегаром, как от придорожной корчмы поутру после мальчишника, и догадавшись, что бравый флибустьер пал жертвой отнюдь не банальной качки, а еще более распространенной болезни, созвучной с названием небезызвестной на многих Ветках птички. Перепел. Правда, пишется чуток иначе: «перепил».

– …иба, – промычал пират. Я, подумав, расшифровала это как «спасибо» и раздраженно отозвалась:

– Пожалуйста!

– Извините, – уже потверже, сиплым шепотом продолжил флибустьер и негромко застонал, словно это короткое слово отозвалось в его голове медным колоколом. – Меня зовут Ликр.

Я, решив, что сидеть пират сможет и без посторонней помощи, отодвинулась, пока одежда не провоняла перегаром, и вспорхнула на подвесную доску, долженствующую заменять стол. Верхние крепления скрипнули, но выдержали. Еще бы им не выдержать! Пребольно грохнувшись на пол один раз, я со злости так зачаровала цепи и вбитые в потолок кольца, что расколдовать теперь не смогла бы при всем желании. Равно как и оборвать.

– Очень приятно. Меня – Иньярра.

– Я помню, – с чуть виноватой улыбкой ответил пират.

Я скептически вздернула левую бровь:

– Да ну? Верится как-то слабо! – Пират покаянно потупился, и я тут же одернула сама себя. – Впрочем, не мое это дело. Чего вы хотели от меня, милейший Ликр?

– Ну так… это… похмелиться бы…

– Вина нет. Чернасом не похмеляются. Так что предложить выпивку возможности не имею. – Я, пряча злорадную ухмылку в прядях распущенных волос, полюбовалась разочарованно вытянувшимся лицом Ликра и, сжалившись, добавила: – Могу только снять все сегодняшние проявления вчерашней гулянки.

Велир, неодобрительно чирикнув, отлетел подальше от благоухающего во все стороны типа и еще более неодобрительно глянул на меня. Ну да, Фрель терпеть не может, когда я помогаю таким вот страждущим. Дескать, разлагаю ему дисциплину. Если пират один раз поймет, что вечерняя гулянка не обернулась страшным утренним похмельем, то он начнет гулять каждый вечер, а поутру таскаться ко мне. Впрочем, когда я лечила от подобного его самого, Фрель ничего против не имел.

Я же рассуждала по-другому. Ну что толку сейчас Фрелю будет с этого вот молодца, который мученически кривится от малейшего толчка покачивающегося пола? Он ведь даже собственное имя только с третьей попытки договорил! А воспитанием пускай сам занимается.

– Закройте глаза. – Я легко прошелестела холодными кончиками пальцев по вискам, векам и лбу пирата. – Представьте, что стоите под приятным прохладным водопадом… Струи тихонько журчат, прокладывая извилистые дорожки по коже… Солнце шаловливо играет белесыми зайчиками на гребешках чистой, хотя и немного взбаламученной воды…

Дальше придумывать было лень, да и на деле – что он будет себе представлять, – меня мало волновало, лишь бы отвлекся мысленно от самой боли. Я тихонько вдавила ладонь в его лоб и, нахмурившись, пробормотала заклинание, вспыхнувшее в голове розоватым свечением и ушедшее мягким откатом. Пациент дернулся, приоткрыв один глаз:

– Ыыы?

– Не «ыыы», а спасибо, – с усмешкой поправила я, убирая руки. – Не болит?

Пират осторожно качнул головой вправо-влево, легонько прикоснулся пальцами к вискам – и, просияв улыбкой до ушей, закивал как дурачок.

– Вот и славно. – Не обращая внимания на гостя и полагая, что он уже уходит, я спрыгнула со стола и уселась возле полусобранного витража, удобно подогнув под себя одну ногу и вытянув другую – хвала Хранящим, ширина юбки позволяла хоть на шпагат садиться.

Пират же потоптался и, не зная, как бы меня поблагодарить, ввязался в разговор:

– А это корабль будет?

Я тяжело вздохнула. До той стадии, когда будет, собственно, корабль я рисковала и не дожить.

– Будет. Лет через…дцать.

Пират услужливо захихикал.

– Это вы для нервов? – Считалось, что собирание подобных витражей расслабляет и укрепляет нервную систему.

– Это я от нервов. Во всяком случае, остается их с каждым правильно подобранным кристаллом все меньше и меньше.

– Да, скучновато вам с нами пока, – признал пират, неуклюже подсаживаясь на корточки напротив. Избавившись от похмелья, равновесие он держал просто бесподобно.

– Пока? – Я не сдержала ехидства в голосе. – А что, есть шанс на изменение ситуации?

Пират добродушно хохотнул:

– Так вы, госпожа ведьма, думаете, что мы всегда вот так вот… блох по океану гоняем? – Видимо, на месте «блох» обычно употреблялось что-то другое, но Ликр пожалел дамские уши. – Это нам пока задания не дали. Вот причалим, сходит капитан куда надо – и начнется веселая жизнь. Не до гулянок нам тогда.

– А «куда надо» – это куда? – осторожно покосилась я на пирата.

– Ха, да чтоб мы знали!

– А почему не до гулянок? – Желто-песочный кристаллик, упрямо подгоняемый мной к парусам, оказался кусочком мачты. Ярко-синий я отбросила, не имея желания часами тыкаться с ним то к небу, то к морю, причем с равным нулевым эффектом.