Звенящее лезвие уверенно выводило перед лицом восьмерки, неумолимо подписывая билет на тот свет… Длинный, на пол-локтя длиннее моего, клинок спокойно, завораживающе-мягко плясал перед глазами, насмешливо отвлекая внимание серебристыми спиралями и резко нанося удар по невероятной траектории. Плеснула грива черных волос – я легким кошачьим вывертом оказалась у противника за спиной, тут же, пользуясь преимуществом неожиданности, сильно ударила плашмя, и клинок с обиженным звоном отскочил от торопливо подставленного в последний миг меча.

– Неплохо, ведьма, – ровно, легко дыша, словно мы не выписывали кренделя по всему двору вот уже второй час, оценил противник. Его меч плавно завершил дугу вверх-назад и подло ринулся на меня уколом справа, распоров плащ и не сильно, но чувствительно ранив бок. – Но надо лучше!

Быстрый толчок рукоятью довершил свое черное дело – и я, пошатнувшись, упала. Кожу на щеке прочертила кровавая царапина, в голове зашумело: утоптанная в камень площадка двора – не лучшая перина, чтобы грохнуться на нее с размаху. Волосы расплескались по земле, на которой кое-где все еще продолжала проклевываться упрямая травка, недовытоптанная нами. Я устало прикрыла глаза и мысленно послала все к йыру. Больше я сегодня не встану.

– Хватит придуриваться! – резко окликнули сверху. – Поднимайся давай!

– Ага, уже встаю, – упрямо прошептала я, с ненавистью сжимая губы и заставляя непослушное тело подняться на ноги, не обращая внимания на текущую по правому бедру теплую струйку крови.

Зеленые глаза удовлетворенно смерили взглядом поднявшуюся одной силой воли ведьму, железной хваткой обхватившую рукоять серебряного меча. Пальцы побелели от напряжения, к горлу подкатывала тошнота, в левом виске суетливо пульсировала тупая нитевидная боль.

Мечник одобрительно кивнул:

– Неплохо, ведьма. Заговаривай свой бок.

Я, получив разрешение, не стала больше терзать себя и тут же снова упала на землю, болезненно поморщившись. Рана была неглубокой, вскользь. Кое-как сосредоточившись, я быстро отбросила меч, прикрыла разрезанную кожу «лодочками» ладоней и принялась тихонько нараспев нашептывать. Мечник довольно равнодушно взирал на это действо, давно привыкнув к тому, что большую часть травм я заговариваю прямо на месте, не изображая из себя смертельно раненную и не покрываясь ужасающей бледностью.

Бок сильно-сильно защипало, кожа зачесалась до слез, я до скрипа сжала зубы и упрямо дошептала заговор. Рана затянулась, оставив после себя розоватый след – через четверть часа не останется и его – да легкий зуд. Я глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, подобрала меч и встала на чуть дрожащие от усталости ноги.

Мечник спокойно принял боевую стойку, небрежно бросив:

– Слева веерной.

Я едва кивнула, быстро меняя позицию ног и рук, чтобы успеть отразить резкий, язвительный, словно жало скорпиона, удар, обрушившийся сверху. Отразить левой веерной защитой, которая вообще-то рассчитана исключительно на боковые, параллельные земле, удары справа. Клинки яростно вгрызлись друг в друга, проверяя в тысячный, должно быть, раз, что прочнее – сталь или серебро. Прочнее всего – сила воли, не дающая отпустить рукоять клинка, так и рвущегося из пальцев. Противник отвел клинок так же резко и неожиданно, как и нанес удар. Коротко упрекнул:

– Перетянула. Надо было спустить по длине.

Я едва заметно пожала плечами. Может, часа два тому назад я бы еще и смутилась от такой глупой ошибки, но сейчас подозрительный гул в голове не давал размениваться на глупости типа чувства вины. Хотелось упасть и громогласно заявить, что я не встану даже под страхом самой страшной смерти. Впрочем, здесь такой фокус не пройдет. Да я его себе и не позволю.

Теперь удары уже сыпались отовсюду: слева, справа, сверху, выныривали из-под моего же локтя и разъяренной гадюкой норовили вцепиться в плечо. Действительность крошилась на куски, раздробленная бешеной пляской двух яростных, играющих нестерпимыми солнечными бликами клинков, и осыпалась мне на голову, оглушая, ослепляя, заставляя изворачиваться по невероятным траекториям, избегая соприкосновения с вражеским мечом. Я изредка прикрывала веки, спасая глаза от магических искр, высекаемых вцепившимся друг в дружку заговоренным оружием, и заново понимая, что зрение здесь особой роли и не играет: глаз попросту не поспевал за свистящим клинком, так что крутилась и отбивалась я, больше полагаясь на интуицию и ведьминское чутье. Стальной меч взвился в прямом лобовом ударе, а я быстро скользнула под рукой мечника и коротко, несильно полоснула его по предплечью. Вспоротый рукав обагрился кровью, но он даже не вздрогнул, словно и не чувствуя боли. Зато его клинок, равнодушно довершив бесполезный уже, на мой взгляд, замах, предательски сменил направление и размашисто опустился плашмя на мой левый висок… В голове что-то хрупнуло – и под щеку послушно легла земля. С пятого раза она не показалась такой уж жесткой…

– Мелкое ранение не всегда выводит противника из равновесия, так что не рассчитывай на его беспомощность, – донесся ровный голос сверху. Потом мне, кажется, говорили что-то еще, но я уже не слышала. Сознание медленно уплывало из истерзанного тела легкой тоненькой тучкой за горизонт. Невесомое серебристое перышко, медленно истаивающее на синем крепе небосклона, словно снежинка на теплой ладони…

– Иньярра! – Меня сильно тряхнули за плечо, и действительность тут же ударила по глазам болезненно-белым солнечным зайчиком с моего же, лежащего в двух шагах от меня клинка. Ярко-ярко-голубое небо смотрелось как искреннее издевательство над замученной вконец ведьмой. Вечная жизненная дисгармония. Словно ребенок на кухне: пахнет сладким кексом, а есть заставляют суп.

Мечник внимательно посмотрел в мои мутные черные глаза и, подумав, опустился рядом на землю:

– Ладно, третий час пошел – хватит с тебя на сегодня, не то не встанешь. Ты вообще как?