— Садись! Ну же!
Фока поднял воспалённые глаза и произнёс восторженно:
— Ты! Да неужели это ты, брат Евтиха!
Непонятно как оказавшийся тут в нужную минуту дьякон с сосульками на бороде выдохнул пар, с трудом удерживая крепкого разгорячённого коня:
— Да залезай же! Давай ещё обниматься начнём! Времени нет!
— Братец ты мой! Евтиха! — со слезами радости Зверолов перевалился в сани, и те вмиг устремились в погоню.
— Как ты здесь? — крикнул Фока. Лицо обжигал ветер.
— Некогда объяснять! — дьякон, привстав на облучке, заносил над головой плётку и не жалел коня. Тот был светлее снега и, казалось, что только радовался столь яростному напору возницы.
Сани, оглашая звоном бубенцов медленно проясняющийся в предрассветной дымке лес, стремительно неслись по следу чёрного экипажа.
Глава 23
Время подписать договор
C трудом оторвав подбородок от груди, Антон Силуанович пришёл в себя. Понял, что его теперь никуда не несут — ведь последнее, что ощущал, прежде чем тьма забвения предательски охватила его, было лёгкое размеренное покачивание.
Он ощутил спиной холодную шершавую стену. Рядом на корточках сидел старший брат, во мраке напоминая грузный мешок. Еремей Силуанович приложил палец к губам и указал движением глаз в сторону. Молодой барин наконец понял, что они спрятались во тьме за грудой валунов. Мгновение — и мимо них под размеренные удары маршем прошли барабанщики во главе с обер-офицером Корфом. У того вновь не было нижней челюсти, и он напряжённо всматривался во мрак туннеля, выискивая беглецов.
— Теперь понимаешь, что так просто уйти нам не дадут! — шепнул на ухо старший. — И одному мне эту задачку не решить. Ты, кажется, говорил, что представляешь, где может находиться выход? Так что же нам теперь делать, братец ты мой?
Вместо ответа они вновь всмотрелись в туннель — по нему сначала прошли римские легионеры, а через некоторое время — французские мушкетёры.
— Похоже, что по туннелям рыщут теперь все, кого позвали на эту дурацкую Игру, — окончательно придя в себя, ответил младший брат.
— Тогда дела наши плохи… И оставаться тут нельзя.
Антон Силуанович широко улыбнулся и вытянул пальцы, словно хотел кого-то приветствовать.
— Ты что? — удивился Еремей Силуанович, и тоже посмотрел из укрытия. Медленно переступая, по туннелю шла рыжая девица. И вид у неё был растрёпанный.
— Алисафья! — позвал Антон Силуанович, но брат тут же прикрыл ему рот ручищей. Тот запротестовал, начал сучить ногами, и камушки посыпались из-за укрытия.
— Ой, кто здесь? — Алисафья отступила, и, оглянувшись в оба конца, острожно заглянула за камни.
Младший брат укусил старшего за ладонь.
— Ты нашла нас!
— Вы знакомы? — спросил Еремей Силуанович, потряхивая пятернёй.
— Ещё бы! — обрадовалась девушка, и, жестом попросив здоровяка отстраниться, крепко обняла молодого барина. — Я пришла, чтобы помочь вам!
— А как же ваш Долг! И что с твоим братом? Неужели он смог… остановить герцога!
Та печально покачала головой:
— Если бы! Тогда бы вмиг всё и для всех закончилось. Но у нас нет времени на разг… тише!
По туннелю прошли тяжёлые рыцари, под ударами их ног со свода тоннеля сыпались труха и камушки.
— О, да эти ничего толком не видят и не слышат! За ними! — приказала Алисафья.
Еремей Силуанович вновь поднял на плечо брата, и втроём они пристроились за последними средневековыми воинами. Те, гремя массивными доспехами, и правда не могли знать, что те, за кем объявлена погоня, осторожно ступают прямо за их широкими спинами.
На первой же развилке Алисафья жестом приказала свернуть в другой тоннель.
— Где мы сейчас, ты что-то чувствуешь? — спросила Алисафья обмякшего Антона Силуановича. Лихоозёрский барин тем временем смотрел в оба конца, тревожно ожидая, что кто-то двинется на них спереди или сзади. Так и оказалось — очередной отряд на развилке устремился как раз в их сторону.
— Мы находимся… мы… в левой лапе крота. Нельзя сворачивать налево, иначе окажемся в тупике! — они вновь бежали, и младший подал еле слышимый гаснущий голосок.
— Куда же мы должны в конец-то концов попасть? — спросил Еремей Силуанович, не получил ответа. Видимо, брат вновь провалился в сумерки ослабевшего сознания.
Они и правда настигли новую развилку, где можно было свернуть, и прошли так, как и говорил Антон Силуанович, хотя впереди раздавались шаги и мелькали призрачные огни.
— Похоже… да что похоже, так и есть! Нас окружают! — прорычал лихоозёрский барин, и, едва успел произнести, как на них с визгом бросились австралийские аборигены. По-прежнему держа брата на плече, Еремей Силуанович сбил кулаком с ног первого, что бежал, сжимая примитивное метательное копьё. Другого он не менее грубо отбросил во мрак ударом ноги. Алисафья, присев в боевой стойке, умело перебросила через себя нескольких нападавших, и те, сделав сальто в воздухе, рухнули и не шевелились.
— Ух! Да всё не так плохо! Ещё и за себя постоять можем! — сказал восторженно громила-барин. — А вы тоже, барышня, не лыком шиты! Может, нам и не хорониться, как татям, так их всех и переколотим, как орехи, до мелких скорлупок?
— Их слишком много! А луки, копья да стрелы у них самые настоящие!
— И ружья тоже! — добавил Антон Силуанович, который наконец-то пришёл в себя. — Так, теперь представьте, что мы чуть обогнули лапу крота. Представили? Она слева от нас. А выход — в самой голове!
— Значит, не так уж и далеко!
— Совсем недалеко! — радостно вздохнула Алисафья, и тут же попятилась.
Впереди слышались удары барабанщиков. Ведомые обер-офицером Корфом, те двигались прямо на них. Но, когда обернулись и попробовали отступить, беглецы поняли, что с другой стороны тоннеля на них, гремя и выкрикивая что-то, движется не менее яростная сила…
— Вот и всё, — выдохнул Еремей Силуанович. — Бедная моя девочка, Ариша. Похоже, мне не увидеть, и не спасти тебя…
* * *
Пётр, когда наконец-то различил силуэты приближающегося герцога и свиты, выдохнул с облегчением. Казалось, что ждать их пришлось целую вечность.
— Ну что ж, как там? Едем обратно, ваше сия… — спросил он, осекшись и не помня, как правильно обращаться. Но так и не удосужился ответа.
Впрочем, от него ничего и не зависело. Как только герцог и свита сели в экипаж, а Гвилум со злобой захлопнул дверь, Уголёк ожил — именно ожил, потому как до этого напоминал тёмное изваяние, и, стремительно развернув экипаж, помчался от старой шахты.
Крестьянин ждал, что они вот-вот, как то было на пути сюда, взлетят, но экипаж размеренно двигался лесной дорогой. И не мчался даже, словно теперь некуда было спешить. Тяжёлая тьма постепенно рассеивалась, приближая хмурое зимнее утро. По пути встречались вырванные с корнем деревья — их оставил тот страшный могучий лесной старик, что обжёгся, посмев коснуться их страшной повозки. Пётр смотрел по сторонам, и не мог понять: в чём же перемена? Что-то случилось непоправимое в эту ночь… Весь лес выглядел обречённым. Огромный северный лес погиб, хотя пока был с виду таким же, как и прежде. Крестьянин не мог знать, что тот лишился своих древних охранителей, а значит — у него больше нет будущего.
Но про лес Пётр и думать забыл, когда выехали на дорогу. Вновь его мысли занимала только жена Ульяна. Близилась, как он полагал, какая-то развязка. И вот наконец он — тот самый перекрёсток, и сумрачное заведение стоит на привычном месте. Горит бледный свет в окнах, но зияет пустотой над входом место, где была совсем недавно вывески: «Трактиръ 'Добрый станъ» и «Для тѣхъ, кто готовъ въ путь».
— Итак, Пётр, теперь нам осталось решить вопрос с вами! — произнёс чёрный герцог, выходя из экипажа.