Вырастая из огня небытия, скелеты обретали плоть, и Антон Силуанович не мог поверить — герои сказаний и книг, что с замиранием сердца читал он в библиотеке своего запустелого особняка, явственно представали теперь его испуганному и восхищённому взору! Прошли князья Олег и Святослав, за ними бесчисленные гетманы, воеводы, а затем и начальники русской императорской армии в почтении снимали головные уборы перед жрицей Судьбы! Та опять благосклонно подавала ладонь для поцелуя, с одинаковым почётом приветствуя Атиллу и Саладина, Александра Македонского и Чингисхана, Тамерлана и Ганнибала Барка. Маленький Наполеон в белых панталонах и чёрных ботфортах бросил из-под треуголки цепкий взгляд на балкон, и ему ответил герцог. Удостоился взмаха руки и следовавший рядом спокойный, усталый Кутузов. Чуть поправив чёрную повязку на незрячем глазу, он также поцеловал руку Джофранке.

— Эпохи, события, люди! — продолжал Гвилум свою пафосную речь. — Бесчисленные обороты колеса Времени! Сколько родилось на земле славных сынов её, бросивших вызов самой фортуне, и победивших! И вот сегодня всем тем, кто давно стал частью всемирной истории, обратившись в пыль и прах, дано драгоценное мгновение — участвовать в Параде, и коснуться губами ладони самой жрицы Судьбы!

Антон Силуанович заметил, что никто из прибывших на Игру не исчезал, воздав почести мёртвому Кроту, а затем Джофранке. Узкоглазые и скуластые, чёрные, с огромными толстыми губами, усатые и бородатые блики тысяч физиономий сновали теперь мириадами огоньков, заняв собой всё пространство сводов огромного помещения.

— Итак, все гости прибыли! По давней традиции мы должны спросить у хозяина и повелителя стихий, времени, господин добра и справедливости! Великий герцог, можем ли мы начать Игру? — спросил Гвилум, и когда тот кивнул, с тем же вопросом он обратился к Корфу, а затем — к Джофранке.

Та с восхищением устремила взгляд на балкон, и поклонилась.

— Что ж, тогда я представлю участников Игры! — продолжил чеканить Гвилум. — Родные братья, плоть от плоти достопочтенных родителей, казалось бы, и должны быть людьми одного корня! Но на всей земле среди живущих в сей бурный девятнадцатый век не нашлось никого, более противоположных друг другу, чем они! Потому и выбор самой Судьбы пал на них! Итак, представляем первого игрока. И это — Еремей Силуанович Солнцев-Засекин!

Фанфары, искры, свет, внимание тысяч похожих на мерцающие звёзды лиц сошлись теперь на плотной коренастой фигуре старшего брата. Тот сжал гигантские руки, словно готовился к кулачному бою, повёл плечами, разминая шею.

— Многое, многое можно было бы поведать об этом поистине выдающемся человеке, но к чему слова — ведь всё намного точнее, честнее, притом во всех гранях покажет сегодня Игра! Итак, Еремей Силуанович, как и принято, по праву старшинства первым спрошу у вас: вы не отказываетесь участвовать в Игре? Ещё не поздно пойти на попятную!

— Я — и на попятную⁈ Никогда такого не бывало! Разумеется, я согласен! — ответил тот, и удивился, каким громом раздался его голос. Кажется, даже стены содрогнулись. Он добавил тише:

— Хотя и плохо понимаю происходящее, и отказываюсь верить глазам своим! Тем более, я пока так и не увидел здесь моего золота!

— О, не стоит так отчаянно спешить с раскрытием главной интриги этой ночи! — ответил Гвилум, и повернул круглое тело ко второму участнику. — Что же скажете вы, Антон Силуанович?

— И я готов участвовать, — его голос прозвучал намного тише, но великое множество зрителей, явившихся из мира теней, внимали каждому слову. — Но мне нет никакого дела до золота! Если вопрос только в нём, так пусть всё оно до последней пылинки достанется ему! — и он указал пальцем на противоположный пьедестал. — Но, могу ли я прежде обратиться?

— К кому? Дерзнёте что-то сказать самому великому герцогу? — спросил Гвилум.

— Нет, я хочу говорить к брату!

— Что ж, попробуйте! Это не нарушает правил!

— Еремей, услышь меня! — и младший, распахнув грудь, достал из-за пазухи книгу в кожаном переплёте. — Кому ты поверил? Тому, кто приходит раз в двести лет, чтобы посеять зло, разворошить донный ил в душах людских? Вот здесь наш с тобой предок всё подробно изложил про этого бесславного чёрного герцога! Не восторгов достоит он, а всеобщего осуждения! — и устремил полный ненависти взгляд на балкон, а потом и на лики пришедших из тьмы веков. — Вы что, не узнали того, кому воспели осанны? Да это же сам отец лжи!

— Ох, ох! — кряхтел, утирая длинную острую физиономию Гвилум, переваливая толстое тело, точно на шарнирах. — Разве же так можно! Перестаньте, молодой человек, это, по меньшей мере, некрасиво так говорить о господине, пригласившем вас в гости!

— Ерёма! Я помню, каким ты был! — продолжал тем временем младший, по-прежнему держа рукописную книгу над головой. — Помнишь, как в детстве мы заблудились в лесу, и нас преследовала стая голодных волков? То-то было страху! Но ты тогда не испугался, а защитил меня! Ты посадил меня на высокое дерево, а только потом залез сам, хотя волки смотрели в твою спину! А когда звери, покружив вокруг нас всю ночь, ушли ни с чем, ты нёс меня, обессиленного, на руках до самого дома! Вернись душой туда, в наше с тобой детство! Я знаю, ты сможешь! Мы снова в том же лесу, что и тогда, Ерёма! Ведь всё это случилось с нами так недалеко от этого проклятого места!

На последних словах кожаная книга вспыхнула. Однако Антон Силуанович, ощущая, как языки жгут пальцы, не бросил её, а, терпя из последних сил, поднял её выше, словно факел:

— Истина не горит! — выкрикнул он, и только после этого взмахнул рукой. Вопреки его ожиданиям, книга не упала, а взметнула вверх алым соколом. Покружив, жар-птица устремилась к самому верху, и лики на сводах на миг исчезли. Но затем птицы не стало, и всё вернулось.

— Довольно! — прорычал Гвилум, жмурясь и прикрывая глаза чёрными лапами. — Я повторю свой главный вопрос! Значит, и вы согласны участвовать в Игре, Антон Силуанович?

— Да! Я же сказал — да! — прокричал тот. — Но только ради того, чтобы спасти из ваших грязных когтей моего заблудшего брата!

— Вот это прозвучало прелестно! — кажется, Гвилум отошёл, вернувшись к своему привычному, радостно-надменному настроению. — Но позвольте, сударь, дать вам совет! Как только начнётся Игра, постарайтесь не спасти вашего братца от нас, хе-хе, а себя — от него! Верно я говорю?

Антон Силуанович посмотрел в сторону брата — он надеялся, что его слова, тетрадь, обернувшаяся ясной огненной птицей, а главное — воспоминания о прошлом, когда он был ещё другим, перетянут чашу весов. И всё пойдёт совсем не так, как задумано этими мерзкими тёмными существами, получающими подпитку своим истлевшим душам за счёт этой жестокой бесчеловечной Игры.

Но тот, лишь на миг поколебавшись, вновь скривил медвежью харю…

— И всё же надо отдать должное: а неплохой ход придумал-таки ваш братец, чтобы завладеть золотом! — эти слова Гвилума окончательно вернули лихоозёрскому барину прежнюю ярость. — Так и всегда: играя в благородство, бьют ниже пояса, чтобы ослабить противника и выиграть!

— Ты пожалеешь, что пришёл сегодня сюда, Антоша! — прорычал старший брат, и от его голоса пошатнулись своды, осыпавшись вниз пылью и каменным крошевом.

— Тише! Так и недолго обрушить Престол! — усмехнулся Гвилум. — Так, раз оба участника согласны, мы наконец-то приступаем к нашему первому испытанию!

* * *

Алисафья попыталась встать с примятого снега, но её зашатало от бессилия, и она вновь опустилась на колени, прижав кончики пальцев к вискам. Голова кружилась, и перед глазами, словно встревоженные птицы, мелькали причудливые образы. Виделся старый охотник Протасий — тот был груб и раздосадован, пытался что-то сказать, раздувая длинные густые усы, но слова звучали глухим неразборчивым эхом, как из толщи воды.

Затем перед мысленным взором предстал Антон Силуанович — тот находился в самом чреве обрушающейся шахты, перепрыгивая с одного тонкого, как свеча, столба на другой. И каждый раз столб, на котором он стоял всего мгновение назад, подкашивался и летел вниз с тяжким грохотом ломающихся тёмно-красных плит. Своды шахты тоже дрожали, готовые вот-вот сложиться и накрыть несчастного молодого человека в своём необъятном каменном мешке. И вот очередной прыжок, и на этот раз ноги приземляются на самом краю. Теряя равновесие, он взмахивает назад руками и валится вниз, в последний миг повисая над бездонной пропастью. Ухватившись лишь одной ладонью, висит на ней, и дрожащие пальцы бессильно оцепляются один за другим, осыпая во влажные испуганные глаза сухую острую крошку…