Она оглянулась на служанок, державших ее багаж. Вышитые бисером сумки выделялись на фоне невзрачных платьев. Реа узнала девушку, которая оказалась пониже ростом. Это была Елени, сестра одного из бывших супругов. Обычно Реа забирала в качестве сувениров лишь несколько нарядов и безделушек, но пять-шесть сезонов назад взяла из дома почившего супруга и Елени.

Она слабо помнила, что послужило причиной, однако девушка умоляла взять ее в служанки несмотря на то, что под ногтями Реи еще не засохла кровь родственника Елени.

Реа кивнула служанкам и пропустила их вперед, чтобы двинуться следом. Платья у девушек были серые, с юбками до пола и высокими воротниками, рукава облегали плечи, но свободно свисали ниже локтя. В дорогу от Патрассы до Стратафомы Реа выбрала черный траурный брючный костюм с плотной шерстяной накидкой поверх пальто. И уже предвкушала возвращение к привычному гардеробу.

В шкафу хранились роскошные, яркие наряды с мозаикой выполненной из ткани, изысканной вышивкой, пышными рукавами, красные, синие и золотые – ее любимых «кровавых цветов», как называл их Васа.

Кобальтовые двери распахнулись, и Реа скользнула в проем вслед за служанками. Во внутреннем дворе тоже чувствовалась рука Хризанти, но совсем не так, как во внешнем, где отец требовал методичного соблюдения правил.

Здесь, в их личном пространстве, он позволял Хризанти делать все что ей вздумается, и она ни капли не сдерживалась. Плетистые розы обвивали стены, заполняя все щели и трещины. Дикие цветы на тонких длинных стеблях цеплялись за кружевные шпалеры и радовали взгляд, кивая хрупкими белыми головками. В углу росла олива с листьями зеленее тех, что можно было увидеть на кустарниках в семейном саду. Напротив гордого дерева прямо из стены бил фонтан. Вода бурлила, выливаясь из пасти каменного льва, цвет был изумительным, подобного оттенка Рее больше нигде не приходилось встречать. Воздух словно отяжелел от солнца, золотой свет разливался повсюду. Хризанти забыла о сдержанности и не оставила ни клочка теней.

Реа живо представляла, как младшая сестра замерла у фонтана, смешивая краски на деревянной палитре, а потом провела кисточкой по водной ряби, наполняя ту блеском и мерцанием.

– Не медли, – потребовал мужской голос с другого края двора, и Реа подняла взгляд на брата Александроса, или по-простому – Лексоса, который топтался на крыльце в расстегнутом синем пальто, спрятав руки в карманы. – Я уже замерз, тебя ожидая.

– Ах, какая тяжелая жизнь, – подтрунила Реа и обогнала служанок, чтобы скорее поприветствовать брата.

Он вытянул руки, и девушка позволила себе улыбнуться, подаваясь в объятия Лексоса.

От него пахло солью и влажностью, как от старых домов из замшелого камня. Реа сделала глубокий вдох. Не то чтобы ей нравился запах, но он был приятно знаком.

Супруги сменяли друг друга, Лексос всегда оставался прежним.

– Где остальные? – спросила Реа, отстраняясь.

– Хризанти на кухне.

– А Ницос?

– Сама как думаешь?

Мастерская находилась там, где в обычном доме располагался бы чердак. Реа иногда навещала Ницоса и едва могла разобрать очертания верстаков под завалами шестеренок, изящно выкованных цепей, разнообразных штифтов и шурупов. Большинство изобретений включали в стандартный набор животных, созданных прежними стратагиози, но менее удачные экземпляры выпускали в сад, где они свободно бродили, пока их не поражала ржавчина.

– Не будем ему мешать, – предложила Реа, – и пойдем на кухню.

Там они нашли Хризанти, которая держала в руках узкую длинную скалку и бережно раскатывала тесто по гранитной столешнице. В миниатюрной и хрупкой девушке еще дышало детство, хотя все они оставили эти времена в прошлом, по крайней мере, сотню лет назад. Но, наверное, облик младшей сестры всегда будет напоминать Рее о незабвенной поре юности.

Близнецам достались темные волосы матери, а Хризанти пошла в отца. Все четверо потомков Аргиросов унаследовали прямой нос, свойственный роду, чуть опущенные уголки глаз, темно-синюю радужку. Хризанти же отличалась от сестры и братьев яркими золотыми локонами и треугольным, но не острым, а скругленным подбородком, как у Васы. Даже походка у младшей дочери и отца была схожая – обманчиво осторожная, несмотря на непоколебимую уверенность представителей семейства.

Но порой Рее казалось, что всем досталось чувство уверенности, кроме нее.

Лексос проводил время дома, задачи у него были ясные и понятные, и он всегда соответствовал ожиданиям Васы, какими бы высокими те не становились. Ницос чувствовал себя в мастерской как рыба в воде, и жизнь его шла по накатанной колее, где все уже давным-давно известно. Вряд ли он испытывал что-либо кроме полного удовлетворения своим существованием.

Зато Реа вынуждена выходить в мир и наблюдать, как супруги умирают, чего никогда не произойдет ни с ней, ни с братьями и сестрой.

Однажды она заговорила об этом с Лексосом – когда впервые обнаружила, что на ее коже почти не запечатлеваются следы прошедших лет.

– Не говори глупостей, – сказал он с легким раздражением. – Мы вовсе не бессмертны. Просто еще не умерли.

И так было с семьями стратагиози. Ты продолжал жить в расцвете сил, пока жизнь не обрывалась.

Реа росла подобно обычным девушкам в начале правления ее отца, но теперь выглядела почти так же, как лет восемьдесят назад, когда достигла совершеннолетия. Пожалуй, на то, чтобы у нее появился первый седой волос, уйдет еще век.

Хризанти подняла взгляд, когда близнецы зашли на кухню, выронила скалку и подбежала к ним. Глаза девушки сияли, а щеки раскраснелись.

– Реа!

В то время как объятия Лексоса таили в себе нежное утешение и чувство покоя, рядом с Хризанти возникало такое чувство, будто она трясет тебя, пытаясь разбудить. Фартук сохранил тепло после долгих часов перед горячей печью, руки крепко сжимали талию старшей сестры, и на несколько секунд ноги Реи даже оторвались на пару дюймов[2] от пола.

Реа постоянно забывала о том, что Хризанти обогнала ее в росте.

– Господи, у тебя будто и гостей не бывает, – пошутила Реа, когда сестра ее отпустила.

– Ты не то чтобы гостья, – справедливо заметил Лексос.

Хризанти нахмурилась и провела ладонью по накидке Реи.

– Извини, испачкала тебя в муке.

– Ничего страшного, если готовишь что-то вкусненькое, – заверила ее Реа и расцеловала в обе щеки. – Ну как ты, куколка?

Хризанти расплылась в очаровательной улыбке.

– Рада, что ты вернулась.

«Ничто в мире не может сравниться с улыбкой Хризанти», – подумала Реа, расстегивая накидку.

Ни в чьей душе нет столько света.

– Что делаешь? – спросила Реа, бросив накидку на скамью, встроенную в каменную стену, и занявшись застежками пальто.

– Питу на ужин. Но я не решила насчет начинки.

– Давай помогу, – предложила Реа. – Я принесла несколько аппетитных историй.

Лексос, стоя на пороге, наблюдал за сестрами. Они раскатывали тесто для питы, и Хризанти столь увлеченно рассказывала о новой задумке, что нечаянно прикусила прядь растрепавшихся волос. Он уже об этом слышал – о каком-то особом способе освещать оливы в полночь, окутывая деревья морским сиянием.

Хризанти тогда буквально вытащила Лексоса из постели, повторяя: «Давай же, пойдем, посмотришь!» Однако Реа лучше умела задавать необходимые вопросы и улыбаться в нужные моменты.

По крайней мере, обычно. Сегодня ее мысли витали где-то далеко. Она старалась внимательно слушать Хризанти, однако то и дело поглядывала на дверь, а плечи ее были напряжены.

Сейчас Рее ничего не грозило. Отец отправился в одну из тех поездок, в которые пока не брал с собой Лексоса. Конечно, Васа вернется домой до ужина, значит, у них в запасе есть еще около часа тишины и покоя.

Сестры закончили с последним слоем теста, который Реа аккуратно положила поверх остальных, покоящихся на краю стола. Потом она позвонила в колокольчик, висевший на стене, чтобы вызвать служанку. Девушки всегда были где-то поблизости, даже если не попадались на глаза.