– А вас она любит, поверьте, она рвется к вам.

– Тогда разрешите нам с Евгенией поговорить по душам, наконец.

      На это графиня промолчала, а у Жарского вновь вспыхнули ужасные подозрения. Безумную девушку держат взаперти, чтобы свадьба не сорвалась. Что же ему делать? Его жизнь погублена, погублена навеки. Карьера, любовь, мечты о счастии – все погубил тот роковой поцелуй на заметенной снегом дороге. Им просто овладело наваждение, а ведь он считал себя таким рассудочным человеком! Все шло как пописанному, жизнь была распланирована на много лет вперед. И это была бы счастливая жизнь с той, которая близка ему по духу. Конечно, у Анны Качаловой были чересчур современные взгляды, но он бы внушил ей уважение к традиции, он бы смог. Но прочь эти мысли! Потерянного не воротишь. Он заставит Евгению полюбить себя, растопит это холодное сердце своей страстью. Ведь она безумно красива. Эти глаза он видит каждый раз, отходя ко сну, они манят, затягивают. Пусть это колдовская любовь, губительная для него, может быть, даже и для самой Евгении, но это рок, фатум, предопределение. И все же Аннэт, образ ее, всплывал в памяти, хоть и заслоняемый глазами невесты. Сдерживая сухие рыдания, рвущиеся из горла, он мысленно говорил: Анна, прости меня! Надеюсь, ты поймешь, хоть я и не дал никаких объяснений в том письме, сухом и сдержанном. Выброси меня из своего сердца, прокляни, но живи спокойно, найди свое счастье с другим, более достойным тебя человеком, нежели Михаил Жарский.

      В день, когда было назначено венчание, разыгралась непогода. Сначала небо затянуло грозными, тяжелыми тучами. Поземка сменилась пургой, ветер становился все упорнее, все своенравнее. Трогаясь в путь к церкви, Михаил Жарский вздохнул, перекрестился, и крикнул вознице трогать. Три резвые лошадки понеслись по дороге, звон праздничных бубенцов был плохо слышен из-за воя ветра. Жарский ждал, что с ним поедет Шувалов, но тот накануне прислал записку, в которой сообщал, что подъедет к церкви заранее, чтобы проверить, все ли будет устроено как надо. Церский также присоединится к нему. Таким образом, Михаил имел повод наедине с самим собой проститься с прежней жизнью холостяка, с прошлой жизнью и мечтами.

      Подъехав к церкви, он увидел множество карет, а выходя, заметил большую белую собаку, лежащую рядом с одной из карет. Она была огромной, может, просто показалась такой из-за облепившего ее снега. Какие-то люди подбежали к Михаилу, он сбросил шубу на руки возницы, и в одном мундире зашагал по расчищенной дорожке.

      В церкви горели свечи, невеста в белом, с лицом, закрытым вуалью, походила на статую. Михаил встал там, где ему указали, увидел лицо священника, но слова, которые произносил священник, казались очень тихими, он едва понимал их. И вдруг все изменилось.

      Послышался шум, присутствующие гости повернулись к входу. И вдруг Михаил увидел Аннэт. Она прошла и встала прямо перед ним, посмотрела в глаза, потом повернулась к священнику.       Начался ропот. Аннэт кто-то взял за руку, с намерением увести, но она вдруг чистым и ясным голосом произнесла:

– Этот брак не может состояться, это мой жених, мы помолвлены.

– Правду ли говорит сия юная особа? – спросил священник. Михаил хотел кивнуть, но не смог. Губы его свело, он молчал.

– Он мой! – глухим голосом сказала Евгения. – Он мой, и я никому его не отдам.

– Прочь, исчадие леса, дочь метели! Да развеются колдовские чары перед ликом Господа нашего! Ступай туда, откуда ты пришла, где ждет тебя белый волк!

– Нет! – вскрикнула Евгения.

      Тут, распахнутая сильным порывом ветра, отворилась дверь, и потянуло сильным сквозняком. Все невольно посмотрели на выход, и дружное – Ах! – вознеслось ко сводам церкви. В дверях стол огромный белый волк и смотрел прямо на Евгению. В тот же миг вокруг девушки завертелся белый вихрь, срывая с нее подвенечную фату. Вихрь, принявший вид прозрачной белой фигуры, направился к дверям, вылетел наружу, волк тут же исчез, последовав за ним, дверь медленно закрылась. Снаружи раздался вой, похожий на смех, ржание испуганных лошадей, крики возниц. Когда все стихло, присутствующие обратили взгляды на лежащую без чувств Евгению. Когда она открыла глаза, ей помогли подняться; она взглянула на Михаила Жарского, и вскрикнула:

– Кто это? Я не знаю его!

      Евгения полным ужаса взглядом обводила стоявших вокруг людей, увидела Церского и бросилась к нему.

– Вот мой избранник! Бог свидетель нашей любви!

      Аннэт смотрела на Михаила, в глазах ее, полных слез, стоял вопрос, явственно понимаемый им.

– И Бог свидетель, что моя избранница – Анна Качалова! – наконец произнес он и зарыдал.

      Таким образом, в тот день состоялось два венчания, и две счастливые пары соединились перед Богом и людьми. Спустя некоторое время, которое понадобилось ошеломленному счастливой развязкой Михаилу Жарскому, он решился, наконец, приступить к расспросами к своей супруге. Он полагал, что тетушка его также как он, не поняла произошедшего, но, как оказалось, заблуждался. Как-то вечером, когда они все трое сидели в тетушкиной гостиной, Михаил отважился приступить к нелегкому для него разговору. Он хотел рассказать о том, что случилось с ним по дороге сюда, три месяца назад, как он встретил Евгению и поцеловал ее. Этот момент ему не слишком хотелось раскрывать, но как честный человек, решил поступить по совести. Однако едва он начал свой рассказ, как Аннушка прервала его, сказав, что она все знает.

– Все? Но откуда?

– Пелагея Львовна отписала мне, что с тобой произошло что-то страшное. Это ей мы обязаны своим счастьем быть вместе. А я, как ты знаешь, волею моих родителей оказалась вовсе не столь далеко от тебя. Наше имение, которое родители все собирались продать, да так и не удосужились этого сделать, в пятнадцати верстах, но места там глухие, и вечерами мне нечем было заняться. Дворовая у нас там есть, Дарья, она мне сказки печальные на ночь рассказывала. И вот рассказала такую. Раз в несколько лет, может, сто, может, пятьдесят, в здешних местах, в самом глухом урочище, появляется белый волк. Это должна быть самая лютая и метелистая зима. Говорят, что это вовсе не волк, а белый колдун.

– А люди его видели? – спросила Пелагея Львовна.

– Видели, тетушка, и не одного, а с белой девой. Дарья верила, что этот колдун лепит из снега деву, но она каждый раз от него уходит, убегает. И тогда он ищет ее везде. А она, снежная дева, говорят, вселяется в кого-нибудь, чтобы быть живой, а не просто снежной метелью или чем там еще. Вот что в простом народе говорят. Никто не верит, а я поверила. Одного только не пойму – почему Евгения, а не кто другой?

– У нее, как я потом узнал, была встреча с Церским назначена, она тайком из дома выбралась, а потом заблудилась.

Пелагея Львовна вздохнула:

– Эх, молодежь, вот любите всякие таинства изобретать. В сказки верите. А по мне, она от любви голову потеряла, и память заодно. А в церкви Божья благодать на нее снизошла, она и исцелилась.

– От чего исцелилась, тетушка? От любви или от безумия? – спросил Михаил, но тетка, махнув рукой, пробурчала себе под нос: – А не одна ль то напасть? А громко сказала:

– Ты, Мишенька, меня за слова не вини, я старая, глупая, ничего не понимаю.

      Михаил откашлялся и начал:

– Я должен …

– Слышите? – вдруг вскинула голову Анна. – Капель. А значит, скоро весна, и никакая белая дева нам не угроза. Правда, любимый?

      Михаил вдруг ясно представил, как в самой глухой чаще леса, на маленькой поляне, окруженной огромными елями, чьи ветви касаются земли, лежит огромный белый волк. Вот он поднимает голову, и раздается его тоскливый вой. Белый волк плачет о своей ветреной, неверной возлюбленной, которую он утратил. Она исчезла. Может быть, она снова появится, но когда это будет? Сколько зим пройдет? Волк будет ждать.

– Ты что-то хотел сказать, Мишель? Я тебя перебила.

– А? Что? Да нет, ничего. Ехать нам скоро предстоит, как дороги оттают, так и поедем.