Постепенно Михаил все больше узнавал о своей нареченной, и сведения эти приходили со стороны, из случайно услышанных реплик на балах или во время визитов. С обостренным, почти болезненным вниманием он ловил и читал скрытые намеки, расшифровывал взгляды, которыми обменивались между собой другие молодые люди. И все равно ничего не понимал. Однажды кто-то упомянул графа Гнедича, и тут же матушка Евгении перевела разговор на другое. Беда Михаила Жарского состояла в том, что здесь, в этом губернском городе, он не был своим, что называется, человеком. Ему некого было спросить, о Евгении, а осведомляться о привычках и странностях своей невесты у мало знакомых людей значило выставить себя на всеобщее осмеяние.

      Брачная церемония должна была состояться уже через неделю, когда на балу у губернатора Жарский встретил своего давнего знакомца из Петербурга, Юрия Шувалова. Его чрезвычайно обрадовала эта встреча. Уведя Юрия в угол залы, Михаил затеял с ним беседу о старых друзьях, о проказах юности. Юрий же вдруг спросил его, правдивы ли слухи о предстоящей свадьбе, на что его приятель, вздохнув, подтвердил, что это истинная правда.

– Так что ж ты не весел, брат? – засмеялся Юрий. – Твоя невеста само совершенство, само очарование.

– Очарование? Да, пожалуй. Я очарован, но не в том смысле, какой вкладывают в это слово. Это дурное, холодное очарование, я будто связан, не могу ничего сделать. Это сродни …

Михаил оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Но музыка гремела так, что даже невольный свидетель их разговора не сумел бы услышать то, что они говорили.

– Это сродни колдовству, – выпалил Михаил, чувствуя, что краснеет.

– Да, брат, вижу, ты попался. Но ведь можно расторгнуть вашу помолвку. Хотя я представляю, какой ажиотаж это вызовет, скандал будет на всю губернию, а то и до Петербурга докатится. Но отчего ты считаешь, что это г-мм-мм… колдовство?

– Колдовство ли, морок, но я отказался от своего счастья с Анной Качаловой.

– Как ты сказал? Молодая Качалова? В столице поговаривают о том, что князь Защекин сватался к ней.

– Да? И что?

– Отказали. Конфуз вышел. Родители, Качаловы, против этого союза ничего не имели, а дочь … так ты в нее влюблен? А она, вижу, тоже тебя любит. Защекин, хоть и старик, но весьма в чинах и богат, за него любая бы вышла. Вот так форс-мажор!

– А еще что слышно?

– Говорят, Аннэт была родителями в деревню выслана. Так у них имение в соседней губернии, аккурат верстах в тридцати отсюда. Так что, я думаю, весть сия до нее докатилась.

– Боже, какой я подлец! Какой безумец! Юрий, вызови меня на дуэль, я хочу умереть, но не причинять горя этой чистой девушке.

– А как же твоя новая страсть? Может, Евгения тоже от тебя без ума, прости, брат, за каламбур.

– Господи, я не знаю, что мне делать!

      Жарский, казалось, сам был на грани умопомешательства. Он то краснел, то бледнел, хватался за голову руками. Они уже начали привлекать к себе внимание, и Юрий поспешил вывести друга в столовую. Там он заставил Михаила выпить вина, надеясь таким образом отвлечь от тягостных мыслей и отчаяния, в которое молодой человек был погружен.

– У тебя же тут много связей, расскажи мне про мою невесту, я же о ней почти ничего не знаю, – наконец, немного успокоившись, попросил Михаил.

– Девица воспитана в строгости, ты, ведь видал ее родителей. Две старших уже пристроены, у них даже детки есть. А вот Евгения твоя всем женихам от ворот поворот делала, как в народе говорят. Отказывала то есть. И я подумывал к ней свататься, что греха таить, ты знаешь, я ветреник, но мое увлечение было вмиг охлаждено сею строгой девицей. Тогда мне показалось, что сердце ее занято уже, и я догадывался, кем. Знаешь ли ты….

Договорить он не успел, так как к ним подошел человек в военном мундире. – Князь, весьма рад встрече с вами, – обратился он к Юрию.

– Не скрою, и я рад, – вежливо, но с некоторым холодком в голосе ответил тот. – Позвольте представить моего давнего друга: Михаил Жарский, служит по дипломатическому ведомству. Жарский, это граф Церский.

– О-оо! Так это вы, тот, о котором много говорят в связи с вашей помолвкой с одной из лучших невест нашей губернии? – сказал Церский, странно взглянув на Жарского. – А вы счастливчик.

– Я бы на твоем месте, Мишель, пригласил графа на свадьбу как генерала.

– Свадебного? – улыбнулся Церский. – Буду счастлив. Хотя я всего лишь полковник.

– Ваш мундир говорит сам за себя. Много ли участвовали в военных кампаниях? – с натяжкой, вызванной недовольством от того, что Шувалов решает за него, улыбнулся Михаил.

– Доводилось, мой друг. Я с удовольствием приму приглашение, если вы сочтете нужным его сделать.

– О да, разумеется, почту за честь.

– А где будет проходить обряд венчания?

– Я пока не знаю, – в растерянности ответил жених.

– В трех верстах от города есть чудная церковь Покрова Богородицы. И дорога к ней хорошая. А впрочем, решает, вероятно, невеста? Или ее родители?

      Кровь бросилась в лицо Михаила.

– Я смею надеяться, тоже имею некоторые права. Ваш совет обдумаю, и если моя нареченная не будет возражать, так тому и быть.

      Когда полковник отошел от них, Юрий Шувалов, проводив его взглядом, повернулся к Михаилу. Тот спросил, все еще кипя раздражением:

– Зачем ты навязал мне этого советчика? Кто он такой, черт его забери? Полковник, видите ли! Ну и что?

– Да это тот, о котором я и хотел тебе сказать. Это он.

– Кто он?

– Да тот, в кого, как мне казалось, и была влюблена Евгения, твоя невеста.

– В этого человека? Не верю. Он, должно быть, старше ее…

– Не суди по его чину, он ведь военный, а в наше время в армии карьеру делают быстро. Старше, но не настолько, чтобы не жениться на любой девице.

– Да, брат, ты отомстил ему хорошо, заставив меня пригласить его на наше венчание, но подумал ли ты о бедной Евгении, каково ей будет? Так ты и с ней рассчитался, и с ним. А со мной, может, тоже?

      Если бы в этот момент к ним не подошла хозяйка дома и не увела Жарского, не миновать бы ссоры, а то и дуэли. Но все сошло до поры благополучно. Лишь в душе Михаила осталась обида и возмущение, главным образом при этом он винил себя за слабоволие. Позволил этим интриганам вертеть собой, как им заблагорассудится! Но приглашение было сделано, и отзывать его означало в его представлении навлечь на себя позор и презрение. И от кого? От военного. Нет, этого он не мог допустить.

                                     4.

      В очередной свой формальный визит в дом вице-губернатора ему не удалось увидаться с невестой, ее матушка сказала, что Евгении нездоровится. На предложение о месте венчания родители невесты ответили согласием. Казалось, чем ближе день свадьбы, тем спокойнее они становились. В душе же Михаила Жарского, как ему казалось, уже не осталось никаких чувств к странным образом пленившей его девушке. Чем менее он виделся он с ней, тем более безумным казался ему собственный поступок. Да, она была прекрасна, но казалась чужой. Зачем он был ей нужен? Любила ли она его? От нее не приходило записочек, так согревающих сердце, только на словах ее мать давала понять, что дочь страстно любит его. Казалось, сей факт матери самой удивителен.

      Однажды Михаил напрямую спросил об этом, но получил в ответ столь холодный взгляд, что предпочел закрыть щекотливую тему. Однако когда по окончании визита он поцеловал ей руку, княгиня вдруг снова вернулась к этой теме.

– Видите ли, я боялась, что моя дочь никогда не станет ничьей женой. Как мать, я догадывалась, или мне казалось, что догадывалась, что она влюблена, но это могло быть легкое увлечение, столь свойственное молодости. Однажды я пыталась поговорить с дочерью на эту тему, но она почему-то решила, что даже если она его любит, мы не одобрим ее выбор.

– Кого любит? Кто этот человек? – хотел спросить Жарский, но… смолчал.