К 1976 г. для погашения кредитов приходилось использовать значительную долю (около 30%) амортизационных отчислений. Ни о каком самофинансировании расширенного воспроизводства в таких условиях говорить не приходилось. Положение осложнялось еще и значительной дифференциацией организаций объединенного труда по степени их рентабельности. В 1978 г. 35% всех предприятий работало либо без накоплений, либо с нормой накопления менее 2%, т.е. на грани самоокупаемости. В то же время 20% организаций имели норму накопления свыше 10%. В результате многие низкорентабельные организации были не в состоянии погасить свою задолженность и калькулировали платежи банку в издержки производства.
В условиях низкой склонности предприятий к накоплению и значительной дифференциации рентабельности общество для обеспечения высоких темпов роста было вынуждено, во-первых, «доплачивать» предприятиям за инвестирование – ставка процента по долгосрочным кредитам была около 4% – при том, что уровень инфляции не опускался ниже 10%. Во-вторых, в этих условиях оказалось необходимым использовать дополнительные источники долгосрочного кредитования.
Основу кредитного потенциала (50%) коммерческих банков в этот период составляли сбережения населения, 20% инвестиций обеспечивалось путем привлечения западных кредитов, остальная же часть кредитных ресурсов формировалась за счет трансформации краткосрочных кредитов в долгосрочные. Такая трансформация была разрешена в 1972 г., и к 1978 г. объем долгосрочных кредитов превышал соответствующие пассивы банков на 85%. Возможность же такого перелива краткосрочных ресурсов в долгосрочные вложения определялась либеральной кредитной политикой Центрального банка, который в начальный период реформы осуществил мощный запуск денежных средств в экономику Югославии с целью преодоления очередного кризиса ликвидности хозяйства. Достаточно сказать, что в 1976 г. денежная масса в Югославии увеличилась на 50%.
Инфляционное финансирование инвестиций естественным образом вызвало серьезную напряженность в инвестиционном комплексе. В конце 70-х гг. в экономической литературе и публицистике стали общими сетования на низкий уровень проектно-сметной документации, громоздкую систему согласования проектов и «пробивания» кредитов, превышение нормативных сроков строительства, нехватку квалифицированных кадров для пуска. Резко возросла стоимость одновременно сооружаемых объектов, достигнув в конце 70-х гг. величины национального дохода.
В то же время Югославии в этот период удалось сохранить не только высокие темпы роста инвестиций, но и довольно высокую эффективность их отдачи. Так, коэффициент капиталоотдачи в 1976–1980 гг. несколько увеличился, по сравнению с 1971–1975 гг., соответственно, темпы экономического роста составляли до 1979 г. 7–8% в год. Возможности такого быстрого роста определялись значительными внеэкономическими резервами (трудовыми и природными), а также возросшими масштабами импорта.
Быстрый инфляционный рост экономики Югославии нес тяжелые последствия сам по себе, но особо разрушительным он оказался в связи со специфической конъюнктурой мирового рынка в 1976–1980 гг. После нефтяного шока и кризиса 1974–1975 гг. все мировое хозяйство находилось в состоянии депрессии. Промышленно развитые страны в этот период взяли курс на структурную перестройку хозяйства с целью повышения конкурентоспособности своей продукции на мировом рынке. Из развивающихся стран этому примеру последовали единицы – это, в частности, новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии, а также Уругвай и Чили. Особенностью такой экспортно-ориентированной стратегии структурной перестройки является ограничительная кредитно-денежная политика и притормаживание роста экономики с целью обеспечения жестких условий хозяйствования на внутреннем рынке и стимулирования экспорта.
Большинство же развивающихся стран и стран среднего уровня развития придерживались в этот период иной политики, ориентированной на сохранение высоких темпов роста. В результате экономической депрессии в промышленно развитых странах возникло серьезное перенакопление капитала, а поскольку инфляция в США была в это время довольно высокой и реальная ставка процента на международном рынке долгосрочных кредитов стала фактически отрицательной, то трудно было удержаться от соблазна взять дешевые кредиты.
Следует отметить, что правительства развивающихся стран, так же как и правительство Югославии, имели вначале благие намерения – использовать кредиты для структурной перестройки экономики. Однако, чем более высокими были темпы роста экономики, тем быстрее росли цены, а, стало быть, предприятиям оказывалось выгоднее продавать традиционные товары внутри страны, чем выходить на мировой рынок с новой продукцией. С другой стороны, было выгоднее покупать дешевые импортные товары, чем дорогие отечественные. В результате сальдо внешнеторгового баланса ухудшалось, и теперь уже приходилось брать иностранные кредиты не для финансирования инвестиций, а для компенсации дефицита платежного баланса.
В Югославии эта ситуация осложнялась особенностями регулирования внешнеэкономической деятельности страны. Значительная часть (в некоторые годы до половины) валютных поступлений Югославии имела нетоварный характер. Основными статьями нетоварных валютных поступлений были туризм, доходы от транспортных услуг и денежные переводы югославов, работающих за границей.
По этой причине собственно внешнеторговому балансу уделялось меньше внимания; валютные ресурсы, накопленные за счет нетоварных операций, препятствовали своевременной девальвации динара; таким образом, цены в Югославии были постоянно выше европейских. Другим моментом, замедлявшим темпы девальвации, были чисто фискальные соображения правительства: за счет завышенного курса динара оно получало дополнительные финансовые ресурсы.
Сильное влияние на ухудшение экономического положения страны оказывали особенности таможенного и валютного механизмов Югославии. Так, была провозглашена необходимость развивать производство машиностроительной продукции внутри страны. На основе этой политики устанавливались высокие импортные пошлины на машиностроительную продукцию, в то же время импорт сырья поощрялся. Что касается экспорта, то положение отраслей также было неравноправным: особыми льготами пользовалась так называемая продукция высокой степени обработки. Отрасли, производящие эту продукцию, получали экспортные премии, что облегчало им выход на внешние рынки. Добывающая промышленность этих льгот была лишена.
Словом, обрабатывающей промышленности, и в особенности машиностроению, были созданы «тепличные» условия. Посредством ограничения импорта устранялись зарубежные конкуренты. Вследствие завышенного курса динара импортное сырье эти отрасли получали по низким ценам. Югославская добывающая промышленность вынуждена была продавать свою продукцию внутри страны также по регулируемым низким ценам, в то время как цены на машиностроительную продукцию формировались на свободном рынке. Наконец, экспорт продукции тяжелой промышленности облегчался экспортными премиями и субвенциями. В таких условиях об интенсивной структурной перестройке и речи быть не могло.
Ситуация осложнялась также полной деформацией системы валютного регулирования. В условиях ограниченной конвертируемости динара (ситуация 70-х гг.) государство было вынуждено перераспределять часть валютной выручки экспортеров, в частности, для обеспечения системы валютной амортизации. Однако масштабы изъятия валютных средств по заниженному официальному курсу явно превосходили потребности обслуживания системы валютной амортизации и достигали к концу 70-х гг. 75%.
Такое массовое изъятие валютной выручки само по себе оказывает дестимулирующий эффект. Но наиболее негативным моментом во всей этой системе стал механизм распределения валюты. Объем валютных средств, выделяемых каждому предприятию в республике (валютный контингент), определялся самоуправленческими соглашениями в рамках СЗС внешней торговли, т.е. фактически в результате торгов между предприятиями – членами СЗС, при этом в принятии решений ведущую роль играли партийно-государственные структуры. Валюта превращалась в важнейший рычаг управления предприятиями со стороны республики и распределялась уже по чисто бюрократическим критериям – не тому, кто ее может эффективно использовать, а тому, кто оказывается наиболее управляемым, или тому, кто тесно связан с властью неформальными отношениями.
