Солнце висело над джунглями и клонилось к горизонту. Они выехали в полдень, а сейчас наступил вечер. Но, несмотря на усталость от езды по пыльной грунтовой дороге, сочный кровавый закат вызвал у Гитлера вдохновение. Он глядел на резко изменившийся ландшафт из окна автомобиля и счёл это добрым знаком, предвещающим перемены и возврат к прежнему величию. Стоило выдержать нелёгкий многочасовой путь на север, чтобы увидеть разительный контраст с патагонской пустынной пампой. Здесь уже начинались знаменитые аргентинские джунгли. Вдали виднелись низкие, ничем не примечательные горы, с голыми, покрытыми травой вершинами, – но стоило опустить взгляд к подножию, и воображение было потрясено буйством природы. Тропические ливни и разливы рек создали мир с богатой безумной флорой. В этом многослойном разноцветном коктейле прекрасно уживались карандай-пальмы и восьмиметровые кустарники чаньяр, колючие чащи бобовых мимоз и дебри лавровых деревьев. И вся эта густая растительность всевозможных цветов и оттенков чудесным образом подчёркивалась кирпично-оранжевым цветом земли.

– Стоит сделать шаг в сторону, и наткнёшься на скрытое болото, водопад или ягуара, – кивнул за окно Борман. – А ещё всюду гады, малярия, ядовитая мошкара да дикие туземцы.

Сидевшая вместе с Гитлером на заднем сиденье автомобиля Ева взглянула на спину партайгеноссе и передёрнулась всем телом.

– Какая мерзость!

– Вот, обратите внимание, – Борман показал на небольшой просвет в непролазной гуще сплетённых веток. – Наверняка одна из нор индейцев Чако. Такими ходами они пользуются для торговли и разбоев. Но с этими хотя бы можно договариваться. Президент Перон пытается подчинить их закону. Но кроме Чако существуют и совсем дикие племена. Цивилизацию не признают, да и не знают, живут как звери. Проводники говорят, что они не отказываются от каннибализма, приносят человеческие жертвы.

Гитлер посмотрел на побледневшую Еву и поспешил сменить тему разговора.

– Нам ещё долго ехать? – кивнул он на сузившуюся дорогу.

Теперь ветви хлестали по стеклу автомобиля, а над головой образовалась арка, от которой в салоне стало темно.

– Ещё немного, – ответил Борман.

– Мрачное место, – заметил Гитлер.

– Основатели Хаймата искали уединения.

– Им это удалось, – согласилась Ева, припав лицом к стеклу. – У меня создаётся впечатление, что нашим мучениям не будет конца. А ещё кажется, что вы, Мартин, возите нас в этом лесу по замкнутому кругу.

Неожиданно густые дебри закончились, и она увидела белые аккуратные домики с ухоженными цветниками под окнами и вымощенные камнями тротуары.

– Хаймат?

– Приехали, – подтвердил Борман.

– Чудесная картина! – восхитилась Ева. – Какой сюрприз! А я уж подумала, что мы будем колесить до утра!

После мрачного вида сплетённых кустов и деревьев ей показалось, что они въехали в детский кукольный городок.

– Жителям пришлось потрудиться, чтобы отвоевать этот участок у джунглей.

– А где люди?

– На площади Фатерлянд.

– Площадь Отечества! Очень хорошо! Здесь всё дышит Германией! – хлопнул в ладони Гитлер, пытаясь стряхнуть усталость и настроить себя на бойцовский лад. – Надеюсь, их тысячи?

– Увидите, – увильнул от прямого ответа Борман.

Стройный ряд домов раздвоился, превратился в улицу, автомобиль проехал всю её насквозь и упёрся в небольшую площадь, скорее напоминающую сельский рынок, чем место для состязаний ораторов. В центре толпилось не более полусотни человек, при виде включённых фар разом повернувших в их сторону головы.

– Это все? – не поверил Гитлер. – Судя по количеству домов, их должно быть в десятки раз больше. Где мои обещанные немцы?

– Работоспособное население – на вырубке леса. За счёт этого живут.

– Работу нужно было отменить! К ним приехал фюрер! – возмутилась Ева.

– Не стоит расстраиваться, – нехотя произнёс Борман и отвернулся. – Каждое сказанное на площади слово уже к вечеру станет достоянием всех жителей посёлка.

Гитлер вышел из автомобиля и бросил недовольный взгляд на Бормана. Он уже догадался, что это не более чем очередное звено в запутанной игре его секретаря. Но когда он посмотрел перед собой, то едва не потерял дар речи. Публика на площади сплошь состояла из едва передвигающихся стариков. Рядом, не в состоянии стоять, на заменяющем лавочку бревне сидели три старые немки. Они были настолько древние, что из-за морщин не было видно глаз. Такая аудитория сильно обескуражила Гитлера. Он привык выступать перед братьями по партии в коричневых рубашках, до краёв заряженными энергией. Ею он питался от них, аккумулировал и возвращал обратно в толпу, многократно приумноженную.

Гитлер встал на подножку автомобиля и обвёл задумчивым взглядом глядящих на него немцев. Он лихорадочно перебирал в голове собственные речи, подбирая наиболее подходящую для подобной публики. Почти все свои речи он считал гениальными и помнил наизусть. «Пожалуй, не стоит давить, – подумал Гитлер, переведя взгляд на старика в кителе капитана Вермахта. – Подойдёт речь, сказанная по радио по случаю взятия Орла в октябре сорок первого». Тогда ему пришлось оправдываться за непозволительно огромные потери при взятии города. Дорога на Москву оказалась открыта, но некому было наступать, и пришлось срочно перебрасывать резервы.

Гитлер ещё раз обвёл взглядом толпу и начал устало, как занятой и деловой человек:

– Мои немцы, мои дорогие преданные немцы, сегодняшнее появление здесь далось мне нелегко.

Затем его голос начал набирать силу.

– Но я с вами для того, чтобы сказать – мы развязали неистовую борьбу, поистине решающую для всего мира. Её размеры и последствия оценят лишь наши потомки. Но я не хотел этой борьбы!

– Кто это? – переглянулись перезрелые фрау из первого ряда.

Однако Гитлер сделал вид, что не услышал.

– Ещё с тридцать третьего года, когда провидение ниспослало мне руководство империей, я и мои соратники делали всё для предотвращения войны! Я протянул миру руку, но мою руку оттолкнули! Заговоры демократов, евреев и масонов вынудили нас начать эту войну! И с тех пор не прекращается борьба между правдой и ложью! С востока Европе угрожало нашествие орды, подобной ордам Чингисхана, и только мы, немцы, сумели разбудить Европу! От Белого до Чёрного моря, рядом с немецкими солдатами, плечом к плечу сражались итальянцы, финны, венгры, румыны, словаки, хорваты, бельгийцы, голландцы, испанцы, датчане, норвежцы и даже французы!

Устав от перечисления наций, Гитлер выдохся и взял паузу. По толпе побежал недоумённый ропот, суть которого сформулировал в одном вопросе немец с большим животом и в видавшей виды старой тирольской шляпе.

– Ты кто?! – выкрикнул он, приставив к уху ладонь.

Гитлер бросил поверх голов величественный взгляд и приложил к сердцу руку.

– Мы начали эту войну, но не довели её до конца. Эта война не окончена, пока её не выиграет наша немецкая Родина! Это говорю вам я – ваш фюрер, Адольф Гитлер!

После этих слов он рассчитывал на эффект разорвавшейся бомбы, но по площади пробежало только вялое перешёптывание.

– Там Гитлер? – прищурилась старая немка, растолкав тростью первый ряд. – Где он? Покажите. Я не вижу. Похоже на дурацкий розыгрыш.

– Пойду-ка я домой, – согласилась её подруга в традиционном наряде из нескольких юбок, не доходящих до земли строго на высоту пивной кружки. – Я пришла, потому что мне сказали, что сегодня пастор Хейнер будет читать проповедь не в церкви, а здесь, на площади, под открытым небом. Но, видимо, я чего-то не поняла.

– Погодите! – выкрикнула Ева. – Куда вы? – растерялась она, заметив, что толпа собирается расходиться. – С вами говорит наш фюрер!

– Это фюрер? – хмыкнула немка с тростью. – Это не фюрер. Где пиджак, где чёлка, от которой меня бросало в трепет, где мои любимые усики?