Второе послание – из Симферополя. Его автор – кадровый военный, участник Великой Отечественной войны, выпускник Высшего военно-педагогического института в Ленинграде Владимир Федорович Суходольский (1924–?). Оно важно особенно: уловив суть кампании – борьбу с отступлениями от исторической правды, – автор почти год собирал факты, подтверждающие тезисы статьи в «Коммунисте». Это письмо более чем показательно для того, чтобы продемонстрировать полное понимание рядовыми коммунистами, каких выступлений требует партия:
Уважаемая редакция! В № 18 Вашего журнала за 1983 год была опубликована редакционная статья «Высокая ответственность критики». Я полностью разделяю основные положения и выводы статьи и хотел бы затронуть еще один вопрос. А именно, должен ли критик знать то произведение литературы, искусства и т. д., о котором пишет? Наверное, да.
Но обратимся к некоторым критическим статьям, например, в газете «Советская культура» критик Е. Сурков пишет о спектакле «Современника» «Ревизор» («СК» № 3 от 7 января 1984 г.105, «СК» № 32 от 15 марта 1984 г.106). В обеих статьях у критика в качестве действующего лица комедии Н. В. Гоголя фигурирует унтер-офицерская вдова… «…Мы привыкли видеть унтер-офицерскую вдову» («СК» № 32, 15.03.84).
Если бы Е. Сурков потрудился заглянуть в бессмертную комедию, то нашел бы там в списке действующих лиц жену унтер-офицера, а отнюдь не вдову. Надо ли объяснять, что вдова и жена не одно и то же? И с чьей это легкой (или нелегкой) руки пошла гулять эта несуществующая вдова по страницам многих изданий?? Правильно пишет Е. Сурков: «Классики – они ведь беззащитны» (там же). Я несколько раз пытался, обращаясь в те или иные издания, остановить шествие «вдов», но безрезультатно. Все возвращается на круги своя. А почему, собственно, «своя»?
Обратимся к первоисточнику: «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои (подчеркнуто мною. – В. С.)» – Книга Екклесиаста или Проповедника, гл. 1. § 6. Библия. Петроград, Синодальная типография, 1916 год.
Выражение «своя», видимо, кажется авторам статей, где оно употребляется, красивей. Оно даже имеется в названии пьесы о Льве Толстом107.
Вольное обращение с именами исторических деятелей приводит критика Л. Борисенко к тому, что у него в статье «Античный герой с компьютером» («Советская культура», 28.02.84) римский полководец и государственный деятель Агриппа превращается в… Агриппину. После этого (или этой) Агриппины читать дальше критический разбор не хочется.
С уважением, Суходольский Владимир Федорович.
10 декабря 1984 г.
P. S. Если критик Е. Сурков, наверное, читал «Ревизора», хотя и очень давно, то политический обозреватель «Литературной газеты» Виталий Кобыш, конечно же, не читал «Гренаду» М. Светлова (см.: ЛГ № 44, 2 ноября 1983. В. Кобыш «Предупреждение с Гренады»). Там в первом абзаце так изложено содержание стихотворения М. Светлова, что и пересказывать стыдно. В. Кобыш, ясно, не литературный критик, но газета-то Литературная. И не мешало бы Литератору заглядывать и на страницу девятую своего органа, а то там и не такое пишут…
В. С.108
Область любительского литературоведения, в которую вступает читатель журнала «Коммунист», оказывается плодотворной если не во всех перечисленных в письме случаях, то по крайней мере в некоторых.
«Унтер-офицерская вдова» вошла в русский язык не только в связи с упомянутыми статьями Е. Д. Суркова (1915–1988); а препирательство «жена или вдова» встречается у любителей нередко, поскольку уже в тексте комедии Гоголя имеется путаница между женой и вдовой (Городничий называет ее вдовой, Хлестаков – женой); но следует сказать о том, что сам Гоголь указал ее в перечне персонажей в так называемой второй редакции «Ревизора» именно вдовой: «Макрина Иванова, унтер-офицерская вдова»109, однако впоследствии имена второстепенных персонажей были вычеркнуты из списка действующих лиц и не были напечатаны.
В том же жанре – претензии к окончанию местоимения «своя»/«свои», эталоном в переводе которого автор считает Синодальный перевод (1876) в издании 1916 года, тогда как в русской речи оказался много устойчивей церковнославянский вариант «своя», да и сама фраза закрепилась в русском языке в качестве крылатой именно в этом переводе.
Однако два следующих наблюдения читателя – справедливы. Если Агриппину вместо Агриппы написал безграмотный критик Л. Борисенко, а пустил в печать тоже не слишком искушенный редактор «Советской культуры», то передача канвы стихотворения Михаила Светлова «Гренада» выглядит безоговорочно позорищем «Литературной газеты». Одно может быть оправдание, да и то слабое, что этот перл напечатан уже во второй, не литературной, а общественно-политической тетрадке газеты, на полосе, отражающей международное положение, а автор его В. Е. Кобыш – журналист-международник:
Почти полвека назад Михаил Светлов написал стихи, отозвавшиеся в сердцах наших людей болью, гордостью, верой в справедливость. Поэт воспел мужество испанских республиканцев и бойцов интернациональных бригад, сражавшихся с фашизмом там, за Пиренеями, у города Гренада110.
Можно только удивляться, как такое могло случиться: стихотворение Светлова в то время знали наизусть практически все, и можно быть уверенным, что редакция газеты получила немало возмущенных откликов читателей.
Журнал «Коммунист», который должен был отвечать читателям, направил обоим авторам свои ответы, в которых благодарил за внимание к публикации. Это были достаточно изощренные отписки, в частности, в ответе В. Суходольскому мы читаем следующие строки:
Вы совершенно правы в том, что настаиваете на точном воспроизведении критиками и рецензентами текста рассматриваемого произведения. Принимая и полностью разделяя Ваше чувство обеспокоенности по поводу повторяющихся ошибок, мы рекомендуем Вам обратиться в издания, занимающиеся практическими вопросами чистоты русской литературной речи111.
Первая жертва кампании – Виктор Петелин
В описываемой идеологической кампании по борьбе с отступлениями от исторической правды выделяются три главных фигуранта; именно им были посвящены наиболее резкие выступления в печати, и именно они стали безусловными жертвами кампании. Это писатели Виктор Петелин, Олег Михайлов, Натан Эйдельман.
Удивительная разнородная компания («Ну Фамусов! Умел гостей назвать!»), особенно если знать о взглядах Михайлова и Петелина (они в 1990 году подпишутся под «Письмом 74‐х») и о взглядах их противоположности по убеждениям, да и по национальности, Эйдельмана (напомним о его переписке с В. Астафьевым в 1986‐м112). Как знать, может, технократы ЦК и Союза писателей умышленно взяли этих литераторов, столь неодинаковых по своему таланту, мировоззрению, политическим убеждениям… И никто не смог бы обвинить устроителей кампании в преследованиях по национальному признаку. Впрочем, расчет этот не оправдался, потому что современники видели лишь травлю каждого писателя в отдельности, а не организованную кампанию, идущую сверху.
Виктор Васильевич Петелин (1929–2022), чье публичное поругание открыло кампанию, пострадал в ней значительно больше, чем кто бы то ни было из коллег по цеху. Казалось бы, член парткома московской писательской организации, особенно никогда не выделявшийся своей позицией, да и скорее известный в качестве охранителя. Ныне общеизвестно, что отчасти именно этот писатель, будучи в 1960‐е зам. заведующего редакцией русской советской прозы издательства «Советский писатель», преградил путь в печать «Колымским рассказам» В. Т. Шаламова. Хотя достаточно ясно, что тогда это была общая позиция издательства (и государства), однако вряд ли из истории русской литературы пропадет формулировка В. Петелина «герои ваших рассказов лишены человеческого, а авторская позиция антигуманистична»113.
