Беря пример с Ивейн, юноша поворачивается набок, не потому, что злится. Просто так удобнее спать. Закрывает глаза, хоть и не чувствует сонливости. Скорее, бурлящее по венам возбуждение и жажду наполнить себя пищей. Этот вечный голод, сопровождающий их, куда бы они ни пошли. Он уже и забыл какое отвратительное это чувство. Логично предположить, что тому, кто растет в состоятельной семье, чуждо само это понятие, но только не Калебу. Ему прекрасно знакомо ощущение, когда живот прилипает к позвоночнику, а желудочная кислота разъедает тебя живьем в отчаянных попытках насытиться. Он ощущал это не раз, но лишь в те редкие моменты, когда выступал против установленных в доме Колдвотеров правил. Подъем в четко обозначенное время, завтрак, занятия с репетитором по испанскому, перерыв на ланч, урок верховой езды, обучение математике, этике, экономике. С детства его день был расписан буквально по часам, поэтому времени на скуку не оставалось. Впрочем, как и на жизнь. Иногда его едва хватало на сон, но характер отца был непоколебим, как эти заснеженные горы. Его сын обязан хорошо обучиться, чтоб поступить в самый престижный университет столицы, а после перенять управление фамильной компанией Ка энд Коу Интерпрайзис. Вот только, чего желал сам Калеб мало кого интересовало. А ему так иногда хотелось побыть обычным мальчиком. Разбрасывать машинки, есть арахисовое масло из банки, играть в прятки и не бояться наказания старика.

Однажды вечером, когда вместо перекуса после лекции по деловому английскому Калеб сбежал на улицу поиграть с местными ребятами, старик прилюдно выпорол его, а на самих детей напустил охрану с собаками. «Нечего Колдвотерам водиться с уличными отбросами. Еще чего доброго вшей подцепишь», – сказал он тогда сыну. Наказанием за непослушание было лишение обеда и ужина на все выходные. Это была одна из тех дорогостоящих ошибок, которая стоила урчащего желудка и унижения. Иногда Калеб задумывался, что было б, если бы отец его не поймал? Узнал бы он о прогуле? Стал бы за ним следить? Может, он смог бы сбегать почаще, вот только после случившегося никто из мальчишек не хотел бы иметь с ним ничего общего. Их не в чем винить. Старину Колдвотера все боялись, как огня.

Вскоре Калеб забросил попытки с кем-то подружиться и стал тем, кем его хотели видеть – примерным воспитанником, вундеркиндом, лучшим гимназистом Манхэттенской бизнес-школы, подающим обманчивые надежды. Все его поведение – результат отцовского воспитания и навязанного с детства мировоззрения, которое со временем переросло в его собственное. Срослось с нутром, опутало жилы, сплелось единой нитью с извилинами, которые теперь невозможно отсоединить от мозга. Единственной, кто видела его настоящего была Триа. Только ей было известно, какие испытания ставил перед ним старик. Лишь она одна знала, через сколько кругов ада ему приходилось проходить, отвоевывая свое право на свободу. Только она, его заботливая старшая сестричка… Его коллега, его кумир, его единственный друг и пример для подражания, который не выдержал тяжести отцовского давления. Калеб хотел бы все изменить. Хотел бы вернуться в прошлое, но юноша не уверен, что смог бы отыскать решение, которое помогло бы сохранить Патрисии жизнь.

Внезапный шорох развеивает его мысли вместе со спокойствием Ивейн.

– Ты это слышал?

Треск, едва слышный. Словно кристаллики снега лопаются под весом чьей-то ноги. Калеб списал бы все на ветер, если б его вой не затих пару часов назад. Он бросается к костру и засыпает его снегом.

– Что ты…

– Тшш! – шикает он, показывая в сторону елей, ветки которых заметно всколыхнулись. Иви стремглав запихивает спальники в рюкзак. Калеб будит Кэт. При виде тени у деревьев, в голове Ивейн тут же возникает образ Акли с окровавленным ножом в руке, но вместо него в поле зрения появляются два сияющих стеклышка и тонкие руки, обхватывающие объектив видеокамеры.

– Аллестер? – воодушевляется Кэт. Вот только тот, похоже, не сильно рад ее видеть.

– Господь Всемогущий! Что вы здесь делаете?

– Мы отдыхали. Хотели переноч…

– Уходите немммедленно! Вы не… Он не должен вас видеть!

Кэйтин ловит взгляд Калеба и хмурится.

– Нам стоит с ним хотя бы поговорить. Может, мы сможем все уладить.

– Разве ты еще не пппоняла? – цепляется он в ее плечи. – Акли… сссам Дьявол! Он не успокоится, пока не перебьет каждого! Всех вас… до единного…

– Успокойся. Думай, что угодно, но Ак не монстр. Он, конечно, много дров наломал, но…

Шорох за спиной прерывает их разговор. Аллестер толкает Кэт в сторону.

– Быстрее, прячьтесь! Под стволы!

Дважды повторять не нужно. Одна секунда и все трое забираются под упавшие ели так далеко, как только могут, но места под ними едва ли хватает для троих. Шум шагов заставляет их задержать дыхание, когда в щелочке между упавшими деревьями показываются светло-коричневые «Тимберленды[10]».

– Ты их нашел?

– Да, то есть… ннет, – подрагивает голос Аллестера. Наверное, от страха у него сейчас дрожат и пальцы. – Я оттыскал их следы, но онни старые. Должно быть, они уже ддалеко отсюда.

Ак молча подступает к журналисту. Он так близко, всего в нескольких шагах. Если он только решит поправить штанину, завязать шнурки, поднять соскользнувший с шеи шарф, такой же светлый, как и сам его обладатель… они пропали. Но Гудмен не спешит бросаться на поиски. Вместо этого он забирает из рук Аллестера камеру и бьет его ею со всей силы.

Хруст его челюсти застревает в груди Ивейн немым криком, но Калеб вовремя закрывает ей рот. Аллестер падает на землю, прикрывая голову. Пытается кричать, но непрекращающаяся череда ударов не оставляет ему возможности. Звуки заглатывают Иви целиком, лишая возможности думать. Брызги крови окропляют ее щеку. Щелчок объектива, хряск лицевых костей, треск стекла, гул, лязг. Так громко, так четко. Они словно внутри ее головы. В щелочке между бревнами Кэт видит наполненные болью глаза и ладони, которые безвольно падают, переставая защищаться. Лицо Аллестера поворачивается в сторону друзей и застывает вместе с остановившимся от страха сердцем.

– Эй! – выныривает из зарослей Эл. – На кой болт, кент? Он же был с нами!

– Он нас заложил. Отпустил их, а мне наклал, что не видел. Вон, там был костер, еще теплый.

Элиот задумчиво осматривает тело. Кэйтин кажется, что сейчас здоровила наконец-то отплатит приятелю за содеянное той же монетой, но он только вскидывает руки.

– Рылом чуял, что этот очкозавр чет такое вычудит. Нафига ты ток разрешил ему остаться.

– Да уж. Ну ничего. – сверкает белоснежными зубами Ак. – Возможно, это к лучшему. Я проголодался.

Иви едва сдерживает рвотный рефлекс и то только благодаря ладони Калеба. Поверить только! Эл с самого начала был с Акли заодно, несмотря на его очевидное помешательство! Но, как и почему? Зачем подыгрывать этому психопату? Из-за их партнерства? Потому что Ак согласился быть его пожизненным спонсором? Неужели он не понимает, что когда запасы на ужин закончатся, он рискует повторить судьбу Аллестера? Или он думает, что бизнесмен с ним не справится?

– Ну, – меняется в лице Элиот, – так как ты выследишь своих друзяшек?

На лице Ака вдруг появляется улыбка, такая мерзкая, кривая, вытянутая, как старый, уродливый шрам на морщинистой коже.

– Друзья – слишком громкое словечко для тех, от чьей физиономии мне блевать хочется. Думаешь, мне правда на них не наплевать? Ивейн меня всегда бесила. Кэт, – он облизывает пересохшие губы, – сладкая штучка, но всего лишь пустышка. Она со мной только из-за бабок и связей, что мне немало осточертело. Что до Кэба, я давно мечтал избавиться от этого напыщенного урода. На одного бизнес-конкурента станет меньше.

Иви всхлипывает, чувствуя, как крепче сжимаются пальцы Калеба на ее губах.

– Они знают о Силкэ, – Акли надевает на шею камеру, на которой до сих пор мигает индикатор записи, – и не отвалят, пока не упекут меня в тюрьму. Это лишь способ выживания, такой же, как и не подохнуть от холода. Но, хватит об этом трепаться. Пора браться за дело.