– Да не охладел, а просто невестой решил заняться. Свадьбу надумал ускорить, не тянуть. И это при том, что родители его невесты из Твери дня через три прибудут, не раньше. Эти камни его с ума свели, не иначе. Он же к Перунову камню сходил, а ты и не знаешь.

Тут Николай Федорович не выдержал и подвинулся к ним поближе, чтобы слышать лучше.

– Что, дедушка, тоже, видать, стариной интересуешься? – спросил Аким. – Садись к нам, старый, мы не брезгливые.

– Да как же не интересоваться, если я их много повидал, этих камней. Есть Перуновы камни, а есть Пятницкие, то есть Параскевы-Пятницы, Богородицы русской древней.

Наш ученый готов был лекцию прочитать, но его собеседники были в той стадии опьянения, когда дальше легких разговоров дело не продвигается, и быстро утратили интерес к рассказу. Посидев еще немного, Аким отправился в усадьбу, а Петр остался– он был вольный человек.

– Знаю я, Петр, что ты тоже камнями интересуешься, – сказал Николай Федорович. – Что вот на это скажешь?

Он достал из заплечного своего мешочка рисунки и показал их Петру. Тот удивился:

– Откуда у тебя, старик, сумка барина? Ты что, украл ее? И рисунки не твои.

– Петр, я сам – Николай Федорович.

В доказательство старик привел такие детали их хождений по камни, которые только они двое могли знать, и рассказал, что с ним приключилось. Случилось невероятное: Петр даже не слишком удивился.

– Вы, Николай Федорович, сотворили заговор, вызвав из того камня зловредного камневика, который состоял в свите Перуновой. Случись вам касаться при сотворении заговора того большого камня, может, сам Перун явился бы вам. И тогда произошло бы гораздо худшее, чем то, что он занял ваше место. Перун насылает не только грозы, но и войны, потопы, падеж скота и прочее.

– Не до Перуна мне, поверь. Этот камневик забрал мою внешность, но я не хочу выглядеть и чувствовать себя стариком! Он мое место займет, а я куда денусь? Что делать, подскажи, Петр.

– Вам нужно, барин, пойти к такому человеку, который с древними божествами управляться умеет. Такой человек на селе есть.

– Кто же это, говори, не томи!

– Но что я за это получу?

– А чего ты хочешь?

– Помогите мне – я горничную старой графини Пелагею люблю, а ее хотят за ихнего конюха отдать.

– Видел я Пелагею, хорошая она. Только крепостная. А я влияния пока не женюсь не имею, так что хочешь ты или нет, а мне надо сначала самому жениться. А невесте я шепну, чтобы Пелагею в приданое записала, а потом мы ей вольную дадим. Слово даю.

– Тогда идите к кузнецу Сидору, он должен помочь.

Николай Федорович отправился спать, но сон заплутал где-то по дороге к нему. Шум внизу стих, но гул мыслей в голове продолжался. Как случилось, что мало кто знает про камни с древними славянскими письменами, рисунками, почему забыты легенды о камнях? Ведь камней с рунами много – в Польше они есть, в Литве, в Малороссии. Он вспомнил и реформу Никона, и то влияние, которое немцы оказали на нашу историческую науку. Его утешало только одно – он возродит интерес к этому, сделает все возможное, и когда-нибудь организует музей под открытым небом.

Наутро он отправился к кузнецу, размышляя по дороге о том, стоит ли верить Петру. А вдруг он не на его стороне, или ошибся насчет кузнеца? Сможет ли тот помочь ему? Конечно, про этих мастеров говорят всякие вещи, но говорит темный народ, суеверный. Может, ему и впрямь голову напекло и все кажется не таким, каким является? Может, он попал в мир галлюцинаций или впал в смертное забытье? Николай Федорович ущипнул себя за руку – боль была ощутимой, на кисти сразу вздулась опухоль – он в детстве был очень хилым, болестным ребенком, вечно покрытым сыпью и страдал желудком. Теперь от недугов осталась только чувствительность. Его лицо сейчас, когда он стал взрослым, имеет много сходств с девичьим лицом: округлый подбородок, припухлые губы, мягкий взгляд серых глаз, плечи у него сутулые, кожа нежная, волосы мягкие. За что полюбила его Ксения? Наверное, в пику своему тирану-отцу, не иначе. Забитая мать и жесткий отец… откуда в ней отважный характер и жажда нежности, которую она в нем почуяла?

Придя в кузню, он узнал от подмастерья, что Сидор повез в Торжок заказ и обратно будет через несколько дней. Пришлось Николаю Федоровичу возвращаться в трактир. Чтобы не мучиться вынужденным бездельем, он принялся расшифровывать некоторые надписи, сделанные, как он полагал, древними викингами. К этому его склоняли выводы немецкого ученого, с которым он затеял переписку по поводу древностей, но с выводами немца он не вполне был согласен.

***

А в усадьбе происходило следующее. Неожиданно приехала Ксения, одна, с дорожным сундуком, в котором были сшитые на заказ платья. Встретила ее встревоженная Пелагея. На расспросы барышни горничная отвечала, что господа уехали в Тверь по делам, а молодой барин во флигеле остановился, но с ним неладное что-то творится.

Что неладное, Ксения сама вскоре поняла. Ее жених, прежде такой скромный в их отношениях, явился не в сад, где она ожидала его встретить, а прямо в ее покои. Она писала письмо отцу и матери, в котором пыталась объяснить свой ранний приезд в усадьбу, совпавший с их отъездом. Задача казалась ей трудной, поскольку она сама не понимала причины своего раннего приезда. Не могла же она, в самом деле, написать о том, что внезапно ее одолело сильнейшее желание видеть своего жениха, и она, бросив портных и шляпников, не отдав визиты, помчалась в самое пекло, в то время как в Петербурге стояла прохладная погода!

Ксения почувствовала на своем плече руку, и ее охватило чувство, что это не рука Николая, но, встав и повернувшись, она очутилась в объятиях жениха, привлекшего ее к своей груди с непривычной для него силой и страстью. Он, всегда такой тонкий и деликатный, теперь казался более сильным и мужественным, что не вязалось с его немного женственным типом лица и фигуры. Это озадачивало Ксению, и она не могла понять, нравится ли ей эта метаморфоза. Если бы знала Ксения, насколько она близка к истине! Камневик, еще не видя ее вживе, увидал портрет «херувина» в гостиной, и сразу понял: это невеста молодого князя, который вызволил его из заточения. Теперь тому осталось недолго коптить небо, а он уведет эту чаровницу с собой, чтобы не гневить Перуна своим отсутствием. Но следовало ее приручить, подчинить себе, потому что эта княгиня нрава своевольного, строптива и непокорна, как молодая кобылица. Ему поможет то, что она считает его женихом, и что они одни в этом огромном доме, не считая челяди. У нее глаза как у Лады, светлые волосы вьются вкруг чела, кожа мягка и шелковиста. От его рук она тает, глаза затуманивает непривычная ей страсть, она льнет к нему, как вьюнок к каменному столбу, готова обвить его всеми своими чреслами. Есть ли у нее любовный опыт? О, да, но опыт стыдный, печальный, оставивший рану в душе, которую она надеется излечить при помощи своего замужества, доверившись человеку, который не мог читать в сердцах дев, поглощенный странными своими мечтами.

Стук в дверь заставил Ксению опомниться. Она выскользнула из кольца рук Камневика, отвернулась, стыдясь румянца щек, слишком сильного, чтобы позволить слуге его увидеть. Дворецкий доложил, что обед накрыт в малой столовой. Камневик, а за ним и Ксения, направились туда, он – уверенной походкой, она – в смятении от собственной чувственности, о которой девушка ранее не подозревала. Сидя напротив жениха, коим считала каменного пришлеца, девушка то краснела, то бледнела под его пристальным взором. Он ли это, ее Николай? Что случилось за те недели, что они не виделись? Он возмужал на свежем воздухе? Или что-то еще? Невольно взгляд ее обращается на Пелагею, подающую напитки. Ее горничная красива, опрятна, и может при желании совратить не только отца, но и кого-нибудь другого. От этих недостойных мыслей Ксения снова краснеет.

– Что с вами, барышня? – спрашивает Пелагея.

– Барышня устала с дороги, холопка, – ответил за Ксению Камневик. – Постели ей в покоях, да отвори окна, дабы было больше воздуха. Давно, видимо, не было дождя тут?