― А ты думала, что одной ночи с тобой будет достаточно? Да, конечно, я говорю об отношениях. Лучия, с тех пор как увидел тебя на снимках с камер наблюдения Артура Кинкейда, для меня не существует никого другого. Ты — единственная женщина, которую я хочу. Единственная женщина, которая мне нужна.

Она прикусывает нижнюю губу.

― Не слишком ли быстро? Мы знаем друг друга всего три недели.

Неужели прошло всего три недели? Я пытаюсь вспомнить время, когда я еще не знал Лучию, и ничего не получается. Такое ощущение, что я знаю ее целую вечность.

Я откладываю вилку.

― Ты бы хотела чего-то другого?

― Нет. ― Она отвечает мгновенно, и меня пронзает вспышка облегчения. Медленная улыбка расплывается по ее лицу. ― Итак… Теперь у нас отношения.

Глава 27

Лучия

Флоренция находится всего в паре часов езды от Венеции, говорю я себе, пока Антонио провожает меня на работу. И нет никакой гарантии, что я получу работу в Уффици. Не стоит беспокоиться об этом. Пока.

Прошло две недели, и я освоилась в своих новых отношениях. Большинство вечеров я провожу с Антонио. В редких случаях, когда мы не вместе, я очень скучаю по нему. После десяти лет подавления своих эмоций и жизни в мире, лишенном красок, я вдруг оказалась в радуге, и это немного пугает.

После смерти родителей я совершила бесчисленное множество безрассудных поступков и неоднократно шла на глупый риск. Но ничто из этого не сравнится с тем, насколько опасно вступать в отношения с Антонио Моретти.

Я уже покрыта шрамами. Мое сердце разбито на мелкие кусочки. Я сделала все возможное, чтобы собрать его воедино, но клей оказался хрупким, а восстановление — непрочным. Влюбиться в Антонио — самое опасное, что я когда-либо делала, потому что, если между нами что-то произойдет, мое сердце разобьется вдребезги. И на этот раз я не смогу собрать его обратно.

И все же, как мотылек на пламя, я стремлюсь к нему, не в силах удержаться. Я распахиваю двери и приглашаю его в свою жизнь. Я прошу его поехать со мной на склад вещей моих родителей.

― Не думаю, что смогу отважиться на это в одиночку, ― признаюсь я. ― Если ты не слишком занят…

Его ответ обволакивает меня теплом сшитого вручную одеяла.

― У меня всегда есть время для тебя, Лучия.

Я нахожу в кладовке старые альбомы, и мы проводим вечер, рассматривая фотографии моего подросткового возраста. Я прошла через фазу гота, и Антонио смеется над моими угрюмыми выражениями лица. Я отыгрываюсь, когда мы встречаемся с Энцо и Татьяной, и они рассказывают мне истории о подростковых подвигах Антонио.

― Помнишь его зауженные штаны? ― спрашивает Энцо.

Таня поворачивается ко мне, в ее глазах пляшет веселье.

― В них он был похож на цыпленка, ― говорит она мне. ― А однажды он нагнулся, чтобы поднять что-то, упавшее на пол, и они порвались.

Я не могу перестать смеяться.

― Вы объединились против меня, ― ворчит Антонио, обнимая меня за талию. ― Мне это не нравится. ― Но я знаю, что он лжет. Энцо и Татьяна — его семья, и он рад, что мы ладим.

Экономка Антонио, Агнес, тоже очень рада, что он с кем-то встречается.

― Я так рада, что он нашел тебя, ― говорит она. ― Дон — хороший человек, и он слишком долго был один. ― Она заставляет меня рассказать ей список моих любимых блюд, и вскоре я ем Risi e Bisi (Блюдо венецианской кухни на основе риса и гороха. Нечто промежуточное между ризотто и супом) три раза в неделю. По выходным, когда она отсутствует, мы с Антонио готовим друг для друга. Я никогда раньше не готовила еду для мужчины. Это кажется очень интимным.

Мне это нравится.

В первый четверг декабря у Анжелики выступление. Валентина, Данте и я присутствуем на нем, и когда Анжелика выходит на сцену в своей маленькой розовой балетной пачке, мне кажется, что мое сердце сейчас разорвется. Дочь Валентины всю жизнь называла меня тетей Лучией, но я всегда чувствовала себя самозванкой. Я прекрасно понимаю, что подкупила ее подарками и конфетами, но никогда не была рядом с ней. Теперь, присутствуя на ее концерте, я наконец-то чувствую себя достойной этого звания.

Короче говоря, все идеально. Настолько идеально, насколько это возможно, учитывая надвигающуюся угрозу от русских.

Антонио изо всех сил старается скрыть это, но он напряжен. Постоянное присутствие телохранителей действует ему на нервы. Энцо уверяет нас, что арест Сальваторе Верратти неминуем, и все скоро закончится, но дни идут, и ничего не происходит. Антонио не единственный, кто на взводе. Валентина живет с Данте и у них тоже все чертовски запутано. Мы все нервничаем, и я просто хочу, чтобы жизнь вернулась в спокойное русло.

Через три дня после концерта Анжелики у нас с Антонио происходит первая размолвка.

Антонио очень не нравится идея моей поездки в Будапешт.

― Я спрашивал Валентину о Пауэлле, ― говорит он. ― Лучия, этот парень — кусок дерьма.

― Вот именно. ― Зная Антонио, он наверняка попросил у Валентины копию досье, прочитал его от корки до корки и уже придумал три способа вернуть украденного Бассано, причем все они предполагают мое безопасное пребывание в Венеции. ― Вот почему он моя цель.

― Ты уже украла у меня Тициана.

― Это не считается.

― Не понимаю, почему нет.

― Просто не считается. ― Парни, у которых я ворую, а это почти всегда мужчины, — ужасные люди, которые заслуживают того, чтобы их обокрали. С Антонио… все сложнее. Настолько, что я до сих пор не вернула картину в Palazzo Ducale. Шедевр стоит в шкафу в моей спальне. Антонио увидел его, когда открыл шкаф, чтобы повесить рубашку, но не стал требовать объяснений, а я промолчала.

― Лучия, Пауэлл — это кусок дерьма, у которого в кармане венгерская полиция. Это очень опасно. Люди, которые переходят ему дорогу, просто исчезают.

― Звучит похоже на кое-кого знакомого, ― поддразниваю я.

Антонио выглядит возмущенным.

― Я совсем не похож на Гэвина Пауэлла.

Я встаю на цыпочки и целую его.

― Я знаю это. Я просто подшучивала над тобой.

― Нет, ты пыталась сменить тему. ― Он проводит руками по волосам. ― Я хочу поехать с тобой, но не могу. У Пауэлла есть контакты в пограничном управлении. Если я въеду в Венгрию, он, вероятно, узнает. И даже если я буду путешествовать инкогнито…

― Ты не можешь, ― прервала я его. ― Ты не можешь покинуть Венецию прямо сейчас. ― В Венеции у Антонио везде есть глаза и уши. За пределами города — нет. Русские представляют собой серьезную угрозу, и это самое безопасное место для него.

― Я не могу, но не по тем причинам, о которых ты думаешь. ― В его голосе слышится разочарование. ― Когда ты со мной, ты оказываешься под прицелом множества людей. Как бы мне ни было неприятно это признавать, без меня тебе безопаснее. ― Он серьезно смотрит на меня. ― Могу ли я что-нибудь сказать или сделать, чтобы заставить тебя отказаться от этого плана?

Он — король Венеции. Если бы он отдал приказ, я бы не смогла покинуть остров. Но, как он уже не раз доказывал, Антонио не желает меня контролировать. Разве что в постели, где я это приветствую.

― Я не буду рисковать, ― говорю ему. ― Обещаю. У меня хороший план.

Он целует меня, глубоко и жестко, как будто никогда не хочет останавливаться. Его глаза горячие и властные, а его рот овладевает моим. Его губы и руки блуждают по моему телу, посылая сообщение. Я уже видела доминирующую сторону Антонио, но это совсем другое ощущение. Границы между нами уничтожаются, а стены, которые мы возвели, чтобы защитить себя, рушатся.

― Я не сомневаюсь в твоих способностях, ― наконец говорит он, отстраняясь от меня. ― Но это не меняет моих чувств. Я боюсь за тебя.

― Понимаю, ― мягко говорю я. Этот поцелуй стер все мысли из моей головы. ― Спасибо, что не препятствуешь.