И я не могу дождаться начала проекта этого года.
В последний раз, когда мы с Валентиной разговаривали, я показала ей список из семи потенциальных целей, составленный путем изучения новостных сводок, аукционных объявлений и обсуждения со знакомой моих родителей, Альвизой Занотти. Синьора Занотти, хотя уже на пенсии, держит руку на пульсе мира искусства и всегда в курсе всех тонкостей черного рынка. Валентина пообещала изучить список и сузить круг поиска для меня.
Италия опережает Бостон на шесть часов, так что в Венеции сейчас полночь. Когда Валентина отвечает, она выглядит измученной.
― Длинный день? ― сочувственно спрашиваю я.
Мы с Валентиной были лучшими подругами с детского сада. Когда росли, мы проводили вместе практически каждый час нашего бодрствования. Валентина часто оставалась в нашем доме, потому что ее родители постоянно ссорились. Одни из моих самых приятных воспоминаний ― как мы вдвоем проводили долгие вечера за домашними заданиями, сидя за нашим потрепанным кухонным столом, а моя мама бесконечно снабжала нас закусками.
― Можно и так сказать. ― Она наполняет свой бокал вином. ― Некоторые дети издевались над Анжеликой, поэтому я забрала ее из школы.
После смерти родителей я два года не разговаривала с Валентиной. Я несправедливо винила ее за то, что она хранила секреты моих родителей. Но Валентина не сдавалась. Сколько бы я ни игнорировала ее, она продолжала попытки связаться со мной. Наконец наша дружба возобновилась, когда она прислала мне фотографию новорожденной.
― Это Анжелика, ― написала она. ― Моя дочь. Будешь ли ты ее крестной матерью?
Во мне закипает гнев.
― Почему они издевались над ней?
Валентина устало пожимает плечами.
― Потому что у нее нет отца.
― Ах… ― Она ни разу не заговорила о нем. Однажды я спросила, и она меня отшила. С тех пор мы достигли молчаливого согласия, что никто из нас не будет говорить о прошлом. Она не упоминает моих родителей, а я не спрашиваю, почему отец Анжелики не участвует в жизни своей дочери.
― Мне жаль, ― говорю я ей, желая сказать что-то более полезное. Что-то, что я могла бы сделать, более эффективное, чем поддержка на расстоянии. ― Это отстой.
― Да. ― Она делает большой глоток из своего бокала. ― У меня не было времени просмотреть твой список.
― Забудь о списке. ― Валентина выглядит так, будто она на пределе своих сил. Я не могу ее винить. Весь год одно за другим. Анжелика сломала лодыжку в январе. Потом Валентина болела все лето, а в довершение всего в августе умер ее отец. Они не были близки, но, тем не менее, я знаю, что это тяжело отразилось на моей подруге. Что касается Анжелики, то ее мучают кошмары с тех пор, как умер ее дедушка.
А теперь еще одна неприятность. Моя бедная подруга.
― Как поживает Анжелика? ― Я наклоняюсь вперед. ― Как ты?
― Я в порядке, ― врет она. ― Я перевожу ее в другую школу. Более интернациональную и толерантную. ― Она угрюмо смотрит в свой бокал. ― Я скучаю по тебе. Иногда мне хочется, чтобы ты была ближе… ― Она обрывает себя на полуслове. ― Как продвигается поиск работы?
― Печально. ― В моих проблемах с трудоустройством нет ничего нового. Я получила образование куратора, но финансирование музеев очень нестабильно, а постоянных вакансий мало. Я провожу свою жизнь, перескакивая с одного краткосрочного контракта на другой, и за последние десять лет жила в восьми разных городах. Мой последний контракт закончился пару недель назад. Я разослала резюме в несколько мест, но уже близится конец года, поэтому поиск работы продвигается медленно.
Но сейчас меня беспокоит не это. А унылое выражение лица Валентины. Ее нехарактерная меланхолия.
Она ни разу не пожаловалась на расстояние между нами. Ни разу не выразила недовольства тем, что я не встретилась с Анжеликой лично.
Оба ее родителя умерли. Они не особенно о ней заботились, но теперь их нет, и она проводит свое первое Рождество без них.
Я помню свое первое Рождество в одиночестве. Душевная боль и ноющее чувство потери. Я бы никогда не пожелала такого даже своему злейшему врагу. Как я могу поступить так со своей лучшей подругой?
Под влиянием импульса я просматриваю объявления о работе в Европе. Затем я замираю.
Потому что в Венеции есть вакансия. Четырехмесячный контракт в Palazzo Ducale (Дворец дожей — великий памятник итальянской готической архитектуры в Венеции) на оцифровку их каталога.
Свободно говорите по-итальянски? Есть.
Глубокое знание итальянского искусства? Есть.
Зарплата… ну, я не буду голодать. И самое главное ― я буду рядом с Валентиной.
Сможешь ли ты это сделать? Сможешь вернуться в Венецию, город, из которого ты сбежала десять лет назад?
Мое сердце начинает бешено колотиться. Я делаю глубокий вдох и приказываю себе успокоиться. Это всего четыре месяца. Я не собираюсь оставаться там навсегда.
Вне поля зрения камеры я открываю сумочку и достаю визитную карточку, которую хранила десять лет. Она выцвела. Обтрепалась по краям. Я провожу большим пальцем по сделанной от руки надписи.
Позвони мне.
Интересно, действует ли еще этот номер?
Я испытываю искушение позвонить. Такое сильное искушение.
Прошло десять лет, Лучия. Он, наверное, уже женат и имеет несколько детей.
Я убираю карточку.
Валентина говорит:
― Лучия?
― Извини. Я отвлеклась на телефон. ― Я более чем компетентна для работы в Palazzo Ducale. Меня должны оторвать с руками. Я не скажу Валентине, пока не буду знать наверняка, но после десяти лет отсутствия, похоже, я наконец-то возвращаюсь домой.
Глава 2
Антонио
Венеция ― мой город. Я возглавляю ее мафию, управляю ее казино и правлю ее преступным миром. Я знаю каждый темный переулок и каждый узкий канал. Все ее секреты ― мои. Я начал жизнь с нуля и пробился к вершине. Все, чего я когда-либо хотел, находится в пределах моей досягаемости.
И все же в последнее время все это мне чертовски надоело.
Я прихожу на наше еженедельное собрание с опозданием на двадцать минут. Мой второй помощник, Данте, смотрит на часы, когда я вхожу. Он единственный, кто осмеливается. Остальные мои лейтенанты ― Хуан, Томас и Леонардо ― не обращают внимания на мое опоздание и почтительно приветствуют меня.
― Извините за опоздание, ― говорю я резко. ― Давайте начнем.
Хуан рассказывает о наших контрабандных операциях. Следующим выступает Лео, а затем Томас, наш специалист по цифрам. Как обычно, его доклад подробный и обстоятельный. Обычно я нахожу его брифинги увлекательными, но сегодня я изо всех сил стараюсь изобразить интерес.
― У нас полно денег, ― наконец заканчивает Томас. ― Дела идут как никогда хорошо. Я выявил несколько возможностей для инвестиций. Дон, я рекомендую…
― Пришли мне письмо с вариантами, ― говорю я, прерывая его, прежде чем он перейдет к делу. ― Есть что-нибудь еще?
Данте, который молчал всю встречу, кивает.
― У нас проблема, ― мрачно говорит он. ― Братва была замечена в Бергамо.
Я сажусь. Бергамо находится всего в паре часов езды. Слишком близко, чтобы не беспокоиться.
― Кто?
― Пара пехотинцев из ОПГ Гафура. Может, мне связаться с Верратти?
Сальваторе Верратти управляет Бергамо, и я не думаю, чтобы он заключил союз с русскими. Насколько я знаю, финансы семьи в порядке, а даже если бы это было не так, Федерико, отец Сальваторе и бывший глава преступной семьи, ненавидит иностранцев.
И все же инстинкты подсказывают мне, что нужно действовать осторожно.
― Пока нет, ― отвечаю я. ― Пока я не разберусь, что происходит.
― Ты не доверяешь Сальваторе?
Я бросаю на Данте сухой взгляд.
― Я никому не доверяю, как ты уже должен знать. Попроси Валентину наладить прослушку. ― Валентина Линари ― мой самый талантливый хакер. Если она не сможет отследить русских, то никто не сможет. ― Если Братва вступит в контакт с семьей Верратти, я хочу знать об этом немедленно.
