― Как я уже сказал, мне это неинтересно, ― говорю я, поднимаясь на ноги. ― Данте, проводишь нашего гостя?

Лицо Ильи краснеет. Он еще молод и не умеет скрывать свои эмоции.

― У нас есть покупатели и транспортная сеть. Вы совершаете большую ошибку, Моретти.

Покупатели и транспортная сеть? Нам придется потрудиться, расследуя этот бардак.

― Это ваше мнение, а не мое, ― холодно отвечаю я. ― Счастливого пути домой.

Данте возвращается через час.

― Что ты думаешь? ― спрашиваю я его.

― Что контрабанда оружия во Францию и Англию ― ужасная идея. ― Он качает головой. ― О чем, черт возьми, думает Сальваторе Верратти, заключая сделку с русскими?

― Ты думаешь, он это сделал?

― Козлов сказал, что у них есть транспортная сеть. Если ты хочешь наводнить оружием улицы Парижа, что может быть лучше, чем путь через Бергамо и Милан?

Он прав, черт возьми. Я не питаю большой любви к Верратти, но я не считал его дураком. Пора пересмотреть свое мнение.

― Разберись в этом, Данте. Выясни, что у русских есть на Верратти.

― Да, Дон.

Он задерживается перед моим окном с таким видом, будто хочет что-то сказать.

― Что-то еще? ― спрашиваю я.

― Лучия Петруччи.

Я бросаю ледяной взгляд на своего заместителя. У меня нет настроения выслушивать предупреждения Данте о том, что я должен сосредоточиться на Гафуре.

― Да?

― Я догадался, ― говорит он. ― За все время, что я тебя знаю, я только однажды видел, как ты вышел из себя. Десять лет назад ты приказал Марко уехать из города после того, как он попытался ограбить женщину в доках. Только вчера вечером я понял, что этой женщиной была Лучия Петруччи.

Проклятье. Вот в чем проблема с наймом умных людей. В конце концов они выведают все твои секреты.

― Выдворить Марко из Венеции было непросто, ― добавляет Данте, что, несомненно, является преуменьшением года. ― Он был племянником Доменико. Если бы ты сказал мне, что сделал это ради женщины, я бы назвал тебя самым большим дураком на свете.

Он поднимает взгляд ко мне.

― Но сейчас все по-другому. Ты много работал, чтобы сделать этот город безопасным, чтобы убедиться, что мы в безопасности. Лучия Петруччи, очевидно, важна для тебя. Может быть, пришло время подумать о себе, Антонио?

Так вышло, что я ― один из крупнейших меценатов Palazzo Ducale. Каждый год я выписываю им солидный чек, и каждый год директор музея, синьора Сабатино, пишет мне письма со словами благодарности.

Как только Данте уходит, я достаю последнее письмо директора и просматриваю его содержание. Она благодарит меня за щедрый дар, сообщает о важной реставрационной работе, которую проводит музей, и, самое главное, приглашает меня навестить ее в любое время.

― Главный куратор с удовольствием проведет для вас частную экскурсию по нашей венецианской коллекции.

Меня не интересует экскурсия с главным куратором. Но частная экскурсия с недавно нанятым помощником куратора, отвечающим за создание каталогов коллекций? Я бы с удовольствием.

Ухмыльнувшись, я направляюсь к площади La Piazza.

Синьора Сабатино удивлена моим неожиданным появлением, но изо всех сил старается принять это как должное. Она заискивает передо мной, а затем лично провожает в кабинет главного куратора.

― Синьор Гарцоло будет гораздо лучшим гидом, чем я, ― признается она с легким смешком. ― Мои знания о раннем венецианском искусстве, к сожалению, весьма ограничены.

И тут я замечаю Лучию. Она идет в мою сторону, увлеченно беседуя с хромым пожилым мужчиной.

Синьора Сабатино вскакивает и протягивает руку, чтобы остановить их.

― А, Николо, вот ты где. Я как раз направлялась в твой кабинет. Синьор Моретти, позвольте представить вам доктора Николо Гарцоло. ― Она, похоже, пытается вспомнить имя Лучии, прежде чем добавить: ― И нашего нового помощника куратора, Лучию Петруччи.

Лучия поднимает голову. Когда она видит меня, ее плечи напрягаются, а в глазах вспыхивает гнев.

И тебе привет, моя маленькая воришка.

― Доктор Гарцоло, ― продолжает директор, ― это синьор Антонио Моретти. Он один из наших самых щедрых благотворителей. ― Она бросает на собеседника многозначительный взгляд. ― Он хотел бы осмотреть выставленные венецианские произведения искусства.

Куратор выглядит озадаченным.

― Я буду рад показать вам все, синьор Моретти.

― Похоже, нога беспокоит вас, доктор. Я бы не хотел усугублять ситуацию. ― Выражаю я искреннюю заботу и поворачиваюсь к Лучии. ― Может быть, синьорина Петруччи будет настолько любезна, что проведет для меня экскурсию?

Лучия выглядит так, будто хочет задушить меня, но ее голос ― чистая сладость, когда она говорит.

― Я буду очень рада.

Синьора Сабатино и Николо Гарцоло отводят Лучию в сторону, предположительно для того, чтобы рассказать ей, каким важным человеком для музея я являюсь. Как только мы остаемся одни, Лучия бросается ко мне.

― Что ты здесь делаешь? ― требует она. ― Ты думаешь, это смешно?

― Так, так. Разве начальство не просило тебя быть вежливой со мной?

― Я должна сделать все, чтобы ты был счастлив. ― Она закатывает глаза. ― Сколько денег ты передал музею?

― В прошлом году, кажется, пятнадцать миллионов евро.

У нее открывается рот.

― Но это почти двадцать процентов нашего операционного бюджета. ― Она моргает, прежде чем опомниться. ― Тем не менее, ты украл одну из наших картин. Большое пожертвование ― это способ смягчить свою вину?

― У меня нет времени на чувство вины. Что ты мне сегодня покажешь?

― Я подумала, что мы начнем с подделки Тициана, ― говорит она совершенно бесстрастно. ― Я обнаружила ее в кладовке несколько недель назад.

Я громко смеюсь.

― Мы могли бы это сделать, ― соглашаюсь я. ― Но я бы также хотел увидеть выставку иллюстрированных рукописей, если галереи открыты для посещения.

Она удивлена, что я знаю о предстоящей выставке.

― Мне сказали, что весь музей в твоем распоряжении. Ты надеешься украсть Библию шестнадцатого века, Антонио?

― Не сегодня. ― Солнечные лучи разрезают коридор пополам, проникая сквозь изящные арки, откуда открывается вид на площадь внизу. ― Ты работаешь здесь сколько? Уже три недели? Тебе нравится твоя работа?

― Все хорошо.

В ее голосе не слышно энтузиазма. Я резко смотрю на нее.

― Кто-то беспокоит тебя на работе?

― Нет, нет. Как я уже сказала, работа хорошая. Хотя возвращение в Венецию… — Ее голос прерывается на вздох. ― Большую часть времени я в порядке. А потом я сворачиваю за угол и натыкаюсь на парк, куда мама водила меня в детстве… Или оказываюсь на улице, где отец учил меня кататься на велосипеде.

Я хочу сказать слова утешения, но они застывают у меня на языке. Все, что я мог бы сказать, прозвучало бы банально.

Мое молчание, похоже, ее не беспокоит.

― Ты сказал мне, что не знал своих родителей. Когда у меня бывает особенно плохой день, я думаю, может, так было бы лучше. Если бы у меня вообще не было воспоминаний о них…

Время так и не смогло стереть тьму в ее глазах. Обычно я избегаю говорить о своих родителях, но сегодня это лучше, чем альтернатива.

― Тебя любили, а меня бросили в Il Redentore младенцем, ― тихо говорю я. ― Ты бы не захотела прожить мою жизнь, cara mia.

Церковь святого Il Redentore ― так ее называют ― находится на острове Guidecca, в пяти минутах ходьбы от моего дома. Лучия знает, где находится церковь, потому что выражение ее лица смягчается.

― Так вот почему ты живешь там? ― мягко спрашивает она. ― Потому что тебя там нашли?

― Это тихий район, ― уклончиво отвечаю я. ― К счастью, там не так много туристов.