Харпер: “Спасибо тебе. Целую”

Я отправила кучу розовых сердечек и откинулась на спинку стула, погрузившись в раздумья. Оглядела окружающий меня дом: просторную светлую кухню, большой угловой диван, винтажный камин, маленький столик, за которым мы с Адамом быстро завтракали по утрам и сидели, наслаждаясь компанией друг друга, темными уютными вечерами.

И вдруг тревога снова сдавила мою грудь. Глазами я забегала по комнате. Тело словно налилось свинцом. Я чувствовала, как сердцебиение у меня учащается, и все тело обдает жаром, под мышками выступает пот. Ногти больно впились в ладони, нужно было срочно сжать что-то еще, но, как назло, под рукой не было ничего подходящего.

Харпер была такой счастливой всего несколько месяцев назад. Всего несколько месяцев. И их с Майклом союз казался нерушимым. Даже ее отъезд в Лондон к нему был для Харпер приятным бонусом к прекрасным отношениям. А теперь: “да ну его”… В висках глухо раздавалось сердце, во рту пересохло, и я сделала еще глоток несмотря на обжигающую температуру.

Я видела их вместе. Майкл не мог насмотреться на Харпер, да и она тоже. Они казались одним целым, окруженные общей аурой, и никто им не был нужен, кроме друг друга. Я тогда подумала, что видела такое только в фильмах, чтобы люди так совпадали во всем, о чем только можно подумать. Что же случилось?

Я начала пересчитывать предметы. Кружка с недопитым кофе. Кухонные тумбы. Раковина, кран. Я так хочу готовить с Адамом на этой кухне. Диван. Маленький журнальный столик. Камин. И проводить вечера с ним у огня, грея ноги под общим пледом. Круглый столик, стул напротив. Ваза с цветами. Чтобы это место стало нашим гнездом, маленьким миром, принадлежащим лишь нам двоим. Это будущее казалось таким реальным, словно я уже видела, как в этом доме растут наши дети, но что если…

В порядке ли все в наших отношениях прямо сейчас? О чем мог думать Адам в эту секунду всего в нескольких километрах от меня? Я вдруг отчетливо осознала, как быстро может измениться жизнь, перевернуться с ног на голову. А что, если сегодня вечером Адам придет домой и…

Сердце билось так быстро, и тело было так напряжено, что я вся вздрогнула, когда услышала вибрацию лежащего на столе телефона. Снова уведомление.

Адам: “Биби, не готовь сегодня ужин, закажем, подумай, что ты хочешь”

В один миг от сердца отлегло, и комната, что секунду назад давила на меня, ощетинившись своими иголками, вдруг снова стала приятным залом, залитым солнечным светом. В диалоге вдруг появилось еще сообщение.

Адам: “Люблю тебя”

Я не смогла сдержать улыбки. По телу разлилось приятное тепло, и каждая напряженная мышца сразу расслабилась – все хорошо. Я напечатала ответ, пожелала Адаму хорошего завершения рабочего дня и сделала глоток кофе. Как оказалось, я потратила слишком много бесценных минут на собственные переживания и он безвозвратно остыл.

17

В первые пару месяцев, когда мы с Адамом начали встречаться, все казалось мне таким шатким и ненадежным. Адам был далеко, не в другом городе и не в соседнем штате, нас разделяли больше четырех часов по воздуху, и иногда я чувствовала это расстояние каждой клеточкой своего тела.

Я хотела его, хотела во всех смыслах, как только можно хотеть человека. Хотела его внимания, его тепла, его руку поверх своей, его глаз напротив моих за ужином при свечах. Но так долго мне было это недоступно. И чем больше дней я проводила без Адама, тем сильнее закручивался узел интереса и желания у меня под ребрами.

Еще никогда прежде я не была одержима человеком, как тогда. Я хотела знать все об Адаме, и, к моему счастью, его привычки мне это позволяли. Он ежедневно желал мне доброго утра, как только просыпался, и приятных снов, когда готовился заснуть, и больше в сеть не заходил. Ни в одном приложении. Адам писал мне в течение дня, рассказывал, что у него происходит, присылал фото и видео. И это давало мне хоть что-то. Не знаю, как без этого я не сошла бы с ума.

Но я хотела большего. Будь моя воля, я постоянно дышала бы ему в затылок, наблюдая издалека. Эти мысли пугали меня. Практически неудержимое желание следовать за ним повсюду до дрожи в теле и быстро бьющегося сердца. Я боялась того, что было бы, имей я такую возможность. Но эти страхи не мешали мне постоянно проверять социальные сети Адама, читать его давние посты, заглядывать в профили родственников и знакомых, вдруг он появится в их публикации…

Я хотела стать призраком, преследующим его. И боялась, что кто-то когда-нибудь сможет прочитать мои мысли. Желание знать все об Адаме, подсмотреть за его жизнью разрасталось подобно сорняку. Нужны были силы, чтобы вырвать его из своих мыслей. Это было неправильно, но я ничего не могла с собой поделать. Мне физически нужно было знать все, видеть все, слышать все, следовать за Адамом повсюду. Но я не могла, и от бессилия мне хотелось расцарапать собственную кожу.

А еще я безнадежно его ревновала, не зная, с кем Адам говорил в течение дня, с кем встречался в магазине и на парковке, кто стоял за прилавком на кассе заправки. Я ведь видела Адама и, не идеализируя его, понимала, что он объективно красив. Высокий, подтянутый, широкоплечий. И иногда слепая ревность доводила меня до исступления. Настигала в случайный день, в случайную минуту.

Стоило мне подумать о том, как у Адама дела, чем он занимается, как мысль развивалась, и я уже представляла себе самые худшие сценарии. К тому же я помнила, как закрутилось все у нас, какими глазами он смотрел на меня в нашу первую встречу. И не без оснований боялась, что так может быть не только со мной. Что, если на самом деле я не особенная для него?

Иногда эти мысли преследовали меня, нагоняли в одиночестве односпальной постели. Но я не высказала Адаму ни единого своего предположения, держа себя в руках. Изо всех сил старалась смотреть на ситуацию со стороны и понимала, что за все время он не дал мне ни одного повода для ревности. Он заказывал мне цветы прямо в кампус и доставки еды или подарков. Однажды я поняла, что мне не хватает еще одной вазы для нового букета, а ужином придется делиться с соседкой, потому что его щедрость не знала границ. Так что когда назойливые мысли снова начинали лезть ко мне в голову, как докучливые мухи, я отмахивалась от них здравым смыслом.

Бывало, в очередном разговоре по видеосвязи я спрашивала Адама, как прошел его день, невзначай уточняя что-то про его коллег или почему он задержался и наш звонок сдвинулся на час позже. Каждый раз сердце у меня заходилось, пока я ждала его ответа, внимательно следя за реакцией, за тем, что, а главное – как, Адам скажет. Страх увидеть или даже почувствовать что-то не то, начать сомневаться в нем сковывал мое горло железной хваткой и не отпускал, пока в очередной раз я не видела спокойное лицо Адама и еще более спокойный, логичный ответ.

В такие моменты меня волной, с головой, накрывал стыд. Хотелось свернуться в клубок и забиться в какой-нибудь темный угол, пока тяжесть в груди не пройдет. Как я могла так думать об Адаме! Он всегда был самым прекрасным и надежным партнером, о каком только можно мечтать, а я подвергала сомнению его верность. Как замкнутый круг: моя неуемная ревность и подозрения, а затем – стыд, ссутулившиеся плечи и убегающий от Адама взгляд. Я старалась не подавать вида, сославшись на искренний интерес и лишь надеялась, что моя реакция станет незаметной, утонув в пикселях скачущей связи.

Мне казалось, будь я рядом с Адамом, участвуй в его жизни, то успокоилась бы. Я желала постоянно знать, что он меня любит. Что интересно, со временем ревность ушла. Сам того не зная, Адам бесконечно доказывал мне свою любовь, а вместе с тем и верность. А когда я переехала к нему, от сердца у меня окончательно отлегло, будто и не было никогда этих съедающих заживо мыслей.

Теперь, когда мы жили вместе, Адам просыпался в одной постели со мной, мы вместе завтракали, он уезжал на работу и обязательно писал мне, когда добирался до места. Он писал мне в течение дня, а потом сообщал вечером, что выезжает и уже через пятнадцать минут был дома. Я всегда знала, где он и чем занимается, заочно знала его коллег. И теперь Адам всегда был рядом. Могу сказать точно, что не боялась неверности с его стороны, но мне всегда было важно наблюдать…