– Да.

– Кошачий корм?

Вместо ответа я просто кивнула. Между собой мы были, как всегда, немногословны, даже в минуты прощания.

Мы остановились на перроне, куда прибывал мой поезд. Алекс стоял где-то вдалеке, около лестницы, готовый в любой момент подкатить к поезду мой чемодан, и мы с мамой остались вдвоем. Вокруг туда-сюда бегали люди, кипела, жужжала жизнь, от которой я уезжала. Невидящими глазами я оглядывалась по сторонам, в голове разверзлась странная пустота.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – вдруг сказала мама. Ее губы тронула легкая улыбка.

Я обратила к ней ошарашенный взгляд, будто видя впервые. Сзади отходил поезд, всем телом я ощутила его вибрацию и вздрогнула. Поток воздуха взметнул мои длинные, легкие волосы. Они растрепались пышным облаком вокруг меня, и светлые локоны рассыпались по моим плечам. А мы с мамой все также глядели друг на друга. Одна из многих немых сцен, которая сейчас почему-то казалась такой важной.

Подошел мой поезд. Мимо нас пронеслась толпа, обтекая с обеих сторон. Мама вдруг шагнула ко мне, откинула волосы с плеч, нежно взяла мое лицо в свои ладони. Тело отдалось настороженностью. Но ее лицо было мягким, глаза – нежными, даже влажноватыми.

– И это нормально, – сказала мама, и ее спокойный голос меня тут же расслабил. Внутри словно ослабели натянутые до предела цепи. – Переживать, когда жизнь меняется даже к лучшему.

Внутри у меня все растеклось. Я ответила на ее улыбку, зарылась щекой в ладонь. Она нагнулась ко мне все с той же улыбкой и оставила теплый след поцелуя на моем лбу.

– Ну, ступай.

Одни взглядом мама позвала Алекса. Я смотрела на нее будто впервые и, не выпуская кошачьей переноски из рук, поддавшись порыву, заключила ее в объятия. Мама неловко обняла меня в ответ, но мне было этого достаточно. Несмотря на разницу наших характеров, на то, что мы не были очень близки, мама все равно ассоциировалась у меня с родным домом, и я изо всех сил старалась запомнить этот момент до нашей следующей встречи. Ее хрупкая фигурка с легкостью помещалась в мои объятия, мягкие волосы источали едва уловимый аромат парфюма. Мама пахла моими любимыми вафлями, которые готовила с утра.

Уже через несколько минут мама с Алексом посадили меня на поезд, и я, оказавшись внутри одиночного купе, глядела на платформу. Они стояли вдвоем и смотрели в мое окно, у мамы на губах была сдержанная улыбка. Я была спокойна, оставляя их в обществе друг друга, им всегда было хорошо вместе. И в какой-то степени я была даже рада уехать строить собственную личную жизнь, чтобы дать им больше воздуха.

Поезд тронулся. Мама сдержанно помахала мне рукой и повернулась в сторону удаляющегося состава. Всего несколько секунд мы ехали вдоль здания вокзала, а затем поезд вырвался под открытое небо.

3

За окном начали мелькать небоскребы. Мои любимые высокие строгие пики, стремящиеся ввысь, светящиеся тысячью огней. Сколько в них было жизни, сколько историй. Для кого-то они, скорее, бездушные сооружения из стекла и стали, для меня – источник неисчерпаемой жизненной энергии.

Я любила бывать в центре, в окружении этих небоскребов и вечно спешащих куда-то людей. Осознание того, что у каждого из них своя жизнь и свои дела, что за каждым окном высотных зданий прячется чья-то история, дарило мне мурашки и странно захватывало дух. Больше всего мне хотелось бы узнать эти истории, заглянуть в жизнь окружающих меня людей. Куда они так торопятся, к кому бегут?

Мне нравилось, как эти высокие пики сияли в темноте позднего вечера, искрились и переливались. Нравилось, как сиял весь город, зажигаясь миллионами крохотных огней. Загадочные окна, машины, несущиеся вдоль дорог, как маленькие светлячки, бесконечные линии шоссе. Иногда я поднималась на какое-то возвышение, чтобы рассмотреть свой искрящийся город издалека, и тогда у меня захватывало дух.

А теперь небоскребы остались позади, скрылись из вида, проводив меня отблескивающими стеклами окон. Я представила, как, должно быть, скоро станет невероятно в центре. Все снова зажжется, загудит, несмотря на опускающуюся ночь по тротуарам будут спешить по своим делам люди.

За окном проносились последние пригородные дома, последние многочисленные окна, сменяющиеся время от времени чуть пожелтевшими шапками деревьев, и на меня накатила странная тоска. Странное сомнение, рвущее меня надвое. Одна часть меня неслась быстрее поезда на встречу к моему любимому, другая – к сияющим небоскребам и кипящей даже ночью жизни. Я обхватила ноги руками, желая соединить в своем теле эти две части меня воедино, и уставилась в окно.

В этот вечер сотни ног вышагивали по выложенным плитами дорогам, тысячи машин, светя фарами, неслись по шоссе, извивающемся по городу, словно змея. А я сидела в одиночном купе с сопящей внутри переноски Мисой, пытаясь запечатлеть в памяти городские огни и ту энергию, которую они мне дарили.

Я уже почти засыпала, когда поезд несся сквозь лес, такой непривычный для меня, темный и безмолвный, словно мертвый. Мы ехали, и я думала, как же в ночном лесу выглядит поезд. Несущееся огромное металлическое создание с десятками горящих окошек, внутри которых сидят, ходят туда-сюда, одним словом, живут маленькие человечки. Я глядела в окно, на темное ночное небо, усыпанное сотнями звезд, и невольно подумала, что мне нравится этот вид.

4

Когда я проснулась спустя день, проведя в дороге чуть больше сорока часов, первым, что мне удалось увидеть сквозь промозглую серость неба, был бесконечный лес. Он несся мимо моего окна, изредка сменяемый полями и узкими извивающимися вдалеке дорогами. Вот мы заехали на мост, совсем крохотный, даже показалось, деревянный – под ним пробегала узкая неглубокая речушка. Быстрым течением она уносилась вниз, плещась о камни и поваленные на берегах бревна.

За мостом показалась деревушка. Маленькие деревянные домики, раскинутые по покрытым сероватой травой холмам. Даже не находясь среди них, я почувствовала, услышала ту тишину, что стояла на ее улочках – протоптанных кем-то тропинках. Над крышами домов низко нависли белые, будто из ваты, облака, и в воздухе повисла беловатая поволока. Подернутый молоком простор.

Я будто оказалась в совершенно другом мире. Прощалась ли я тем вечером со стеклянными высотками и артериями дорог, пронизывающих город? Или это была лишь игра моего воображения? Здесь и сейчас то воспоминание казалось лишь невозможной в этом мире иллюзией.

Деревня скрылась из вида также быстро, как и появилась. Пронеслась, будто ее никогда и не существовало. Глубоко в душе меня что-то кольнуло, неприятно и болезненно. Она несомненно была уютной, но очень уж незначительной. Люди в ней явно никуда не спешили, их жизнь была медленной и размеренной. Такая же ожидала и меня.

Еще немного я следила за удаляющимися домиками в надежде увидеть хотя бы одного человека, но никто так и не успел показаться проносящемуся мимо поезду.

Нормально ли было, что я испытала такой сильный секундный страх, оставшийся осадком где-то на подкорке моего сознания? Мне стало стыдно. Я не должна была сомневаться ни в этих местах, ни в своем выборе, но сомневалась. Будто я находилась в бесконечном белоснежном пространстве и совершенно не знала собственного пути, потерянная, в нервном изнеможении, озирающаяся по сторонам.

Оголенную кожу ног защекотала пушистая шерстка – Миса проснулась и, потягиваясь, изворачивалась у меня в ногах. Она посмотрела на меня своими круглыми голубыми глазками, медленно моргнула и заурчала, как трактор. Протянула ко мне передние лапы, задевая кожу мягкими подушечками. Лучшее прикосновение на свете.

– Ну что, Миса, будешь кушать? – Я любила говорить с ней, это пушистое создание – лучшая собеседница на свете.

Миса услышала любимое слово и вскочила на все четыре лапы. Миску с кормом я поставила на пол и еще несколько минут наблюдала, как она с аппетитом уплетает завтрак, стараясь не смотреть в прямоугольное окно, за которым картинка совершенно не менялась. Там наверняка проносились такие же пышные деревья и такое же сероватое небо.