Первые два года учебы для меня стали для меня сущим кошмаром, ибо там изучали ненавистные мне со школы общепрофессиональные дисциплины, но с периодической приставкой «высшая». «Высшая математика», «Высшая экономика», «Физика», «Химия» и прочая головная боль, которая и так мне не давала продыху в выпускных классах школы. Складывалось ощущение, что я не закончил 11 класс, а нарвался на добровольное изучение тех же предметов, но по расширенной программе. Нытьем и катанием я пережил эти два года, каким-то чудом сдавая экзамены и вызубривая ненавистные предметы ночи напролет. Летние каникулы я усиленно трудился на благо дядиных клиентов, превращая с его бригадой типичные совковые квартиры в образцы западного стиля в сфере современной евро отделки. Пополняя свой практический багаж знаний, я поражался, какие все-таки разные по типажам люди вышли из, казалось бы, единой страны. Термин «Новые Русские» стал для меня нарицательным, ибо, работая на «малиновые пиджаки» мы получали самые щедрые гонорары, но и самые мудреные при этом задачи. Несколько раз дядю откровенно кидали с оплатой, и он ничего не мог с этим поделать, так как кровавый след за некоторыми клиентами был такой, что лучше было уйти, склонив голову, чем сложить голову на заднем дворе их загородных вил, в попытках доказать свою правоту.
Так вот, повторюсь. К четвертому курсу я мог уже полностью расслабиться, ибо вылететь на этом этапе из института можно было только забив железобетонный болт на учебу и вовсе не появляясь на лекциях. Главным критерием сдачи экзаменов стали тетради с конспектами и узнавание твоей физиономии преподавательским составом собственной кафедры. Посему, я начал усиленные поиски подработки, позволяющие мне обращать в звонкую монету все свободное от посещения ВУЗа время. Весьма прилично поднаторев в плане ремонтно-отделочных работ, я, благодаря приобретенным на шабашках знакомствам, стал брать небольшие заказы, не ставя в известность своего дядю. Где-то установить двери, где-то подлатать скрипучие полы, где-то поклеить новые, финские обои, которые неведомым образом оказались в руках очередного счастливчика. Клиентура моя росла и «малиновых пиджаков» среди нее уже не было.
Я предпочитал работать на средний класс, не накручивая ценник и получая помимо неплохих денег искреннюю благодарность от довольных клиентов. Откладывая с гонораров небольшой процент, я смог осуществить свою мечту и купил шикарный, фирменный набор инструментов в большом пластиковом чемоданчике, который стал моим постоянным спутником на заказах. Клиенту нравилось, что мастер, пускай и слишком молодой на первый взгляд, приходил к ним в дом в опрятном строительном комбинезоне, подаренном мне на последнюю днюху дядей Колей, с полным набором инструментов и, самое главное, вполне уверенно ими пользовался, выполняя работу. Кто ж знал, что именно этот чемоданчик сыграет очень важную роль в моей жизни.
В самом конце летних каникул, во второй половине августа, когда дневную жару мог разогнать только приличный дождь с грозой, хороший знакомый подогнал для меня очередного клиента, средств у которого на наем целой бригады не было, а заплатить одиночке было по силам. Одинокой женщине предпенсионного возраста нужно было установить решетки на окна квартиры, находящейся на первом этаже двухэтажного кирпичного дома. Прочитав адрес, написанный на желтом квадрате офисного стикера, я понял потребность женщины в решетках. Она жила на самом краю нашего городка в не самом благополучном районе, сразу у границы заболоченного леса, про который в народе ходило немало пугающих слухов. Но, как говорится, деньгами даже из самой «жопы мира» можно расплатиться в ближайшем магазине за продукты, так что не в моих правилах было вертеть носом и я, предупредив бабушку, что поздно вернусь, отправился на остановку маршрутки.
В глухой район заказчика ездил только один вид транспорта, в народе называемый Рафик. Проржавевший до дыр по всему основанию РАФ-2203 «Латвия» милостиво распахнул передо мной свою скрипучую дверь, и я успел сесть у открытого окна, ибо за бортом было не меньше тридцати, а в салоне, по ощущениям, царствовал филиал ада. Чемоданчик пришлось держать на руках, ибо на полу даже для ног места было маловато. Маршрутка быстро забилась народом, и мы «понеслись», пятыми точками пересчитывая многочисленные ямы на латанной, перелатанной дороге под тихую ругань старого армянина, сидящего за рулем. К последней остановке я был единственным пассажиром и, захлопнув двери, осмотрелся в наступающих сумерках, освещаемых тусклыми фарами, разворачивающегося в обратный путь Рафика.
Подобие асфальта заканчивалось как раз у последней остановки, так что я потопал пешком по так называемой грунтовке, которая в дождь наверняка превращалась в непролазную грязь. Шагая мимо разнообразных заборов, за которыми стояли видавшие виды домики частного сектора, я то и дело слушал, как дворовые кобели желали мне «доброго пути» своим отчаянным лаем. Стемнело, и на улице зажглись гудящие люминесцентные фонари, создавая на моем пути островки света. Судя по карте, на моем старом мобильнике, с потрескавшимся экраном и перетянутым по низу синей изолентой, идти мне предстояло еще два квартала. Жара, несмотря на заход солнца, выматывала, а тяжелый ящик с инструментами оттягивал руку. В окнах некоторых домов загорался свет, но многие темными проемами все еще ждали возвращения своих хозяев с работы. Дойдя до поворота на нужную мне улицу, я услышал жалобный скулеж, исходящий откуда-то из-за покосившегося забора, за которым виднелись развалины бревенчатого дома.
С самого детства я был неравнодушен к животным. Видимо, это единственное, что я унаследовал от родителей, ибо, по словам бабушки, я был совершенно не похож ни на мать, ни на отца. Я тащил домой все, что имело хвост, мяукало, скулило или чирикало. И звери, как ни странно, отвечали мне взаимностью. Ни разу в жизни меня не покусала собака, не оцарапала кошка, и не клюнул очередной вороненок со сломанным крылом или лапкой. Оставлять в доме фауну навсегда мне не разрешали, но всегда позволяли подлечить очередное несчастное существо и найти ему новый дом. Ну, или, если дело касалось птиц, выпустить их на волю. Спасибо Лизе, моей сестре, за то, что она всегда помогала мне в этом и с удовольствием распределяла выхоженных зверей по семьям своих многочисленных подруг. Так что, пройти мимо призывного звука, сжимающего в сочувствии сердце, я был не в силах.
Наметив подходящую дырку в заборе, я проник сквозь нее и очутился практически в дремучем лесу, настолько сильно заросшим был заброшенный двор. Пробираясь сквозь колючий кустарник и горы разнообразного мусора, я начал приговаривать вслух успокоительным тоном:
— Дружок, я иду! Малыш, ты где? Не бойся. Дядя Леня хочет только помочь!
Судя по стонам, я был не далеко от цели, но до сих пор не понимал, какая именно животинка издает эти жалобные звуки и где именно в этих зарослях она находится. Передо мной резко появилась темные, потрескавшиеся бревна полуразрушенной стены, и я начал протискиваться вдоль крошащегося фундамента в сторону открытых дверей погреба. Звуки явно исходили из его недр. «Странно» — пришла в голову мысль, — «В нашем городке подвалы в частных домах — весьма редкое явление! Их же стабильно затапливает два раза в год. Тающий снег весной и ливни по осени. Сколько же лет этой развалюхе? ЧЕРТ! Больно!». Острая колючка шиповника пропахала на загорелой коже моей левой руки борозду, мгновенно украсившей седую лужайку тонких, седых волос рубиновыми капельками крови. За неимением подручных средств, пришлось слизнуть кровь языком и пониже пригнуться, пробираясь сквозь шипастую преграду к источнику жалобных звуков. Наконец-то я очутился у входа в подвал, одна из полусгнивших, деревянных воротин которого была распахнута. Черный проем напоминал чудовищную пасть, готовую поглотить все живое в своих бездонных глубинах. Холодный, затхлый воздух, исходящий от него, заставил меня задуматься о разумности дальнейшего продвижения, однако очередной жалобный скулеж взял верх над страхом.
