В идеальном мире миссия удалась бы, а Роби и Рил канули в Лету.

В идеальном мире. Единственная проблема в том, что его мир совсем не идеален.

Он покрутил бокал в руке, отпил глоток, откинулся на спинку кресла. После долгого дня, когда он обеспечивал стране безопасность. Он делал грязное, отвратительное дело. И все, кто в этом участвовал, были замараны по уши.

«Включая меня, – думал Эван Такер. – В первую очередь».

Эрл Фонтейн сел на кровати и испустил удовлетворенный вздох.

Визит прошел отлично. Двое мужчин оправдали ожидания, которые сложились у Эрла, когда они впервые на него вышли. Он сам немного удивился, что их пропустили к нему, но, видимо, тюремное начальство больше не считало его опасным – он ведь был стар и умирал в мерзком тюремном госпитале.

Что же, они ошибались. Возможно, у него выдернули жало, но Эрл обладал другими ресурсами, начиная с двух мужчин в черных костюмах с Библиями в руках. А у них были другие люди, еще много, в полном распоряжении.

Библии – отличный ход, думал Эрл. Они отвлекают людей в момент, когда им лучше проявить максимальную бдительность. Хорошо для Эрла. Плохо для закона. Собственно, все, что плохо для закона, всегда было хорошо для Эрла Фонтейна.

Мужчины в черном сделали свою работу. Они были готовы. Теперь настала очередь Эрла.

Он схватился за живот и выхаркал, кажется, приличный кусок левого легкого. Единственного, которое у него осталось. Большую часть правого ему вырезали в попытке остановить рак. Они пытались подлечить его, чтобы скорей убить. Но он их обыграл. Эрл не поправлялся. Он умирал. Быстро, но не слишком.

Единственным, что поддерживало его на плаву, была мысль о том, что если он исполнит последнее дело, оставшееся в его жизни, то умрет спокойно. Только об этом Эрл и думал. Думал постоянно. Только потому еще работало его второе легкое, больное сердце продолжало качать кровь и кое-как удавалось терпеть боль.

Он перевел дух, утер пот со лба и с трудом уселся на постели. Было жарко. Тут всегда стояла жара. Кажется, зимы в Алабаме совсем не было. Больше двадцати лет он истекал потом день за днем, час за часом, минуту за минутой – но терпел, да еще и отпускал едкие шуточки насчет жары, которые потом кочевали из камеры в камеру, делая Эрла вроде как местной знаменитостью.

Он поглядел на трубку. Питание поступало к нему прямо в желудок; хоть он никогда не был обжорой, сейчас еда вообще ничего для него не значила. Как и сигареты, пускай он и досаждал просьбами о них охраннику.

Он собрал остаток сил и поглядел на женщину, делавшую в палате обход. Она была молодой и привлекательной, и, когда Эрл увидел ее в первый раз, у него возникли мысли, не посещавшие уже давно. В свои лучшие дни, высокий, статный, красивый, ох что бы он сделал с этой дамочкой! Точнее, сделал ей. Она узнала бы, кто тут главный, – это уж без всяких сомнений. Она была врачом – умная, образованная, продвинутая. Наверняка с разными либеральными идеями в своей хорошенькой головке. Да что там, она точно ходила на выборы и голосовала не так, как говорил ей муж. Он ненавидел таких девиц. Но это не означало, что ему не хотелось ими обладать.

Он покосился на Мелкого, который сразу встрепенулся, как только завидел докторшу, входившую в палату. Эрл усмехнулся. Он видел, как Мелкий во все глаза таращится на волосы до плеч, от которых так приятно пахнет, на стройные бедра, на хорошенькую округлую задницу, выпиравшую под юбкой, и на очертания мягкого животика под белой блузкой. На стетоскоп вокруг длинной шеи. Уши у нее тоже хорошенькие, подумал Эрл. Он не отказался бы попробовать их на вкус. Всю ее попробовать.

Он представил себе докторшу голой, потом в разном соблазнительном белье. Представил, как выделывает с ней разные штуки. Дыхание его участилось – но не более. Прибор внизу давно не работал. Об этом позаботились химио- и радиотерапия.

Но у Мелкого не было таких проблем. Эрл видел, как его правая рука задвигалась под простыней. Мерзкий маленький говнюк! Мир станет лучше, когда этого ублюдка казнят. Однако какая-то часть Эрла все-таки завидовала тому, что Мелкий может, а он – нет.

За докторшей шел Альберт, самый здоровенный и злобный из всех охранников в тюрьме. На его фоне Эрл выглядел недоноском. Вообще все выглядели так рядом с ним. Форма на Альберте трещала, как будто во всей тюремной системе Алабамы не нашлось одежды ему по размеру. Он шарил взглядом по палате, и его глаза никогда не останавливались, а руки не выпускали дубинку. Альберт следовал за докторшей как тень из-за предыдущих инцидентов, и Эрл это знал.

Заключенные уже пытались добраться до нее, пощупать, а то и поцеловать. Вот почему Альберта приставили к ней – делать обходы. Теперь стоило попытаться дотронуться до края ее юбки – и тебе перешибали горло дубинкой. Альберту было плевать, как тяжело ты болен и какие муки испытываешь. Он просто причинял тебе еще боль. Эрл был в курсе, потому что Мелкий как-то попытался. И если у Эрла и были какие мыслишки на этот счет, они улетучились в один миг после того, что случилось с Мелким.

Альберт выбил ему три зуба, и кровь брызнула с такой силой, что попала Эрлу на постель. Это было два месяца назад, когда Мелкий лежал в тюремном госпитале с очередной хворью. Он вечно мучился какими-то болячками; а может, мысли об игле с ядом, уже приготовленным для него, делали Мелкого таким болезненным. Эрл не знал и не хотел знать. Он просто выжидал, когда докторша подойдет к нему.

Двадцать минут спустя она оказалась возле Эрла.

Правда, сначала его ноздрей достиг ее запах – жимолость и ландыш. Он нюхал их ребенком в лесах Джорджии. Докторша единственная пахла приятно в этом проклятом месте. Охранниц-женщин тут не было, а мужики воняли чуть ли не хуже заключенных. А вот от доктора веяло ландышем. Она ему нравилась. Эрл ждал ее визитов и приходил в дурное расположение духа, когда ее заменял другой врач.

Она взяла его карту с крючка в ногах кровати и пробежала глазами. Эрл подумал, что она наверняка уже знает все, что там написано, наизусть – и все это указывает на его скорую кончину. Наверное, она должна была просто следить за тем, чтобы он получал нужные препараты.

– Как ваши дела сегодня, мистер Фонтейн? – спросила она.

Докторша никогда не улыбалась и не хмурилась. Не бывала радостной или грустной. Она просто… присутствовала в палате. Но для Эрла этого было достаточно, особенно сегодня.

Он покосился на Альберта, стоявшего за ней. Альберт уставился на Эрла сверху вниз, и при виде ухмылки на его роже Эрлу захотелось всадить пулю ему в башку.

– Хорошо, хорошо. Не жалуемся, нет. Может, только еще чуток морфина в капельницу, док. Чтобы пережить ночку.

– Я посмотрю, что можно сделать, – ответила она, продолжая листать карту. Проверила его показатели на мониторе, потом послушала сердце. От прикосновения ее руки к шее кожа у Эрла вспыхнула от удовольствия. Женщины не дотрагивались до него больше… ох, он уже и не помнил сколько… С тех пор как этот парень, Клинтон, стал президентом, да.

Она задала ему еще несколько вопросов и даже присела на край кровати, чтобы посчитать пульс. Когда она скрестила ноги, ее юбка слегка задралась, так что Эрл смог рассмотреть округлое колено. У него по спине побежали мурашки. Она… у него в постели?

Он поднял глаза на Альберта и вернул тому ухмылку: так тебе, здоровенная ты скотина!

– Что-нибудь еще, мистер Фонтейн? – спросила она, поднимаясь с кровати и разворачиваясь к нему.

Вот он, тот самый момент. Которого Эрл ждал все это время.

– Да есть кое-что, док…

– Что же? – спросила она без особой заинтересованности. Заключенные частенько приставали к ней с просьбами, преимущественно извращенными, даже когда громила Альберт торчал за спиной. Похоть у них брала верх над здравым смыслом.

– Есть у меня дочка.

Вот теперь она обратила на него внимание:

– Дочь?