– Твоими молитвами, – на этот раз она не смеялась, приняла всерьез его треп. – Зато абсолютно свободна. При разводе взяла девичью фамилию.
– Молодец! И правильно, – поддержал он такое решение. – Если развелась, кыш из паспорта, с глаз долой, из сердца вон. В деревню поехала, народ грамоте учить. Похвально! Мать-героиня, декабристка. Как сын?
– А сыну я фамилию мужа оставила. Ломов он! Борис Ломов, – со злорадством добавила она.
Да знает он, как Бориса зовут, всю родословную выучил, иначе бы не приехал.
– Что ж так! – Драма укоризненно вздохнул. – Хотя понимаю. Борис Букин? Букой бы дразнили. Это ты правильно сообразила. Дети ни при чем, за что страдать? Ломов лучше.
– Валера. Причем тут Ломов! Ты на письмо мое не ответил, проигнорировал. Приехал бы, признал сына, тогда бы на тебя записала! Не могла я парня на своей фамилии оставить, деревня все-таки. Приехала без мужа, родила, бывает, муж в городе остался. А если фамилия мамина, девичья, значит, нагуляла в городе, и вернулась. Тебе не понять!
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день? Услышав про письмо, Драма что-то вспомнил. Действительно, сто лет назад какая-то девица, а их было множество, написала ему письмо, где сообщила, что родила, якобы от него. Детали он сейчас не помнил, но помнит, что долго смеялся. Значит, Лариса Игнатьевна, женщина в годах, лет на пять его старше, тогда родила, и уверена, что от него? Тут надо аккуратно, чтобы делу не повредить.
– Лариса, как ты могла, – сказал он. – Я думал, Борис твоего мужа сын. И Юра, кстати, тоже так думает, – Драма пошел в атаку. – Вот как вам верить? Женщины. Коварство вам имя!
– Какая сентиментальность, надо же, мужа моего разыскал. Надеюсь, не ляпнул, что Борис не его сын? – она смотрела с тяжелым подозрением, как прокурор на подсудимого. Драма незаметно обрастал родственниками, брошенными детьми, бабушками, первыми мужьями. Сейчас танцы начнутся, подумал он, хороводы водить, свадьбу сыграем. Начну новую жизнь! В сельском клубе, почему нет. Запишусь в хоровой кружок, буду на баяне играть.
– Интриганка, – огрызнулся он. – Гадай теперь, чей сын!
– Раньше надо было гадать, – мстительно сказала она. – Опомнился. Когда сын вырос.
И только тут да него дошло по-настоящему. Борис Ломов – его сын? Невероятно. А зачем ей сейчас лгать? Драма озадаченно смотрел на Букину, стало не до шуток. Не может быть, так не бывает. Или бывает в самых дешевых телесериалах. Приехал на такси, можно сказать, в сельскую глубинку, посетил первую попавшуюся деревню, зашел в клуб, хорошо, не на ферму к дояркам, встретил незнакомую женщину, а она, оказывается, мать твоих детей?? Взрослый сын! Еще, что ли, поездить по городам и весям. Глядишь, еще внуки объявятся. Передача от всей души! Драма приходил в себя, скрывая от Букиной легкую растерянность.
– У меня сейчас обед, – заведующая клубом глянула на часы. – Пойдем домой. Или ты на такси? Заодно поговорим. Небось, хочется про сына узнать? Беда с ним, Валера, не знаю, что делать, пропадет ребенок…
Драма почувствовал себя матерым семьянином. А когда вышли из клуба и стали здороваться со всеми встречными и поперечными, он подумал: устроюсь трактористом! Теперь он хотел найти Бориса во что бы то ни стало. Перед домом Букина вдруг предупредила:
– Только ты ни на что не рассчитывай! Понял? Обещай.
– Ты про что, – испугался Драма, зная по опыту, что после таких слов женщины часто впадают в беспамятство, могут запросто изнасиловать в стогу сена, где угодно, даже на зимнем сеновале, а ему было не до этого, как-то не расположен.
– А про то, что фамилия сына останется прежней. Иначе разговоров тут будет!
Драма облегченно вздохнул. Кто, о чем, а вшивый о бане.
– Он взрослый мальчик, пусть сам решает, – сказал он застенчиво.
– И вообще не болтай! Ты, правда, меня вспоминал? Мне очень приятно…
Они зашли во двор, остановились возле крылечка. Лариса Игнатьевна смотрела вопрошающе, как собачонка, ожидающая вкусную косточку, только что хвостом не виляла, за его отсутствием.
– Правда. Особенно по ночам, – игриво сказал Драма и без фанатизма тронул Букину за неожиданно упругую задницу. А может, и в самом деле, переехать в деревню?
– Ух, ты, кобель! Одно на уме, – заведующая клубом фыркнула, выразив свое женское возмущение. – Валера, ты маме не проговорись. Хорошо?
– Не бойся, – обиделся он. – Ночевать не останусь…
Они зашли в дом. Обедать он тоже отказался, только чай, познакомился с мамой Ларисы Букиной, мысленно приучая себя обращаться к ней без отчества. Подумаешь, цаца деревенская, заведующая клубом. Он хоть и не агротехник, но все впереди, жизнь наладится. Потенциальной теще, еще когда приехал, он представился корреспондентом областной газеты, чем спровоцировал почтительно к себе отношение, хотя тракторист круче, но он же не знал, как дело обернется! Пока Букина обедала, ему предложили семейные фотографии, как без этого. Назвался груздем. Драма с воодушевлением рассматривал желтые снимки дедов и прадедов, догадываясь, что про Бориса ничего нового не узнает, но нет худа без добра. Выпросил фотографию в армейской форме, проще будет розыск вести. А ничего парень, плечистый. Добрый молодец, важно подумал он, сам удивившись нахлынувшим эмоциям. А заинтересованной бабке пояснил:
– В газете пропечатаем! Про Чеченскую войну материал готовим. Как про такого героя не написать? Я вам экземпляров побольше привезу, когда выпуск будет. Да, Лариса Игнатьевна? В клубе повесите.
– Не знаю, посмотрим, – раздраженно сказала Букина, оправдывая свою фамилию. – Валерий Петрович, мне пора на работу! Уходим?
– Я вас провожу, – с готовностью откликнулся Драма, пряча фото в карман, и поднялся. – Мне тоже пора, потеряют, искать начнут с собаками. Спасибо за угощение!
Никакой информации, где искать Бориса, он не получил, но успел стать отцом. Не так уж плохо! Конечно, вор на доверии не бог весть какая радость, но и не футболист какой-нибудь. Пока бодрым шагом шли до клуба и опять здоровались с жителями, Букина поделилась опасениями за судьбу сына, дескать, его из милиции искали, пропадет! Вот это уже ближе к теме.
– Хулигана, значит, воспитала? Я с ним поговорю. Давай адрес!
– Валера! Не стоит мальчику знать, что ты настоящий папа. Это его травмирует!
Этого мальчика, подумал Драма, может травмировать разве только крейсер Аврора, если в упор выстрелит, винтом порежет и нашинкует, и то вряд ли. Легче Зимний взять, революцию устроить, но матросов жалко. Похоже, заведующая Дворцом Культуры не в курсе, что он своего папашу кухонным ножом чуть не зарезал, вот это была бы травма! Драма пообещал:
– Я с ним очень серьезно поговорю. Милиции не сказала, где он, и правильно, могут посадить, а мне можно. В крайнем случае, ремень покажу, что это в самом деле? Мать с бабушкой совсем забросил, не навещает, писем не пишет! Нехорошо.
Они стояли перед клубом, прощались, вероятно, навеки-вечные. И она сообщила адрес общежития, куда раньше посылала письма, но последние не нашли адресата, бардак в стране. Букина смотрела с надеждой.
– А его не посадят?
– Есть знакомые полковники, – туманно пообещал Драма, размышляя, поцеловать в губы или достаточно ручку пожать. Вряд ли они еще увидятся, кто знает? Вот возьмет и женится. Лет через двадцать. Лучше редко видеться, чтобы сильно не надоедать, беречь надо чувства. Он посмотрел с недоверием. – А это точно мой сын?
– Конечно, – Букина зарделась, хотя мороза не было. – Я любила тебя.
– А сейчас? – пошутил он. – Выходи за меня. Через годик, денег накоплю…
Лариса Игнатьевна с достоинством отвернулась, на прощание сделала ручкой, и скрылась в клубе. Ушла от ответа. Он печалился недолго, и направился в сторону шоссе, чтобы поймать машину, а по пути размышлял о превратностях судьбы. Когда-то Драма изучал провинциалок, сталкивался по службе. На первый взгляд, неприступны, как скалы, аж дым из ушей, такие строгие. Блюдут невинность. В деревне иначе нельзя, это понятно, они у всех на виду. Но если кто ввергнет их в грех, все пропало, влюбляются насмерть, никакая мораль не удержит. Небось, наговорил ей в прошлом ласковых слов, в молодости была красивой, соблазнил, и забыл напрочь. А она влюбилась, дурочка замужняя. Забеременела, родила, развелась с мужем, черт те что наделала. И двадцать лет ждала, пока в нем отцовские чувства заговорят!? И ни разу не напомнила ни о сыне, которого одна воспитывала, ни о себе, подразумевая, что он ее тоже любил. А он и не знал, даже не подозревал. Письмо послала, а вдруг оно не дошло, мало ли кто что пишет, всерьез не принял. Она и теперь думает, что он запросто мог или может жениться! Дескать, погулял мужик, перебесился, но вот ведь, приехал. Значит, есть оно счастье, близко, не за горами. Сидит сейчас в своем кабинете, и решает вопрос: простить или не простить, пойти замуж или еще подумать? Святая женщина! Драма чуть не прослезился, но вовремя поймал машину.
