— Чем могу я помочь твоему делу? — спросила Ильянди.
Калава удивленно выдохнул:
— Уф-ф! Ты откуда знаешь о моих задумках? — И тут же добавил поспешно: — Разумеется, госпоже моей ведомо многое.
Она улыбнулась:
— Саги о тебе уже не первый год разносит ветер. Вести достигли нашего уединения. Ты втайне разыскиваешь своих бывших матросов. Приказал починить оставшийся у тебя корабль. Встречался с торговцами — несомненно, затем, чтобы обсудить с ними цены. Это мало кто замечает. Не в твоем обычае подобная таинственность. Куда ты собрался, Калава, и почему скрываешь приготовления?
Усмешка его была горькой.
— Госпожа моя не только мудра и учена, она умна. Раз так, отчего бы не перейти сразу к главному? Я замыслил путешествие, которое почти все назвали бы безумным. Иные попытались бы мне помешать, решив, что я разгневаю богов того края, — ведь оттуда никто еще не возвращался, а старые байки про виденных издалека чудовищ люди помнят до сих пор. Но я в них не верю: верил бы — не пытался бы туда ходить.
— О, полагаю, отвага все равно повела бы тебя туда, — полушепотом произнесла Ильянди, а громче сказала: — Но ты прав, страх скорее всего не имеет под собой оснований. До Сияющих Полей тоже никто прежде тебя не добирался морем. Но тогда ты не просил ни заклятий, ни благословений. Почему теперь ты обратился ко мне?
— На сей раз дело другое. Я не стану тереться вдоль берега. Я… ну, мне нужно раздобыть и обучить нового ху-укина, а на это потребуется немало времени и денег. — Калава почти беспомощно развел своими большими руками. — Знаешь, госпожа, я и не собирался больше в плавание. Может, это и вправду безумие — старый человек со старой командой на одном-единственном старом судне. Я надеялся, госпожа моя, что ты дашь мне совет.
— Маяк не нужен тому, кто намерен пересечь Дорогу Ветров, — ответила она.
На сей раз его не застали врасплох.
— Могу ли спросить, что знает моя госпожа? Ильянди взмахнула рукой. Длинные пальцы, блеснув
в свете лампы, пронзили сумерки, словно когти ночного ястреба.
— Ты уже побывал на востоке и не стал бы скрывать, что собираешься туда вновь. На юге древние торговые пути тянутся до самого Зхира. Что там брать, кроме добычи из обворованных могил и мертвых городов, которую приносят нищие грабители? Что искать за безлюдными пустошами, кроме — как говорят — Опаленных Земель и смерти в безвестности? На западе мы знаем несколько островов, за которыми океан пуст. Если на том его берегу и есть что-нибудь, ты умрешь от голода и жажды прежде, чем доберешься туда. Но к северу — да, воды яростны, но порой люди натыкаются на обломки неведомых деревьев или замечают птиц незнакомой породы, унесенных бурей; и легенды говорят о Высоком Севере, и о том, как с мачт кораблей, сбившихся с курса, замечали вершины гор…
Ее голос становился тише и тише, пока не смолк.
— Иные из этих легенд кажутся мне правдивыми, — произнес Калава. — Правдивыми больше, чем россказни о чудовищах. К тому же дикие хуукины кормятся в открытом море, там, где много рыбы. Там же я в сезон видел их меньше, чем в других местах. Там должен быть другой берег. И какой, как не Высокий Север?
— Ты прозорлив, капитан, — кивнула Ильянди. — Что еще ты надеешься найти?
Он опять улыбнулся:
— Расскажу, когда вернусь, госпожа моя.
— Там нет богатых городов и некого грабить. — Ее тон стал резче.
— И не с кем торговать, — согласился Калава. — Иначе разве мы не натыкались бы на работы искусных ремесленников или, скажем, остатки кораблекрушений? Однако… Чем дальше к северу, тем меньше солнца и больше дождя, ведь верно? Тот край может отличаться мягкой погодой, множеством леса, плодородной землей. — Его слова были словно удары в барабан. — И за него не придется ни с кем воевать. Там ведь нет пустыни! Там все можно начать заново, госпожа моя.
Ильянди пристально смотрела на него сквозь полумрак:
— Ты вернешься домой, наймешь людей, создашь с ними колонию на севере и сделаешься ее королем?
— Ага, стану там самым главным, хотя, сдается мне, со мной пойдет такой народ, которому больше по нутру республика. Но главное… — Он вдруг опустил голову. — Свобода. Честь. Вольнорожденная жена и новые сыновья.
Какое-то время они молчали. Спустилась ночь. Было светлее, чем обычно, потому что от запада к зениту тянулись полоски чистого неба. В листве гулял прохладный ветерок, словно мечта Калавы шептала ему слова обещаний.
— Ты уже принял решение, — сказала наконец Ильянди. — Зачем ты пришел ко мне?
— За любым советом, какой ни дашь, госпожа моя. Здесь много книг, в которых может найтись все, что угодно.
— Сомневаюсь. — Она покачала головой. — Разве что труды по навигации… Ведь это главная сложность, не так ли?
— Так, — вздохнул Калава.
— Какими способами капитаны находят верный путь?
— Разве ты не знаешь?
— Я знаю то, что известно всем. Ремесленники хранят секреты своего мастерства, а мореходы едва ли от них в этом отличаются. Если ты расскажешь мне о том, как правишь судном, я никому не пророню ни слова, но, может статься, сумею что-нибудь добавить.
— Бьюсь об заклад, сумеешь! — вспыхнул он. — Луну и звезды мы видим нечасто и лишь урывками. Солнце почти все время скрыто за облаками. Но вы, Мыслящие-о-Не-бе, за сотни лет наблюдений и подсчетов набрались мудрости… — Калава замялся. — Не слишком ли она священна, чтобы делиться ею?
— Нет, нет, — ответила Ильянди. — Ведь календарь вилкуи открыт для всех, не так ли? Причина, по которой мы редко помогаем морякам, в том, что они сами не способны воспользоваться нашими знаниями. Продолжай.
— Верно, ведь это вилкуи открыли путеводные камни… Что ж, ходя вдоль берегов в здешних водах я полагаюсь большей частью на то, что помню ориентиры на суше. Помогают и промеры глубин, особенно если лот приносит песок со дна, чтобы я взглянул на него и попробовал на вкус. Потом, с Сияющих Полей я привез кристалл — ты должна о нем знать, потому что второй такой же я отдал, когда вернулся, ордену, — чтобы глядеть сквозь него на небо, и, если тучи не слишком густые, в нем лучше видно солнце. Вдалеке от земли лаглинь и песочные часы позволяют судить о скорости, а путеводный камень — о направлении. В плавание до Высокого Севера и обратно я, пожалуй, в основном ими и буду пользоваться. Но если госпожа моя придумает что-нибудь еще…
Ильянди села прямо, и в ее голосе послышалась настойчивость:
— Полагаю, что да, капитан. Я изучила твой солнечный кристалл. С его помощью, зная путь солнца по небу в течение года и какой сегодня день, можно определять широту и время суток. К тому же даже быстрый взгляд на луну и звезды неоценим для странника, который хорошо с ними знаком.
— Это не про меня, — криво усмехнулся Калава. — Вот ежели госпожа моя напишет все на бумаге, тогда, может, я своей старой головой и разберусь, что к чему.
Она его, похоже, и не услышала. Взгляд ее был устремлен ввысь.
— Положение звезд на Высоком Севере… — пробормотала Ильянди. — По нему мы могли бы судить, действительно ли мир круглый. И верно ли, что небесное сияние ярче там, в истинном Путеводном Краю?
Калава посмотрел туда же, куда она. В разрыве между облаками мерцали три звезды.
— Ты добра, госпожа моя, что сидишь здесь и говоришь со мной, когда могла бы, ухватившись за возможность, стоять сейчас на мостике корабля.
Она взглянула ему в глаза:
— Ты можешь больше, чем я, капитан. Лишь услышав о твоей экспедиции, я принялась думать о ней. Да, я помогу тебе, чем сумею. Наверное, даже поплыву с тобой.
С утренним отливом, как только достаточно рассвело, чтобы править кораблем, «Серая гончая» покинула Сирсу. На причале, несмотря на ранний час, собралась толпа. Большинство молча смотрели. Кое-кто делал знаки, защищающие от зла. Некоторые — в основном молодежь — затянули дерзкую песню, но их голоса глохли в сыром воздухе.
Лишь незадолго до отплытия Калава признался, куда направляется. Пришлось. Иначе как было объяснить, что на борт взошла Мыслящая-о-Небе? Скрыть ее присутствие не удалось, зато оно освятило замысел и не позволило властям запретить плавание. Правда, те, кто верил, будто Дорога Ветров кишит чудовищами и демонами, которых только тронь, и они ринутся в прибрежные воды, не расставались со страхом и сомнениями.
